Добрая память - Хромченко Софья

8. Жизнь семейная

В самый день свадьбы, уже в сельсовете,Как дали анкету двоим заполнять(Кто да откуда, да возраст), заметя,Что пишет Григорий, невеста – бежать.Жених оглянулся – ее уже нету.Где ж его Соня? Невесту нашел.Стояла она на крыльце сельсоветаИ плакала. Спешно он к ней подошел:«Что, Соня, случилось?!» – «Нельзя расписатьсяНам, Гриша, с тобою – позор!» – «Отчего?» –«Я только узнала… Тебе лет-то… двадцать!Мне двадцать четыре! Ты знал?» – «Ничего!Я до могилы любить тебя буду.Беречь буду. Только пойди за меня». –Долго ее уговаривал, трудно.Она ни в какую, а плачет сама:«Стыдно, мне, Гришенька…» – Тут рассердился:«Пойдешь, коль не хочешь, чтоб я за тебя,Дуру, на Троицын день застрелился!Двоих застрелю: и тебя и себя!Где живешь, знаю». Она испугалась:«Вот отчего при нем белый билет!Он… сумасшедший!» – дрожа, догадалась.И согласилась назад в сельсовет.Их расписали. А Соня робелаМужу в глаза глядеть. Свадьбу своюОна и запомнить за то не умела,Что в мыслях: «Безумцу себя отдаю».Так начиналась семья. ОказалисьНочью одни, лишь тогда поняла:Увидела (стал к ней спиной, раздеваясь) –Шрамами мужа покрыта спина.«Откуда?» – «Рубцы от ожогов, – ответил. –Я в детстве горел. Было мне восемь лет.Играли в снежки мы на улице, дети.Зашел в дом погреться. Родителей нет.Стал к печке открытой, спиною. Топилась.(Заслонку открыл сам.) За дверью мороз!Мне ж было тепло, тут беда и случилась:Искра́ на тулуп. От нее занялось.Быстро… На счастье, вбежала тут мама,Как я закричал. Не сробела она:Из дома толкнула на снег меня прямо.После тулуп с меня сразу сняла.Полгода лежал я на печке. СпиноюНе мог повернуться». – «И ты оттогоК службе армейской не годен?» – «Пустое!Я и не рвался туда. Ничего?» –«О, счастье! Прости, про тебя разумелаДругое…» – И, страхов смущаясь, женаНа мужа застенчиво, нежно глядела.Первый раз целовал свою Соню тогда.До тех пор не решался… «А зря не венчались, –Подумала Соня. – Зато отец радБыл, современно что мы сочетались.Из Москвы приезжал…» – Мысли шли невпопад.О ночи не думалось. Только венчаньеБрака началом считала онаСама. Оттого, от самой себя втайне,Своему невенчанию рада была.«Пред Богом свободна», – вдруг мысль озарила.О, Гриша славный, но разве емуДевичество позднее Соня хранила?С ним ли мечтала идти к алтарю?Вдруг поняла: до сих пор ждала встречиЕдва ли возможной… А муж целовалЖарко худые, поникшие плечиИ счастлив был телом, что он обладал.Сердце далёко… Наутро открыласьСвекрови, что старше Григория. «Я,Думаешь, дура? Узнать поленилась? –Невозмутимо ответила та. –Ну, не робей!» Сони стыд пожалелаМатрена – не стала уж простынь глядеть.На ком нет греха, и так видеть умела,А Соня застенчива. Зря ей терпеть.У Груши была мать на Пасху. Ей дочкаНе пожалела свекровь похвалитьСлов, и про то, что постель с первой ночиНе проверялась, пришлось с губ сронить.Матрена сама первым делом спросилаПро это. Решила: уж если ееДочери сватья не осрамила,То Соню тревожить тем паче грешно.Соня Матрене шепнула однажды:«Где же ружье ваше?» – В доме онаХодила со свадьбы с опаскою тяжкой. –«Какое ружье?!» – Пояснила тогда. –«Ах, молодец Гриша! Сонечка, нетуРужья-то у нас! – Рассмеялась в лицо. –Я у себя не терплю гадость эту!Оружие – это удел подлецов.Или солдат – те приказ исполняют.Охоту не жалую – жалко зверья:Кто не растил, те пущай не стреляют!Мой Гриша догадливый! Любит тебя.Он и стрелять не стрелял вовсе сроду!»Соня лишь ахнула. Нет, не пойметСтранную, жгучую эту породу!А догадалась: дитя уже ждет.Каким оно будет? Григорий гордилсяОтцовством своим, хоть ребенок пока,Уже долгожданный, еще не родился.Антону же братова радость горька.С женой Лизаветой бездетными жилиСедьмой они год. По знахаркам, местамЦелебным и к батюшке в церковь ходили.И всё ничего! До женитьбы гулял,Жених почитался в округе завидный.