Бен-Гур - Лью Уоллес

Поставленная задача требовала терпения, искусства, рвения, веры и самоотверженного труда — качеств, из которых вырастает власть над людьми, которых подвигают на большие трудности; и никто еще не обладал этими качествами в большей степени и не использовал их лучшим образом, чем наш герой. Как он работал! С каким самозабвением! И все же он потерпел бы неудачу, если бы не поддержка Симонида, который поставлял оружие и деньги, и Ильдерима, обеспечивавшего охрану и продовольствие. Но и этого было бы недостаточно, если бы не гений галилеян.

Под этим именем мы разумеем четыре колена: Асир, Завулон, Иссахар и Неффалим; и области, первоначально выделенные им. Евреи, рожденные близ Храма, презирали своих северных братьев, но даже в Талмуде говорится: «Галилеяне любят честь, а иудеи — деньга».

Страстно ненавидя Рим, они любили свою землю, при каждом восстании первыми выходили на поле и последними оставляли его. Сто пятьдесят тысяч галилейских юношей погибло в последней войне с Римом. На великие праздники они отправлялись в Иерусалим, двигаясь и останавливаясь лагерями, подобно армии в походе; однако не любили принуждения в вере и были терпимы даже к язычникам. Прекрасные города Ирода, римские во всем, особенно Сефорис и Тивериада, наполняли их гордостью, и они охотно поддерживали царя-строителя. Они принимали в сограждане людей изо всех краев и жили с ними в мире. Они дали еврейской славе поэтов, как певец Песни Песней, и пророков, как Иосия.

Этот народ — живой, гордый, смелый, твердый верой и богатый воображением — не мог устоять перед рассказом о грядущем Царе. Того, что он шел повергнуть Рим, было достаточно для привлечения волонтеров под знамена Бен-Гура; но услышав, что миром должен править Царь, более могучий, чем цезарь, и более славный, чем Соломон, и что власть его продлится до века, они предавались новому делу телом и душой. Они спрашивали Бен-Гура, на чем основаны его слова, он цитировал пророков и рассказывал о Балтазаре, ждущем в Антиохе, — и это удовлетворяло их, ибо это была древняя и излюбленнейшая легенда о Мессии, знакомая почти так же, как имя Господа; давно лелеемая мечта. И вот Царь не просто грядет — он уже близко.

Так пролетели для Бен-Гура зимние месяцы, и пришла весна, принесшая веселые дожди с моря на западе; и он так серьезно и успешно потрудился за это время, что мог сказать себе и своим последователям: «Пусть славный Царь придет. Ему довольно сказать, где желает поставить свой трон. У нас достанет мечей».

И все люди, идущие за ним, знали его только как сына Иуды, носящего то же имя.

Однажды вечером к Бен-Гуру, сидящему с несколькими галилеянами у входа в пещеру, прискакал араб-гонец и передал письмо. Сломав печать, он прочитал:

«Иерусалим, Нисан IV.

Явился пророк, которого называют Илией. Многие годы он жил в пустыне, и в наших глазах он — пророк; и такова же его речь, несущая весть о том, кто больше, чем он, кто, как говорит он, придет скоро и кого он ныне ждет на восточном берегу Иордана. Я видел и слышал его, и тот, кого он ждет, — Царь, которого ждешь ты. Приходи и суди сам.

Весь Иерусалим вышел к пророку и много других людей, и берег, на котором он живет, стал подобен Елеону в последний день пасхи.

МАЛУХ».

Лицо Бен-Гура вспыхнуло радостью.

— Если верить этим словам, друзья, — сказал он, — если верить этим словам, наше ожидание подходит к концу. Провозвестник Царя явился и возгласил о нем.

Выслушав письмо, возрадовались и они.

— Теперь будьте готовы, — добавил он, — и утром отправляйтесь по домам. Когда придете, известите своих и велите быть готовыми собраться по моему приказу. Я же отправлюсь убедиться, действительно ли Царь близко, и пришлю вам весть. До тех пор оставляю вас в радости.

Удалившись в пещеру, он написал Ильдериму и Симониду о полученных новостях и своем намерении немедленно отправиться в Иерусалим. Письма были отправлены с быстрыми гонцами. Когда опустилась ночь и вышли на небо путеводные звезды, он сел в седло и с арабом-проводником отправился к Иордану, планируя выйти на караванный путь между Раввой Аммонитской и Дамаском.

Проводник был надежен, а Альдебаран быстр, к полуночи два всадника миновали каменную пустыню и понеслись на юг.

ГЛАВА II

Трапеза у озера. Ира

Бен-Гур собирался к рассвету найти укромное место для отдыха, но заря застала его в открытой пустыне, и он продолжал путь, поверив обещанию проводника, что невдалеке находится скрытая скалами долина с источником, шелковичными деревьями и травой для лошадей.

