Добрая память - Хромченко Софья

5. Петр Арсеньев

Шли годы. Крестьяне домой возвращались.Хмурые, бедные были они.И в мирную жизнь потихоньку впрягалисьОпять – будто не было страшной войны.Будто приснились былые невзгоды.Петр Арсеньев вернулся домойВ деревню весной двадцать первого года,Когда самому пошел двадцать седьмой.Пришел при петлицах. С крыльца мать не смелаПоверить: «Сынок!» – закричала она.И выражения глаз оробелаСына вошедшего – это война.Была до политики женщиной темной.Как воевал, где, зачем, отчего,Понять не пыталась, но каждый день черныйЕй показался вдали от него.Каждый день Богу о сыне молилась.Тот чаще молчал, возвратившись домой,Она же к расспросам отнюдь не стремилась –Прошел две войны, а, гляди-ка, живой!«Теперь-то совсем пришел?» – «Мама, не знаю,Как жизнь обернется». – «А я-то жену –Мать внуков моих для тебя выбираю!К кому станешь свататься?» – «А, ни к кому!» –«Что ж так?!» – «У жены моей тяжкая доля –Сгибну. Зачем мне жена? Для чего?»Мать, видя глаза напоенные болью,Вздохнув, отступала, жалела его.Бессонницей мучился Петр. ОтрывкиКороткого, тяжкого, смутного сна,Терзая, в предутренней таяли дымке.Боялся снов – память была в них честна.Мать снова молилась. У старой иконыСтояла, шепча что-то. Петр смотрелНа это с усмешкою, но без укора.(В боях атеистом стать твердым успел.)Прожил дома с месяц – чуток полегчало.Стал крепче спать, к севу – лошадь купил.(Что деньги за службу привез, мать не знала.)Одежей крестьянскою форму сменил.Хозяйство повел. Урожай собиралиПо осени добрый. В деревне ПетраУже года три свадьбы как не играли –Некому: стала невестой война.А девки росли! На пришедших гляделиС фронта, как звери добычу глядят.«Красивые, – мать всех хвалила. – УжелиНет по сердцу?!» – Сын отворачивал взгляд.«Обычные». – «Петя, какой ж тебе надо? –За радостью сыном успела забыть,Что он холостым жить намерен. – ОтрадаБыла б мне немалая бабкою быть!Когда ж твоя свадебка? Уж налетелаЗима!» – Петру молвила строго потом. –Болтают, что хворый ты! Это ли дело:Полгода как здесь, а жены не взял в дом?!Али ты с кем втихомолку гуляешь?» –Петр в ответ покачал головой:«Прознали б, коль так». – «Ну, гляди! Не обманешь?Вправду ль особливой ждешь что ль какой?» –«Жду», – молвил так, чтобы бранить пожалела.Был Петр единственным сыном вдовы.Рано – брюхатою мать овдовела.Жили в нужде большой с сыном они.Рос Петр упрямым, ни с кем не водилсяИз сверстников, только как в школу пошелОт деревни за двадцать верст, там подружился.Мальчика звали Архипов Антон.Тот тоже в школу ходил издалёка –Был из семьи путевых сторожей.Жили от хвойного леса те сбоку,В стороне от поселков, вблизи от путей.За лесом густым тем как раз начиналасьДеревня Петра. Ее людной назватьНикак нельзя было – всегда глушь считалась.(Представится случай ее описать.)Антон схож с Петром был: такой же упрямый,Рослый и крепкий, но с детства с людьмиСходился легко, слыл открытого нрава.От школы домой было им по пути.Петр бывал у Архиповых: те-тоНе голодали. По службе своейЖили Антона отец-мать безбедно,Сына они привечали друзей.Много у них детворы собиралосьРазного возраста, ибо АнтонБыл не единственным. Вот вдове радость!И после школы дружили потом.Вместе на фронт немца бить их призвали –Как одногодков: октябрь стоял,Шестнадцатый год. Первый бой принималиВместе. Антону последним он стал –Везуч оказался! «Ты б, Петя, к АнтонуНаведался что ли?» – «На что я ему?Он по ранению был комиссован,Раненный сразу же – в первом бою.А я… мира ждал, сидя в грязных окопах.Умней был бы – сбёг, как сбегали тогда.Только вернулся – другая забота…Зачем говорить? Ты всё помнишь сама».Мать мало помнила, как сына взялиОпять воевать, будто вместе с ПетромПамять о дне этом страшном отняли…Январь снежным был в году двадцать втором.Тоска снова душу Петра одолела.Непрошено вновь приходила к немуВойна в сновиденьях, и сердце болелоО чем-то известном ему одному.«А что, в самом деле, проведаю друга, –Решил. – Он, небось, уж слыхал про меня;Что я воротился, жаль только друг другаНам с этой поры никогда не понять».