Ему ль не гулять? Парень ласковый был,Не бедный, не глупый, наружностью видный,Ни с кем не лукавил, но многих любил.Потом на войну попал. Бой представлялсяЕму приключеньем, а в землю лицомУпал, кровь теряя, вот тут испугался.Неужто мутит перед жизни концом?Неужто помрет? Но ведь жил для чего-то!Насилу тогда отходили его,Ногу спасли, и с тех пор он заботуОтцом стать завел. Взял жену для того.Честную девушку – с ним не водилась,Красивую – можно ее полюбить,Да только… детей до сих пор не случилось.Матрена сноху была склонна винить.Не хворая ли? Оттого ЛизаветуОна невзлюбила. Та гордой была –Простить не могла подозрение это:Не гнула ли спину в семье дотемна!А тут еще Соню свекровь отличала:Видя природную хрупкость ее,Жалея, полегче работу давала.Антона жена указала на то.Матрена ответила: «Лжешь!» Осердилась,А как про ребенка узнать довелось,Так Лизавете о том и открылась:«Соня брюхата. Какой с нее спрос?Работай, молчи. Пусть хоть кто-то рожает!»Двойной был удар Лизавете. АнтонЗнал, как ночами та горько рыдает,И холоден с братом, увы, стал с тех пор.Ссорились снохи. В дому в это времяТолько одна жила мирно душа,Какую обид не затронуло бремя, –Маша взрослела себе, не спеша.Младшая дочка Архиповых – МашаСамою слабой считалось в семье.Куда ей здоровьем и силой до старших!Хилая девка – обуза в селе.Последнее дитятко. Мать обвинялаСебя втайне: позднюю дочку своюРопотом небу в живых удержала,А та ведь крещеная – быть ей в раю.Ну, еще будет! Родные жалелиМашеньку: девочкой доброй была,Бед от нее никогда не имели,Разве в хозяйстве не много могла.Ну, и Бог с нею! Отец-мать возилиВ детстве к врачу ее: определилТот сердца порок, оттого и щадили.Особенно Гриша сестренку любил.Брат никому не давал ту в обиду!К пятнадцати летам она подрослаИ стала, однако, красавицей с виду,Но замуж нельзя ей: дитя б понеслаДа померла б с дитём в родах – об этомРодителям врач, упреждая, сказал.Маша не знала. И сердца секретомОдин паренек из округи уж стал.Миша Круглов. Он не шибко был видный,Но ей приглянулся. В чужом жил селе,Здесь у родных бывал. Сладки и стыдныИх взгляды украдкой. Открыться семье?Нет, никогда! А вот Соне открылась:Что-то родное в ней вдруг понялаСразу, как только у них появилась!Маша той тоже понятна была.Одна из Архиповых не выявлялаНрав непростой их: со всеми в ладу,Ни в радость, ни в споры ее не бросало…Октябрь нежданно принес в дом беду.Петр привез весть, что Груша рожает.«До срока?! А кто сейчас с дочкой моей?!» –Матрена воскликнула. – «Мать помогает.Жена вас просила…» – «Поедем скорей!»Ребенок родился. Был крошечный, хилыйИ прожил неделю. Крестили его,В сельсовете бумагу взяв, имя чтоб было(Иваном по святцам назвали того).Дитя схоронили; с тоски онемелаЮная мать: была сердцем полнаЛютого горя, мучения, гнева,А волю им дать первый раз не могла.Она ничего никогда не таила:Слезы так слезы, любовь так любовь,Радость такая, что всем видно было.Нынче ж молчала, аж близ стыла кровь.Страшно молчала. И муж молчал тоже.Он никому никогда не сказал,Как, сам себе не признавшись, быть может,Именно сына в судьбу свою ждал.Что ж, не сбылось. По привычке лишь жили,А так… не дышать бы обоим – добро.Архиповы дочь в декабре навестили,И мать, всё поняв, отругала ее:«Что как тень ходишь? Одной тебе худо?Силой ли выдана? Вспомни Петра!Мать она мать, а отцу тоже трудно!Чтобы сегодня ж с ним ночью была!»Вспыхнула Груша: «Да как же я, мама…Он на меня не глядит. Чем проймешь?» –«Как до поры миловаться с ним, знала!Ученая. Будь, а то в петле найдешь!»Дочь заревела. Нарочно сгустилаКраски Матрена: уж ей ли не знать,Сколь ее Грушенька мужа любила.Кто дочку спасет, так один только зять!И… оправдались надежды. ВесноюГруша ребенка опять понесла.За год с Петром она стала иною –Первые муки от жизни снесла.Боль навсегда в уголках затаиласьГлаз ее синих. Кто взглянет, поймет:Ей пережить уже горе случилось.А сколько еще впереди ее ждет?