Он скакал, размышляя о чудесных событиях, которые должны начаться уже скоро; о переменах, которые принесут эти события в жизнь всех народов; но не терявший бдительности проводник перебил его мысли, указав на незнакомцев, появившихся сзади. Вокруг простирались волны песка, медленно желтеющие в солнечных лучах, и ни пятнышка зелени. Слева вдали лежала невысокая и казавшаяся бесконечной горная цепь. В этой бескрайней пустоте ничто движущееся не могло долго оставаться загадкой.

— Это верблюд с седоками, — сказал проводник.

— А других за ним нет? — спросил Бен-Гур.

— Один. Нет, еще всадник на лошади — погонщик, наверно.

Вскоре Бен-Гур сам смог разглядеть белого верблюда необычайных размеров, напомнившего чудесное животное, которое привезло Балтазара и Иру к источнику в роще Дафны. Другого такого быть не могло. Бен-Гур задумался о прекрасной египтянке, и незаметно рысь Альдебарана начала замедляться, превратившись почти в шаг, так что вскоре уже можно было рассмотреть полотняную беседку и двух седоков в ней. Что, если Балтазар и Ира? Объявиться ли им? Но этого не может быть — одни в пустыне! Пока он бился над вопросом, верблюд приблизился. Он услышал звон колокольчиков, увидел богатую сбрую, так поразившую зрителей у Кастальского ключа. Вот и эфиоп — вечный спутник египтян. Высокий зверь остановился рядом с Альдебараном, и Бен-Гур, подняв глаза, увидел саму Иру, глядевшую на него сверху своими огромными влажными глазами, полными изумленного вопроса.

— Благословение истинного Бога тебе, — дрожащим голосом произнес Балтазар.

— И тебе и твоим мир Господа, — ответил Бен-Гур.

— Мои глаза ослабели с годами, — сказал Балтазар, — но они убеждают, что ты — тот сын Гура, которого я видел почетным гостем в шатре Ильдерима Щедрого.

— А ты — Балтазар, мудрый египтянин, от кого я услышал святые предвестия, во многом благодаря которым ты находишь меня в этом пустынном месте. Но что делаешь здесь ты?

— Не пусто место, где пребывает Бог, а Бог — всюду, — серьезно ответил Балтазар, — но я понимаю, о чем ты спрашиваешь. Недалеко за нами идет караван, направляющийся в Александрию через Иерусалим. Собираясь в Святой Город, я нашел эту оказию удобной. Но нынче утром, не выдержав медлительности движения — с караваном идет римская когорта, — мы встали рано и поехали вперед. От разбойников у меня есть печать шейха Ильдерима, а от хищных зверей защитит Бог.

Бен-Гур поклонился и сказал:

— Печать доброго шейха — надежный талисман в пустыне, и вряд ли найдется столь быстроногий лев, чтобы догнать этого царя своей породы.

Он похлопал по верблюжьей шее.

— Однако, — сказала Ира с улыбкой, не ускользнувшей от еврея, чьи глаза — надо признать — несколько раз за время беседы со стариком обращались к красавице, — однако даже ему не мешало бы подкрепиться. И цари знают голод и головную боль. Если ты в самом деле Бен-Гур, о котором говорил мой отец и которого я сама имела удовольствие знать, ты будешь рад показать нам ближайшую дорогу к животворящей воде, чей блеск сделал бы приятнее наш завтрак в пустыне.

Бен-Гур не медлил с ответом.

— Прекрасная египтянка, я рад видеть тебя. Если сможешь потерпеть еще немного, мы найдем источник, и обещаю, что его струя будет не менее холодной и чистой, чем воды более знаменитого Кастальского ключа. С твоего позволения, поспешим.

— С тобой — благословение жаждущего, — ответила она. — В свою очередь могу предложить тебе хлеб из городской пекарни и свежее масло с росных лугов Дамаска.

— Редкостные яства в пустыне. Едем же.

Через некоторое время путники спустились в неглубокое вади. Русло было гладким после недавних дождей и довольно круто уходило вниз. Оно быстро расширялось; вскоре с обеих сторон поднялись высокие стены с выступающими скалами, изборожденными низвергавшимися сверху потоками. Наконец путешественники въехали в прекрасную долину, после желтых, лишенных растительности просторов показавшуюся обретенным раем. Повсюду журчали ручьи, чье течение можно было определить только по белым полосам гальки, а между ними лежали острова травы, окаймленные тростником. Занесенные из долины Иордана, украшали этот оазис своими крупными цветами странствующие олеандры. В царственном одиночестве стояла пальма. Подножия окружавших низину стен обвивал дикий виноград, а под нависшим утесом приютилась небольшая шелковичная роща, указывающая на источник, которого искали путешественники. Туда и повел их проводник, не обращая внимания на посвистывающих куропаток и ярче расцвеченных пташек, вспархивающих из тростниковых зарослей.