Поехал к Архиповым. Те давно жилиНе в сторожах: в Меховом во селе,Куда дети в школу их прежде ходили,Построили дом свой на радость молве.Их в Меховом хорошо люди знали,Ибо рождением были своимОттуда Архиповы-старшие сами.Вернулись из будки далекой к родным.Антона мать гостю, Петру, была рада.(Уж про Антона чего говорить!)Властная женщина. Муж ее взглядаБоялся порой – так хотел угодить.Любил он Матрену. Она выходилаЗамуж – красавицей первой была,Слова недоброго с уст не сронила,После уж трудная жизнь доняла.Скольких детей они с ней потеряли!Было четырнадцать, выжило пять.Прочих болезни да роды отняли.(В будке одной ей случалось рожать.)Крестили, понятно, не всех их. Считалось,Что некрещеные будут в аду.Как уж Матрена о тех убивалась!Нравом резка стала всем на беду.Муж ей прощал. С ней чего не бывалоСгоряча, в пылу ссоры. Его на морозНочью в исподнем одном выгоняла,Бросив тулуп за дверь – чтоб не замерз!Босой уходил от нее он по снегу,Долго в селе не решаясь искать,Надеясь скрыть стыд, никакого ночлега,Стыда бы послушал – поминки б справлять.Утром искала жена, находилаУ дальней родни. Обнимала егоОна, целовала. А после бранилаСызнова. Зла не держал на нее.Был за ним грех: выпивал он. Однажды,Когда в сторожах еще жили они,Уехал муку молоть. Солнце уж дваждыЗашло. Мужа нет. Каб не вышло беды!(Пшеницу они в сторожах не растили,В округе зерно покупали.) КогдаК концу третьи сутки тревог подходили,Мужа искать поспешила жена.В отсутствие мужа сама обходилаОтрезок путей его. Дважды в день. ЕйУйти из сторожки нельзя теперь былоПо правилам – сторож быть должен при ней.Нарушила правила. Уж представлялаВдовой себя в страхе. Смотря мрачно вдаль,Она на пригорке высоком стояла,Сердце сжимала-давила печаль.И вдруг… увидала его. Ехал пьяный,Веселый. Не правил он – лошадь везлаПо памяти. Разум затмило тут здравыйМатрене. С пригорка проворно сошла.Крикнула лошади стать. ОбъяснитьсяС мужем хотелось ей здесь и сейчас.Взгляд ее зоркий успел убедиться:Один мешок пропил муки тот как раз.Выпрягла лошадь. В словах не умелаВыразить гнева, что рвал грудь ее.С мужем телега к земле полетела,Тотчас потемнело в глазах у нее.В чреве нещадная боль появилась.Хлынула кровь. Муж поднялся с земли,Стоном встревоженный. «Что приключилось,Матрена?» – «Довел! Теперь вдовым живи!»Схватил жену на руки. Понял всё скоро:Надорвалась, опрокинув его.Трезвея с ее угасавшего взора,В больницу повез. Ехать им далеко.«Не довезешь! Бог с тобою! Прощаю!» –Услышал дорогой. Мешки сбросил он,Лошади ношу весьма облегчая,И, не щадя, гнал во весь уж опор.Насилу поспел. Врач весьма подивилсяСиле Матрены: «Вот баба!» – «ОнаСо мной так за то, что в трактире напилсяИ пропадал там безвестно три дня». –«Жена твоя будет жить. Только не сможетРодить уже… Сколько ей? Сорок годов?» –«Сорок пять. Знал я, что Бог нам поможет!А детей народила». – «Ну, сам будь здоров!»Прокофий от счастья рыдал. Не укралиМешки с мукой. Он не поверил глазам:Где их оставил, они и стояли.Тут дал Прокофий вновь волю слезам.Уж без жены-то пришлось потрудиться:Стряпать, стирать, печь топить и с детьмиМалыми, точно супруга, возиться,Дважды в день обходя в двойной мере пути.Понял Матрену. Жена не умелаДолго зло помнить – избавил ееОт смерти; но сердцем мгновенно кипела,Едва случись пьяным заметить его.При всем том друг друга они обожали,Дивя детей взрослых, и в годы своиДруг друга в объятьях с охотой держали.В их доме любил Петр чувство семьи.Всё ведал. Матрена Петра отличалаС детства. Когда немцев бить уходил,(Антона в солдаты как раз провожала),Петру наказала, чтоб жив приходил.Перекрестила его рукой нервноПосле Антона – вот всё, что могла…«Петечка, как ты?» – «По правде-то? Скверно». –«Ранен был?» – «Нет». – «Ну! Так жизнь сберегла!Другое забудется, – молвила тихо. –Антона не брали… потом воевать.Хромает – спасло, а тебе пришлось лихо!» –«Как многим. Не век же о том толковать?» –«Антон у меня шестой год как женатый.