Немерено! Мужа она называлаС тех пор часто Петечкой. Петр был радВтайне, хотя обращенье смущало.Смеялся: «Так разве мужьям говорят?» –«Хочу, говорю», – отвечала на это.Петр не спорил. Очнулись ониОба, как будто и впрямь с того света,А надо-то было им только любви.Соня весной родила. ВасилисойДочку назвали – отец так решил.Помня былое, не спорила с ГришейСоня ни в чем – женихом научил.Имя не нравилось ей. Ну и что же?Стерпит. Привыкнет. Их дочка былаДевочкой славной: здоровой, пригожей.Мать глаз не сводила с нее, берегла.А Лизавета ревела. С АнтономУ них нелады пошли. С братом АнтонТеперь помирился и, в зависти чернойПризнавшись ему, был тот час же прощен.Племяннице рад – только дай ему волю,Он на нее бы часами глядел.Жена же Антона кляла свою долю:В доме хоть кто бы ее пожалел!Никто не жалеет! «Ну, девка роди́лась! –Как-то Матрене сказала она. –Надо чтоб Соня теперь не ленилась –Вашего сына такая ж жена!А посудите: она-то играетС дочкой, а кто до сих пор за нееМоет весь дом, со стола убирает,Спину гнет?! Вспомните слово свое!Не вы ли во лжи меня, мать, обвиняли,Когда я подметила: снохам своимВы в сердце место неравное дали!Зовите ее! Пусть поможет родным!Пусть хоть что сделает!» – «Ладно!» – МатренаТут уж не спорила; в общем, права,Если подумать, жена-то Антона.Соню сурово к себе позвала.Та не послушать свекровь не посмела.Дочку на Машу оставила: ейНе до ребенка: в окошко глядела.Две весны сразу сошлися на ней.Жизни весна и весна за порогом.Но молча кивнула – посмотрит. ДитяДать Маше в руки б – очнулась б немного,Но мать на кровать положила. Ушла.Маша на девочку и не взглянула –Куда она денется? Сердце в грудиПамятью сладкой тихонько кольнуло:Миша ей вспомнился. Что впереди?Уже целовал ее. Тайно встречалисьОни за селом. Как была влюблена!В памяти мысли недолго держались,Коль не о нем. Что безумна, жила.Ноги по дому ее не носили,А на свиданья летела легко!Ни разу Архиповы дочь не спросили,Где та бывает, хоть шла далеко.Слишком привыкли: дурного от МашиЖдать не приходится. Вырвал лишь крикЕе из мечтаний – младенческий, страшный,Соня близ дочки была тот же миг.Маша еще подойти не успела,Не осознала, не поняла.«Что ж за дитём ты так худо глядела?!Даже присесть близ нее не могла!Что теперь будет! Ах!..» Маша молчала.Соня кричавшую дочку свою(С высокой кровати грудная упала)Утешить никак не могла, на беду.Ночью и днем крик стоял теперь в доме,Только во сне забывалась она,И то ненадолго, – должно быть, от болиДаже нормально уснуть не могла.Горб стал расти. Кроме Маши, винилиВсе в доме друг друга. (С кого той спросить?Виновницу знала печальной сей были.)Матери Гриша не мог дочь простить.«Зачем позвала от ребенка?!» – «Ах, Гриша!В чем я виновата?! Не думала я…Видно, судьба, уж как вышло, так вышло.Будет еще у вас с Соней дитя.Пусть эта живет, сколько Бог ей отмерит.Машенька дура, да вслух не вини.Она же помрет с горя!» – «Нет, вы не звери!Вы хуже зверей! Будьте прокляты вы!Все – подлецы!» – Одну Соню невиннойОн почитал. Самого-то в домуНе было в час роковой. ОчевиднойРоль была близких беспечных ему.Маша, та сразу пред ним повинилась.«Гриша, прости!» – закричала она,Как в дом вошел, и в горячке свалилась.Встала – на брата глядеть не могла.Матрена за дочку душой убивалась:Ей жить, молодая. Пред всею семьейОна, чтобы тяжесть снять с Маши, призналась:За внучку вина-то на ней на одной.Она здесь хозяйка, она отвечаетЗа всё в доме. Гриша послушал, сказал,Что с Машей обеих их он не прощает.И вещи жене собирать наказал.Поедут в Москву. Может, вылечат дочку.Матрена бежала за ним до ворот,Но коль что решил он, на этом и точка.Решил увезти семью, так увезет.Они у Авдотьи с дитём ночевали.Утром уехали. Адрес далаМатвея (в разлуке уже тосковалиСо встречами редкими года как два.Что делать? Семью кормить надо.) РаботалВ столице[15] Матвей на купца одногоБывшего: времени тот поворотомБыл разорен, но вновь нажил свое.