Полковнику никто не пишет - Габриэль Гарсия Маркес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как там петух, полковник? – спросил он требовательным голосом.
Полковник поднял руки:
– Петух в порядке.
Весь фасад здания занимала красочная: «Полуночная девственница».
Девственница красовалась в бальном платье, причем одна нога у нее была обнажена почти целиком. Полковник бродил вокруг кинотеатра, пока вдали не засверкали молнии и не загрохотал гром. Тогда он отправился на поиски.
В доме покойника ее не было. И домой она не возвращалась. Часы на стене остановились, но полковник прикинул, что до комендантского часа осталось совсем немного. Он ждал, слушая, как приближается гроза. И уже было собрался продолжить поиски, как жена наконец вернулась. Он отнес петуха в спальню. Жена переоделась и вышла в гостиную, где полковник успел завести часы и теперь ждал сигнала комендантского часа, чтобы пустить их.
– Где ты была? – спросил он.
– Да так… – отмахнулась жена. Не глядя на мужа, она зачерпнула стакан воды из кувшина и вернулась в спальню. – Кто бы мог подумать, что сегодня дождь начнется так рано?
Полковник промолчал. Услышав звуки горна, он пустил часы, закрыл окно и вернул стул на место. Когда он вошел в спальню, жена молилась с четками в руках.
– Ты мне не ответила, – сказал полковник.
– Что?
– Где ты была?
– Да заговорилась, – сказала она. – Я ведь столько времени не выходила из дому.
Полковник подвесил гамак. Запер дверь, распылил средство от насекомых. Затем поставил лампу на пол и лег.
– Не понимаю я тебя, – с грустью произнес он. – Самое плохое в бедности – это то, что она вынуждает говорить неправду.
Жена глубоко вздохнула.
– Я ходила к падре Анхелю. Хотела занять у него под обручальные кольца.
– И что он тебе сказал?
– Сказал, что закладывать святыню – грех. – Она опустила москитную сетку. – А два дня назад я пыталась продать часы. Но их никто не берет. Сейчас и совсем новые часы со светящимися цифрами продаются в рассрочку. По ним можно узнать время даже в темноте.
Полковник понял, что за сорок лет общей жизни, общего голода и общих лишений он так и не узнал как следует свою жену. Наверное, любовь их тоже постарела.
– И картина никому не нужна, почти у всех есть такие же. Я ведь даже в турецкие лавки заходила.
Полковник ощутил горечь во рту.
– И теперь все на свете знают, что мы умираем от голода.
– Я устала, – сказала жена. – Мужчины совершенно не думают о хозяйстве. Сколько раз я ставила на плиту котелок с камнями, чтобы соседи не догадались, что мы давно ничего не варим.
Полковник готов был сгореть со стыда.
– Это унизительно, – сказал он.
Жена откинула москитную сетку и подошла к гамаку.
– Я больше не намерена соблюдать условности и притворяться, – сказала она. – Хватит с меня разговоров о чести и достоинстве. – Ее лицо потемнело от гнева.
Зато на лице полковника не дрогнул ни один мускул.
– Двадцать лет ждать манны небесной, которую тебе обещают после каждых выборов, и в конце концов лишиться сына, – продолжила она. – Вот и все, чего мы добились.
К подобным упрекам полковник уже привык.
– Мы исполняли свой долг, – сказал он.
– А эти, в сенате, двадцать лет исполняли свой, получая по тысяче песо в месяц, – парировала жена. – Посмотри на кума Сабаса: у него столько денег, что они не помещаются в его двухэтажном доме. А ведь он пришел в город простым бродячим торговцем. Наматывал на шею змею и ходил так, предлагая лекарства.
– Но он умирает от диабета, – сказал полковник.
– А ты умираешь от голода, – сказала жена. – Пойми наконец: достоинством сыт не будешь.
Сверкнула молния. Гром загрохотал над улицей, ворвался в спальню, прокатился под кроватью, словно груда камней. Жена метнулась за четками.
Полковник улыбнулся.
– Это тебе за то, что не умеешь сдерживать свой язык. Я всегда говорил, что Бог – мой союзник по партии.
Но на самом деле полковнику было не до шуток. Уже через минуту он потушил лампу и погрузился в невеселые думы. Темнота то и дело разрывалась вспышками молний. Полковнику вспомнилось Макондо. Десять лет ждал он, когда Неерландия выполнит свои обещания. Однажды во время сиесты он сквозь сон увидел, как к нему приближается желтый пыльный состав, переполненный задыхающимися от жары мужчинами, женщинами, животными, которые теснились даже на крышах вагонов. Начиналась банановая лихорадка. За какие-то сутки городок преобразился. «Уеду, – сказал тогда полковник. – Меня мутит от запаха бананов». И он уехал из Макондо обратным поездом в среду, 24 июня 1906 года, в два часа восемнадцать минут пополудни. Понадобилось полстолетия, прежде чем полковник понял, что не знал ни минуты покоя с тех пор, как была сдана Неерландия.
Он открыл глаза.
– Значит, и нечего больше об этом думать.
– О чем?
– Да о петухе, – сказал полковник. – Завтра же продам его куму Сабасу за девятьсот песо.
* * *
Через окно в контору долетали жалобные стоны кастрированных животных и крики дона Сабаса. «Если он через десять минут не появится, я уйду», – решил про себя полковник после двух часов ожидания. Но ждал еще двадцать минут. Когда он наконец совсем собрался уходить, в конторе неожиданно появился дон Сабас в сопровождении работников. Несколько раз он прошел мимо полковника, даже не взглянув на него. И только когда работники ушли, он заметил полковника.
– Вы меня ждете, кум?
– Да, – сказал полковник. – Но если вы очень заняты, я могу прийти позже.
Дон Сабас был уже за дверью и не услышал его.
– Сейчас вернусь! – крикнул он.
Полдень выдался знойным. Контору заливал нестерпимо яркий свет с улицы. Разомлевший полковник прикрыл глаза, и перед его мысленным взором возникло лицо жены. В контору на цыпочках вошла жена дона Сабаса.
– Устраивайтесь поудобнее, кум, – сказала она. – Сейчас задерну шторы, а то здесь настоящее пекло.
Полковник смотрел на нее непонимающим взглядом. А она задвинула шторы и продолжала говорить в полумраке.
– Вы часто видите сны?
– Иногда, – ответил полковник. Ему было стыдно, что он задремал. – И почти всегда мне снится, будто меня окутывает паутина.
– А меня каждую ночь мучают кошмары, – сказала женщина. – И вот я решила узнать, кто эти люди, которых я вижу во сне. – Она включила вентилятор. – На прошлой неделе у моего изголовья появилась незнакомая женщина. Я набралась смелости и спросила, кто она такая. И она ответила: «Я та женщина, что умерла в этой комнате двенадцать лет назад».