Ты скоро ль думаешь?» Будто шутя,Заметил ей Петр: жених не богатый –Мало кому приглянется в зятья.«А наживешь! – ему было ответом. –Другие ль богаче? – Своих дочерейМатрена окинула взглядом при этом. –Грушеньку б взял нашу», – думалось ей.И сама Груша об этом мечтала.Глаз на Петра поднимать за столомОна не решалась – так сердце пылалоПервого чувства теснимо огнем.Ей давно нравился Петр. НевестойВоображала себя только с ним,Хоть и красавицей вышла известной.Мила была многим, а ей – он один.Даже не помнила, как приглянулся.Тайно ждала его. Петр с войныПриметней, чем помнилось Груше, вернулся –Ее летам шрамы души не видны.Что до Матрены, та всё понимала,Но и надеялась… Груша была,Как все Архиповы, очень упряма,Не допускала, что даром ждала.Не допускала, что мог он от пулиСгибнуть, что мог послать сватов к другой,В край не вернуться родной почему ли, –Ей Петр на свете назначен одной!По разнице лет, не воюй он, в невестыЕму б не годилась, но даром судьбы,Благоволящей мечте ее детства,Были свободны решать жизнь они.Петр и сам на себя удивился:Только на Грушу разок поглядел,Ее красотою немало смутился.Ей восемнадцать! Поверить не смел.Как она выросла! Как повзрослела!Он по привычке ее вспоминалДвенадцатилетней, которой гляделаВ толпе, как на фронт первый раз уезжал…Долго не виделись! «Грушенька-Груша,Зачем ты такая? За мной пропадешь», –Думал с тоскою. Предчувствие руша,Сердце шептало: «Один раз живешь!»И … послал сватов. «Небось, не посмеютТеперь хворым звать!» – Уязвили словаТакие Петра о себе тем больнее,Чем пуще неправда их ясной была.Архиповым-старшим весьма полюбилосьТо, как посватался, – через родню,Сам не поехал. Теперь что творилосьВ селах! А он уважал старину.Добрый ответ для Петра передалиСразу. И пусть на селе языки,Будто приданого ищет, шептали,Архиповы были с решеньем легки.Дать посулили за Грушей одеждойЕе, ничем больше, – молву отведетЭто решенье, а дочка, как преждеПринято, к мужу обшитой уйдет.(В округе с достатком семья почиталасьАрхиповых. Как умудрились нажитьДенег, когда всюду бедность считаласьОбычьем, о том будет срок говорить.)Мать же для Грушеньки-дочки хотелаСамого лучшего. Соню шить в домПриданое Груше давно приглядела –Славилась Соня искусным трудом.Задаток большой дала. Соня смущалась:Шить в чужом доме? Зачем? Для чего?Али в своем никогда не справлялась?«Вдруг станешь шить в тот же срок для кого?Нам не успеешь. Уж я глядеть буду,Чтоб не ленилась!» – Архипова ейМолвила твердо, а спорить с ней худо;Кто платит, тот прав, хоть и стыдно людей:Архиповых сын, говорят, неженатый.Меньший. Да, видно, судил померетьБог старою девой! Заказ был богатый,А нет женихов, что о славе радеть!Спросила у матери. Мать ей сказала:«Шей с Богом, где молвят». Она про семьюАрхиповых зла никогда не слыхала,Но слышать случалось зато похвалу.Матвея нельзя спросить мнения было –Уехал работать в Москву. «Твой отецНе стал возражать бы», – за мужа решилаАвдотья. Пришел тут сомненьям конец.Соня вздохнула, судьбе покорилась.Вещи в тот день же свои собралаВместе с машинкой, с родными простилась.Матрена сама на свой двор отвезла.Кликнула сына помочь им с вещами –Чтобы снес в дом. Так как старший хромалСильно (не зря воевать-то не брали!),Григорий родным за двоих помогал.Тулуп враз накинул да вышел из домаОн быстрым шагом. На Соню взглянулВзглядом одним, и не надо другого –Сразу в глазах ее он утонул.Сразу почуял: жена его будет,Встретил судьбу. Стал он с этой порыТаким домоседом! Заметили люди.Из дома не выгнать, хоть что посули!К счастью, зима в эту пору стояла.Соня старалась с заказом поспеть –(Свадьба на Троицу). Если вставалаДнем от шитья, то поесть чтоб успеть.Ее за столом, как родню, всегда ждали.И, хоть достаток был виден в дому,Слова о том никогда не сказали.Ровню в ней все признавали свою.Ровня и есть. «Не одной ли мы крови?» –Как-то Матрена спросила сама.«Нет», – неуверенным был ответ Сони.Вглубь веков глянь – вся округа родня.«Верю. Родню далеко свою знаешь,Как все Поздняковы… А сын мой глядитКак на тебя, уж, небось, примечаешь?