Европейская поэзия XVII века - Автор неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДЖУЗЕППЕ БАТТИСТА
ОБМАНЩИЦАКак только Ниче открывает рот,Я слышу ложь. Обман — любое слово!Она добра со мной, когда сурова,Гоня меня, она меня зовет.
То благостна, то холодна, как лед,То оставляет, то помочь готова,То истязает, то лелеет сноваИ делает неощутимым гнет.
Изолгалась— и этим побуждаетЗабыть ее, себе не портить кровь.Забуду! Гнев по праву побеждает…
Но скоро передумываю вновь:Коль скоро правда ненависть рождает,Должна неправда порождать любовь.
РУЖЬЕНемецких рук работа, сей снарядЧуть запалит селитру в смеси с серой,Узду свинцу ослабит, птице серой,—Что твой перун из громоносных гряд!
Пусть зверь резвей парфянца во сто крат,А не уйдет от смерти огненерой;Горошины мгновенного холеройОбрушат стаю птиц, как страшный град.
Он изрыгает молнии и громыИ рыцарей умеет уложитьСтогами окровавленной соломы.
Так что же, Смерть, косой тебе косить.Орудья новые тебе знакомы,Учись у мира — мир перуном бить.
ЧЕЛОВЕКУ ДОЛЖНО БЫТЬ МИРНЫМЧтобы в смертельной схватке уцелеть,Клыки и лапы служат псу защитой,Сражается рогами бык сердитый,Врага стараясь на рога поддеть.
Свой коготь точит в зарослях медведь.Гирканский хищник — зуб свой ядовитый,И дикобраз, иголками покрытый,Спокоен: ведь его не одолеть.
Других примеров под луной немало:Бесстрашный клюв — оружие орла,Пчеле дано игольчатое жало…
И только нам природа не далаОружия. Разумное начало —Чтоб люди людям не чинили зла.
ОСУЖДАЕТ СООРУЖЕНИЕ РОСКОШНЫХ ЗДАНИИПоветрие! Не счесть глубоких ран,Оставленных на теле гор металлом,И на судах настало время скаламПересекать волнистый океап.
И в центр земли безжалостный таранУпорно острым проникает жалом,И царь айда — в страхе небывалом,Что солнце озарит подземный стан.
Роскошные дома растут все выше,Все больше заслоняя белый день,—Вот-вот Юпитер крикнет: «Эй, потише!»
Все выше… А зачем — подумать лень.Порою царства гибнут ради крыши,А что подарит крыша? Только тень.
ДЖУЗЕППЕ АРТАЛЕ
БЛОХА НА ГРУДИ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫВсего лишь пятнышко, но как проворна!Ты отыскала сладостное лоно,И там, где солнца луч скользит влюбленно,Ты тьмы крупица, жалящей, тлетворной.
На перламутре белом точкой чернойНесешь в ложбинке караул бессонный,Собой являя образ воплощенныйСтихии малой, но, увы, бесспорной.
Неуловима и едва заметна —Смущать покой — твое предназначенье.Ты черный атом страсти безответной.
Ты боль мне предвещаешь и томленьеИ призвана быть вестницей секретнойДуши таверной, что сама — смятенье.
МЕЧТАВзойдет мечта, лишь солнце канет в море —На море слез нисходит, боль смягчив.Горю любовью к Лидии, ио гореВо сне безмолвствует, и я счастлив.
На стрелы гнева не скупятся зори.Я обретаю мир, глаза смежив.Презренье, что ловлю я в каждом взоре,Ночами гаснет, и опять я жив.
Истома, ночь мечты неодолимойОдна мне утешение несет,Но боль к утру вдвойне невыносима.
О боже, смилуйся! Пусть боль невзгодВ груди растает; пусть любовь незримоЖивет лишь в грезах иль навек заснет.
ДЖАКОМО ЛУБРАНО
КОМАРУ, МЕШАВШЕМУ ЛИТЕРАТУРНЫМ ЗАНЯТИЯМ АВТОРАТы будишь ярость, круг чертя за кругом,И силы нет терпение напрячь,Твои уколы, маленький палач,Мешают образованным досугам.
Твоей трубы в звучании упругомТриумф звенит, безжалостный трубач,Ты ранишь веки сопные — хоть плачь,Ты заставляешь сон бежать с испугом.
Гудящий атом, ты снискал хулу,Вонзая жало и в лицо и в руку,Гул превращая в звонкую стрелу.
