Полковнику никто не пишет - Габриэль Гарсия Маркес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, завтра поговорю с ним, – согласился полковник.
– Зачем ждать до завтра? – возразила жена. – Ты отнесешь ему часы прямо сейчас. Выложишь их на стол и скажешь: «Альваро, я принес часы, чтобы вы купили их у меня». Он сразу поймет.
Полковник смутился.
– Это все равно что тащить по улице Гроб Господень, – возмущенно сказал он. – Да если меня увидят с этими часами, обо мне начнут слагать песни, не хуже, чем у Рафаэля Эскалоны[2].
Жена убедила его и на этот раз. Она собственноручно сняла часы со стены, завернула их в газеты и отдала ему.
– Без сорока песо не возвращайся.
Сунув часы под мышку, полковник направился в портняжную мастерскую. Около дверей сидели приятели Агустина. Один из них пригласил полковника присоединиться к ним. Тот растерялся.
– Спасибо, – сказал он. – Я на минуту.
Из мастерской вышел Альваро и стал развешивать на проволоке, натянутой в коридоре, кусок мокрого полотна.
Это был крепкий угловатый молодой человек с блестящими от постоянного возбуждения глазами. Он в свою очередь пригласил полковника посидеть с ними. Полковник воодушевился. Пододвинув табурет к двери, он уселся и стал ждать, когда останется наедине с Альваро, чтобы предложить ему часы. Внезапно он обратил внимание на то, что у окружавших его людей какие-то странные, напряженные лица.
– Не буду вам мешать, – сказал он.
Молодые люди возмущенно замахали руками. Один из них наклонился к нему и чуть слышно произнес:
– Листовку написал Агустин.
– О чем?
– Все о том же.
Ему дали листовку. Он положил ее в карман и погрузился в молчание. Потом забарабанил пальцами по свертку, пока не заметил, что окружающие поглядывают на него. Он замер.
– Что там у вас, полковник?
Полковник старательно пытался избежать взгляда пытливых зеленых глаз Германа.
– Ничего особенного, – солгал он. – Несу часы немцу, может, починит.
– Да бросьте, полковник, – сказал Герман, стараясь завладеть свертком. – Подождите немного, я сам посмотрю их.
Не говоря ни слова, полковник прижал часы к груди. От усилий у него даже веки покраснели. Все вокруг уговаривали его:
– Разрешите ему посмотреть, полковник. Он разбирается в технике.
– Не хочу доставлять ему лишние хлопоты.
– Подумаешь, хлопоты, – сказал Герман. Он взял часы в руки. – Немец сдерет с вас десятку и ничего не сделает.
Он зашел с часами в мастерскую, где Альваро шил на машинке. У дальней стены сидела девушка и пришивала пуговицы. Прямо над ней, на гвозде, висела гитара, а чуть выше – табличка: «Говорить о политике запрещается». Оставшись без часов, полковник почувствовал себя неуютно и вытянул ноги, чтобы упереться ими в перекладину табурета.
– Какое же это дерьмо, полковник!
Он вздрогнул.
– Воздержитесь от ругательств.
Альфонсо поправил на носу очки, чтобы лучше рассмотреть ботинки полковника.
– Я про ботинки, – уточнил он. – Вижу, вы уже переобулись в лакированные.
– Но это можно сказать и другими словами, – ответил полковник и продемонстрировал подошвы своих лакированных ботинок. – Этим монстрам уже сорок лет, но они впервые в своей жизни слышат бранное слово.
– Готово! – крикнул Герман из глубины мастерской, и в это самое мгновение раздался бой часов. В соседнем помещении сразу застучали в стену, и какая-то женщина закричала:
– Не трогайте гитару, у Агустина еще год не прошел.
Все дружно засмеялись:
– Это же часы.
Появился Герман со свертком.
– Там все в порядке, – сказал он. – Если хотите, я провожу вас до дома: их надо ровно повесить.
Полковник отказался.
– Сколько я тебе должен?
– Не беспокойтесь, полковник, – ответил Герман, устраиваясь на своем месте. – В январе заплатит петух.
Полковник решил воспользоваться удобным случаем.
– Хочу предложить тебе кое-что, – сказал он.
– Что?
– Я дарю тебе петуха. – Полковник всмотрелся в лица присутствующих. – Дарю петуха вам всем.
Герман удивленно уставился на него.
– Я уже слишком стар для таких вещей, – продолжал полковник, стараясь придать своему голосу необходимую суровость и твердость. – И для меня это чересчур большая ответственность. Уже несколько дней мне кажется, что петух вот-вот протянет ноги.
– Не волнуйтесь, полковник, – сказал Альфонсо. – Дело в том, что в это время у петухов отрастают перья. Вот и у вашего сейчас раздражена кожа.
– Через месяц у него все пройдет, – подтвердил Герман.
– Все равно. Я не хочу его больше держать, – сказал полковник.
Герман сверлил его взглядом.
– Поймите, полковник: важно, чтобы именно вы представили публике петуха Агустина.
Полковник задумался.
– Я понимаю. Из-за этого я и держал его все это время. – Он стиснул зубы и, собравшись с духом, продолжил: – Жаль только, что до начала боев еще целых три месяца.
Герман догадался первым.
– Если дело только в этом, – сказал он, – то все решается очень просто.
И предложил свой выход. Все с ним согласились.
Вечером, когда полковник вернулся домой со свертком под мышкой, жена не смогла скрыть разочарования.
– Не получилось? – спросила она.
– Не получилось, – подтвердил полковник. – Но это уже не важно. Ребята сами вызвались кормить петуха.
* * *
– Подождите, кум, сейчас я дам вам зонтик.
Дон Сабас отворил шкаф, встроенный в стену конторы и скрывавший беспорядок внутри: горы сапог для верховой езды, стремена, поводья, алюминиевый ящик со шпорами. В его верхней части висело с полдюжины черных зонтов от дождя и разноцветный дамский зонтик от солнца. «Следы минувшей катастрофы», – подумал полковник.
– Спасибо, кум, – сказал он, опершись на подоконник. – Лучше я подожду, когда он перестанет.
Дон Сабас не стал закрывать шкаф. Он выбрал себе место за письменным столом с таким расчетом, чтобы до него доходила прохлада от электрического вентилятора, и вынул из ящика обернутый ватой шприц для подкожных инъекций. Полковник смотрел на миндальные деревья, которые сквозь дождь казались свинцовыми. Улица оставалась пустынной.
– Из этого окна дождь смотрится совершенно иначе, – сказал он. – Как будто он идет не здесь, а в каком-то другом городе.
– Дождь есть дождь, откуда бы вы на него ни смотрели, – возразил дон Сабас. Он кипятил воду для шприца прямо на письменном столе, покрытом стеклом. – Сплошное дерьмо, а не город.
Пожав плечами, полковник прошелся по комнате; пол выложен зеленой плиткой, мебель обита яркими тканями. В глубине конторы беспорядочно громоздились мешки с солью, бурдюки с медом, седла. Дон Сабас смотрел на полковника отсутствующим взглядом.
– На вашем месте я бы так не думал, – сказал полковник. Он сел, скрестив ноги, и обернулся в сторону письменного стола, за которым сгорбился маленький человечек – расплывшийся, с дряблой кожей и лягушачьей тоской в глазах.
– Вам надо показаться врачу, кум, – сказал дон Сабас. – У вас слишком мрачное настроение после похорон.
Полковник поднял голову.
– Я чувствую себя совершенно