Другая физика - Валентина Абакумова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лена стояла у подъезда, держа в руках большой букет живых цветов. У ног её стояли три пятилитровые бутыли с водой.
– Я же там уже посадила многолетники, их полить надо… – объясняла Лена.
– Да не оправдывайся ты! Всё и так понятно! Когда успела цветы-то посадить? Торопишься… Надо подождать было, когда земля осядет, – посоветовала Наталья, устанавливая в багажнике бутыли с водой.
И пока они ехали на кладбище, Наталья вспомнила про ночного гостя и спросила Лену:
– Слушай, а кто такой Николай Петрович?
– Какой Николай Петрович?
– Кажется, Зеленский…
– Я… не знаю…, – подумав, ответила Лена, – а почему ты меня о нём спрашиваешь?
– Представляешь, он сегодня ночью ко мне в дверь позвонил… весь мокрый какой-то, но не из под дождя, а просто облитый как будто… И он утверждает, что это ты его всё время обливаешь! Просил поговорить с тобой, чтобы ты больше этого не делала с ним.
– Чушь какая-то… Зачем мне кого-то обливать? Тем более незнакомого… И какое это такое «всё время»? Нет, это ошибка какая-то… Он моё имя называл?
Наталья восстановила в памяти весь разговор.
– А знаешь, точно, не называл. Сказал просто: сестра.
– Ну вот, видишь… Это он дверью ошибся!
– Может быть, может быть… – Наталья пожала плечами и припарковала машину.
Она помогала сестре убраться на могиле мужа. Лена вытащила из ёмкости старые подвядшие цветы, отдала их Наталье с просьбой отнести к мусорному ящику, а воду из под них вылила рядом с могилой мужа на маленький холмик, похожий на заросшую кучу мусора.
Вернувшись, Наталья снова обратила внимание на этот холмик.
– Лен, кажется это какая-то старая могила… (Муж Лены был похоронен на старом кладбище рядом с его родителями). – Она стала разбирать этот мусор и наткнулась на упавший крест.
Наталья приподняла крест. На нём была прибита металлическая проржавевшая табличка. Однако буквы были не написаны, а прочеканены, поэтому имя покойного можно было прочесть без труда.
– Николай Петрович Зеленский… – Лена произнесла вслух вычеканенный текст.
Они бегом возвращались к машине… Наталья долго не могла взять себя в руки и настолько, что совсем не могла вести машину. Ей пришлось остановиться на обочине, чтобы дождаться момента, когда руки начнут слушать её волю.
На следующий день она приехала на кладбище с сестрой вновь. Чтобы поправить и обиходить заброшенную могилу Николая Петровича…
Мёртвые не обманывают 2
«Я тебя узнаю… Я тебя обязательно узнаю, где бы ни встретила… Тебя невозможно не узнать… Ты такой… сильный… надёжный… к тебе так хочется прижаться… и кожей слышать, как бьётся твоё сердце… а щека твоя такая сладкая… и приятно колючая… вот, видишь, я тебя хорошо запомнила…»
Телефон в кармане булькнул и завибрировал.
«СМС-ка пришла. Нет, не до этого сейчас. О чём я думала? А!… запомнила… как твой нос упирается мне прямо в ухо… сердце замирает… и кровь перестаёт двигаться в жилах от нежности к тебе… я помню… помню… как ты на меня смотришь… дух захватывает от этого взгляда… глаза… А какие у тебя глаза? Боже мой! Я забыла какого цвета у тебя глаза! Какой ужас! Я забыла! Помню, какой ты, когда я с закрытыми глазами… Но как ты выглядишь? Я… забыла… Надо внимательней всмотреться и запомнить!
Телефон в кармане снова булькнул и завибрировал.