По вкусу кровь кусающему звуку,На горе нам. Проклятие теплу!Терпеть — и от кого — такую муку!
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ БЕРГАМОТЫ, В ИЗОБИЛИИ ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ В САДАХ РЕДЖО-ДИ-КАЛАБРИИКаприз природы, буйных снов расцвет,Фантазии причуда воспаленной,Ветвистые Протеи, вздор зеленый,Кошмары, бергамоты, зримый бред,
Подобье рати Кадма, — разве нет? —К осеннему турниру снаряженной,Или уроды, ветреной ПомонойИз-под земли рожденные на свет.
Перед тобой химеры, мир звериный,Медвежья морда, щупальца медуз,И лапа тигра, и клубок змеиный.
И в страхе ты предчувствуешь укус…А вот рога торчат густой щетиной…Но и у страха запах есть и вкус.
МОЛЬПодумать только, сколько зла от моли!Страницы просвещенные грызя,Моль обрекает книги жалкой доле,Посмертной жизни мудрецов грозя.
Она для распри расчищает поле,Дух разума безжалостно разя:Как можно рассуждать о некой школе,Коль половины букв прочесть нельзя?
Кем рождена, того злодейка гложет,К наследию духовному глуха,Прожорливости утолить не может
И, призрак первородного греха,Страницы искалеченные множит:Где проползла она — лежит труха.
ФЕДЕРИКО МЕНИННИ
СУЩНОСТЬ БЫТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГОСтраницы, из которых узнаюТак много я, бросают вызов ЛетеИ дальше мудрость понесут свою —Тем, кто нуждаться будет в их совете.
Обитель эту, где себе даюЯ от радений отдых, стены этиДругой другому предпочтет жилью,Когда пребудет все, как есть, на свете.
На этом ложе, где в объятьях снаЯ от себя как будто отлучаюсь,Другой уснет в другие времена.
Я неотступной думой огорчаюсь:Безжизненным предметам сужденаБольшая жизнь, а я, увы, скончаюсь!
ЛОЖЬ, ЦАРИЦА МИРАИ разумом и взором разумею,Что в мире ложь царит, и только ложь.Придворную увидишь галерею —Не лица у людей, личины сплошь.
Когда брожу порою по музею,Приукрашеньем каждый холст хорош.Я перед лжекрасавицею млею:Обман — однако глаз не отведешь.
Студенты изучают небылицы,И небо лжет, воздушную дугуДеля на разноцветные частицы.
Но разве я другим пенять могу,Что нет превыше лжи для них царицы,Когда я сам, учась у Феба, лгу?
ТОММАЗО ГАУДЬО3И
УПОТРЕБЛЕНИЕ ТАБАКАУже, казалось, исчерпал до днаСпесивый смертный море наслаждений,В пирах и на одре любовных бденийДань роскоши платить любя сполна.
Все, что земля приносит и волна,—Все наше, все для наших вожделений,—Вот главное из общих заблужденийИ в прежние и в наши времена.
И наконец изысканное блюдоНоздрям голодным бренный мир принесИндийский дым из малого сосуда.
Что дальше? Мир катится под откос!Табак — его последняя причуда —Усладою мирскою тешит нос.
ИГРА В КАРТЫФортуна шутит. Для нее игра —Дарить и отнимать одновременно,То вознося, то ставя на колена,И счетом битва — цифрами хитра.
Сверкает злато, груда серебра,Влечет несметных воинов арена.Фортуна к ним скупа попеременноИ — столь же неояшданно — щедра.
Ты видишь, как своей беды грядущейВиной рука бывает: риск велик,И жребий в ней самой — в руке сдающей.
Я на примере карточном постиг,Что в жизни все решает миг бегущий.Один короткий неделимый миг.
СМЕРТЬ СГЛАЖИВАЕТ ВСЕ РАЗЛИЧИЯДобычу Марса, алчного жнеца,Я озирал, на поле сечи стоя, —На этом лоне жуткого покоя,Где спал мертвец в объятьях мертвеца.
Белели кости павших в гуще боя,И труса отличить от храбреца,Безродных — от рожденных для венцаПытался я, догадки втуне строя.
И я подумал: если всех однаМатерия для жизни породила,И смерть должна рожденью быть равна.
Коль скоро смертным суждена могила,Возьмет и роскошь бренную она.Людскому веку — краткий миг мерило.
БАРТОЛОМЕО ДОТТИ
