Откровенные рассказы странника духовному своему отцу - Сбоорник

Откровенные рассказы странника духовному своему отцу

Предисловие

«Откровенные рассказы странника духовному своему отцу» уже давно и достаточно известны русскому обществу. Написанные во второй половине XIX столетия, они распространялись и в рукописном виде и печатно. Переписаны они были на Афоне настоятелем Черемисского монастыря Казанской епархии, игуменом Паисием, и им же изданы. В 1884 г. в Москве вышло уже четвертое издание.

Автор этих рассказов остался неизвестным. Высказывались различные предположения. В числе возможных авторов называли и игумена Тихона, настоятеля одного из монастырей Нижегородской или Владимирской епархии, автора нескольких душеполезных книг, и оптинского старца Амвросия, и даже святителя Феофана Затворника Вышенского. Но никаких неопровержимых данных в пользу кого бы то ни было из них нет. Очень возможно, что это вообще неизвестный писатель, хотя и не лишенный литературного дарования и вкуса.

Кроме первых четырех «рассказов странника», в России в 1911 г. было издано (2-мя изданиями) дополнение к этим рассказам, найденное в бумагах известного оптинского старца, иеросхимонаха Амвросия. Эти новые – пятый, шестой и седьмой – рассказы были также переизданы отдельной брошюрой за границей в Русской церковной типографии во Владимировой на Словенску в 1933 г. В настоящем издании читатель имеет все семь рассказов, дополненные, как и раньше, тремя «ключами» для внутреннего молитвенного делания, составленными из творений известных отцов-аскетов.

В значительной степени успех этой книжки объясняется ее внешними качествами, вполне соответствующими и ее внутреннему содержанию. Излишне говорить, что часто стиль духовно-просветительной литературы, не подчинявшийся требованиям литературной критики и культуры, отталкивал от себя очень многих читателей, жаждавших религиозного просвещения. Книги духовно-нравственного содержания почему-то почти всегда писались особым, неприемлемым для литературного слуха языком, обильно уснащенным славяно-русскими оборотами, языком условным, приторно-елейным и потому легко кажущимся неискренним. Можно смело сказать, что при всем богатстве богословских трактатов и монографий первоклассной научной ценности русское общество, жаждавшее религиозного просвещения, было совершенно лишено книг, написанных вполне естественным языком, не режущим слух литературно-образованного читателя. Даже академические переводы святоотеческих творений, почти всегда выполненные профессорами высших богословских школ, зачастую страдали от этого искусственного приспособления к выработанному стилю духовных листков и брошюрок для народа. Пушкинскому языку почему-то закрыты были двери в эту область религиозной литературы.

«Рассказы странника» служат как раз счастливым исключением. Их автор сумел возвыситься над утвержденным уровнем духовно-нравственной письменности. Эта книга написана живым, народным и правильным русским языком. Конечно, она не чужда известной доли манерности; язык ее для нашего времени значительно устарел; он не свободен от примеси церковно-славянизмов; ритм и стиль кое-где не выдержан до конца. Но, в общем, эти детали никак не умаляют благоприятного впечатления от всего повествования странника. Это все не выдумано и не искусственно создано. Автор, безусловно, слышал этот говор, так сказать, с натуры. Он вполне вошел в этот распев и владеет им умело и уверенно.

Встает вопрос, принадлежат ли вторые три рассказа тому же автору, что и первые четыре? Странным кажется, почему только в 1911 г., после того как книга выдержала четыре издания и была широко распространена по всей России, вдруг были найдены последние рассказы.

Гораздо важнее этой внешней стороны внутреннее содержание книги. Это – путь странника по бесконечным дорогам, большакам и проселкам святой Руси; одного из представителей той «во Христе бродячей» России, которую мы так хорошо знали тогда, давно, давно… – России, которой теперь нет и которой, вероятно, никогда больше и не будет. Это те, кто от прп. Сергия шли в Саров и на Валаам, в Оптину и к киевским угодникам, заходили и к Тихону и Митрофанию, бывали и в Иркутске у святителя Иннокентия, доходили и до Афона и до Св. Земли. Они, «не имея пребывающего града, искали грядущего». Это те, кого манила даль и беспечная легкость бездомного жития. Оставив свой дом, они находили его в иноческих обителях. Сладости семейного уюта они предпочли назидательную беседу старцев и схимников. Крепкому укладу векового быта они противопоставили ритм монастырского богослужебного года с его праздниками и церковными воспоминаниями. Они кажутся нам теперь гораздо более близкими к бедняку из Ассизи или еще ближе к тем первохристианам, о которых древний автор написал: «Христиане населяют свои отечества, но как пришельцы; во всем участвуют, как граждане, но все терпят, как чужестранцы; всякая чужбина им – отечество, и всякое отечество – чужбина… Будучи во плоти, они не по плотскому живут; по земле скитаются, но на небе жительствуют» (так называемое «Письмо к Диогнету»).

И вот этот «по милости Божией человек-христианин, по делам великий грешник, по званию бесприютный странник», ночующий то у мужика-полесовщика, то у купца, или в захолустной сибирской обители, а то у благочестивого помещика или священника, ведет свой безыскусственный рассказ о своем странствовании. Ритм его напева легко захватывает читателя, подчиняет себе и заставляет слушать и поучаться. Обогащаться тем богатым сокровищем, которым владеет этот бедняк, не имеющий ничего с собою, кроме сумки сухарей, Библии за пазухой, да «Добротолюбия» в своей сумке. Это сокровище – молитва. Тот дар и та стихия, которым безмерно богаты те, кто его стяжал. Это – то духовное богатство, которое отцы-аскеты назвали «умным деланием», или «духовным трезвением», которое унаследовано от подвижников Египта, Синая и Афона и корни которого уходят в седую древность христианства. Это – то богатство, которое близко всем мистикам всех религий, то внутреннее самоуглубление, которое открывает «потаенного сердца человека», которое показывает подвижнику «ведение логосов твари», то есть премирный смысл и художественный замысел божественного плана созданной Вселенной.

Апостольские слова «непрестанно молитесь», с которых, в сущности, и начинается это духовное паломничество странника, полюбились христианским мистикам древности и, воплощенные в их внутреннем делании, выработались в особую духовную науку о постоянном трезвении ума. Уже Климент Александрийский, философ и богослов, один из первых христианских мистиков, знает основные принципы этого делания. Его совершенный «гностик» стремится молиться этой внутренней молитвою, которой не нужны ни особое время, ни место, ни книги, ни молитвенные символы. Ему не нужны слова и звуки. Безмолвная молитва его уст, шепот его губ, это – крик его сердца. Он молится весь день и всю жизнь. Он не нуждается в храмах, и богослужение его сердца не подчиняется церковному типикону. Цель его молитвы – не исполнение прошений, а чистое созерцание Бога. Об этой же молитве знают и учат свв. Макарий Египетский и Антоний Великий, Иоанн Лествичник и Максим Исповедник, Исаак Сирин и Симеон Новый Богослов, Ареопагитики