Что тебе сердце твое говорит?»Соня в ответ ничего не сказала.Комнату ей свою дали в дому,Так не спала почти – боязно стало,Что в ум вдруг придет быть к ней ночью ему.«Зря не робей, – наказала Матрена. –Коли мой Гриша обидит тебя,Выйти живым не позволю из дома,Хоть мне и сын – я уж буду не я!Шучу! Он застенчивый парень, хороший».Соня смущенно глаза отвела.Сочтя, что сказала куда уже больше,Матрена о том впредь речей не вела.Соня ей нравилась. Как ладно шила!И уж, конечно, нельзя отрицать,Что и скромна, и умна, и красива, –Сочетание редкое – надо признать.Что ж, если сладится, пусть. Будет рада!Гриша в семье ничего не скрывал,Что полюбил Соню с первого взгляда,Это и пес на дворе их слыхал.Матери сын спешил первой признаться:«Готовь, мать, две свадьбы на Троицын день».Так и сказал. Но в любви объяснятьсяНе торопился – не время теперь.Соня сперва его очень робела.Как он глядит! Сразу всё поняла,Хоть и сознаться себе не умела,Что полюбить его тоже могла.Видный был парень! Высокий, кудрявый,Голубоглазый. Считаться в селеМог женихом Гриша первым по праву,Да при небедной к тому же семье.Только… невест до сих пор сторонился –Ни одна не пришлась к сердцу… Сверстников онЗакрытой душою как будто дичился, –Нравом совсем не такой, как Антон.Замкнутый, только своим доверялся,Но тем уж полностью. Стал приходитьК Соне он в комнату, будто старался,В шитье ей, заради сестры, подсобить.То в клубок нитки усердно смотает,То подаст что-то. А как его гнать?Сын ведь хозяйский! Где хочет, бывает!Но и душа не велит прогонять.Очень уж ладный! Тепло сердцу былоОт его взгляда. Не помня себя,Всю свою жизнь ему Соня открыла.(Только о финне молчала она.)Он ей в ответ поверял свою тоже:В Питере жить и ему довелось.Работал в пекарне там. Так осторожноЧувство в груди у нее занялось.И, может быть, уж не столько боялась,Что ночью придет к ней, как ей самойЭтого втайне невольно желалось…Моложе казался на год на другой.В армии не был. Причин не спросила.Знала, что белый билет, отчего,Ей неудобно расспрашивать было;Больше про Питер пытала его.Где жил? Почему? «У двоюродного брата.Он там женился, а мне посмотретьШибко хотелось столицу когда-то.Так и остался. Село что жалеть?Учеником стал у пекаря. Мама,Правда, в пекарне работу мою,Как стало известно ей, так осмеяла,Что не мужская. Уж здесь не пеку.А пекарь был добрый. Свой угол мне тожеДавал, я от брата к нему не пошелСам – у родни больше нравилось всё же.Детишки у брата пошли – хорошо!Воля б моя – по сей день бы остался.Пекарня закрылась. Как брат за меня,Что сыщет работу другую, вступался!Мать всё, как обычно, решила сама.Приехала. Я не ослушался маму –Вернулся домой. Долго в Питере жил –Три года! В селе у меня друзей мало.Точнее, не знаю, есть хоть ли один.Приятели Грушеньку нашу глядели.Красавица! Каждый хотел от меня,Чтоб его похвалил ей, но я в таком делеСестре не советчик ведь… Дружба прошла».Рассудительность Гриши по тем словам знала.Всё, что когда-либо ей говорил,Отклик живейший души вызывало…Селу лошадей летом прошлым добыл.На Украину поехал за ними,Хоть и опасно – Махно. Повезло:В поезде бабы под юбками скрыли,Как стал тот брать с поезда, – чудо спасло.Не для нее ли? «А то б расстреляли! –Ручался Григорий. – К Махно б не пошелВ банду я, пусть бы хоть как зазывали.А кто отказался, тот смерть и нашел».Обратно – ночами. Вернулся ГригорийС восьмью лошадьми. Вспоминала самаСоня, каким здесь встречали героем!Шесть из них скоро семья продала.(Уж у кого тогда деньги водились,В войну? И за нитками ездил потом,И за иным, оттого и нажились.)А то на быках всем пахали селом.Потом и другие поехали тоже –Кто где сумел, там достал. На селеХорошая лошадь и жизни дороже.Семье Сони пахали – спасибо родне.Им самим отдали лишь жеребенкаМалого: мать померла у него.Жалели его в семье точно ребенка,Ходили за ним уж не хуже того.В доме держали. Матвей печь поправил –Стало теплее. Роману проститьНе мог, что семью его в доме оставилСыром смерти ждать. Должен был приютить!