«Оставьте! Я сейчас занята… Так.. Волосы. Густые. Пепельные. Таким острым мысиком разделяют высокий лоб надвое… А нос оказывается с горбинкой… А я не замечала… Губы. Чётко очерчены… Нет-нет! Какие они, когда у меня закрыты глаза, я и так хорошо помню. Смотри! Смотри и запоминай, как они выглядят! А главное – глаза… Глаза… Какие же они…? Я их не могу увидеть… Я знаю, что они синие… Но не помню… Господи… я не помню… если бы ты открыл их… хоть на секунду…»
Телефон в кармане опять булькнул…
Но она уже не замечала этого. По щекам текли слёзы. Слёзы отчаяния. Боли. Растерянности. Безысходности. Не надо им мешать. Пусть вытекут все. До последней капли… Они ещё из прошлого. Или уже… А она сама застряла на последней странице любимого романа. И не хочет закрывать уже прочитанную книгу. Уже прожитую книгу. Раскроет на любой странице… а там опять уже всё прожитое, а теперь остаётся только подглядывать за тем, что было… А всё равно не хочется отрываться от волнующих страниц.
Телефон снова вибрирует… Опять кто-то со своими сочувствиями! Она не хочет сочувствий! Сочувствия всё больше и больше отдаляют от него…
Вот и всё. Страница, наконец, перевёрнута. Кто-то поправляет лопатой новый холмик на кладбище… Укладывает какие-то венки на нём, цветы…
Она сидела в стороне на стуле, на котором только что стоял его гроб, и прислушивалась к гулкой пустоте внутри себя…
Телефон снова завибрировал…
Она нехотя вытащила его из кармана, проверила сообщения… «Я жив», «Я жив», «Я жив»… Что это?! Это же… не может быть… как?…
Сердце её заколотилось, наполнилось чем-то новым и неподдающимся рассудку…
Может быть, это начало нового романа? Что же там дальше?…
Мёртвые не обманывают 3
Стены у него здесь оклеены простенькими обоями. В цветочек. Такие маленькие букетики с розовыми цветочками в шахматном порядке по всем стенам. Из под тёмных штор выглядывают белые подоконники, большие, деревянные. Странно… Здесь никогда не бывает ночи, но за окном можно разглядеть только отдельные тускло освещённые окна… И старинный стол у окна тоже из хорошего дерева, тяжёлый такой… надёжный. И два кресла ну самые что ни на есть простые, с деревянными подлокотниками. Такие в 70-е годы прошлого столетия в каждом советском доме стояли. У всех одинаковые. Потому что других в продаже не было. В магазинах для людей. Но вот это всё не смотря ни на что казалось таким уютненьким, согревающим… Он поймал мой оценивающий пространство взгляд.
– Тебе не нравится здесь у меня?
– Нет, отчего же? У тебя и здесь всё так же, как и там было, в той мастерской… Ничего не изменилось. И ты всё такой же. Только работ никаких нет почему-то… А вот кисти есть.
Я указала на букет кистей в цветочной вазе на столе.
– Я здесь ничего не пишу. А кисти эти – это память о тебе.
– Обо мне? – это было более, чем удивительно, для меня.
– Да, о тебе, – он вытащил кисти из вазы и поднёс ко мне. – Ты что же, совсем не помнишь их?
– Ну… кисти как кисти… У тебя таких много было. И всеми ими ты писал меня… Наверное… Н-н-нет. Не понимаю, почему именно эти – память обо мне.
– А помнишь, как однажды…
…
Да! Конечно, помню… Мне было семнадцать лет. Какой возраст! А тебе было ровно в два раза больше! Ты всё время говорил со мной о жизни, о людях, об искусстве. При этом я просто внимательно тебя слушала, стараясь не упустить ни слова. Всё, сказанное тобой казалось бесценным. До встречи с тобой я жила в деревне и ничего не знала об этом параллельном мире… Я слушала тебя, стараясь не двигаться. Потому что в это время ты меня писал. Иногда ты увлекался живописью так, что незаметно для себя останавливал свой рассказ. В мастерской в этот момент раздавался только шорох кисти, скользящей по картону или холсту… Но мне всё равно не было скучно. И помолчать хорошо, если с тобой. Потом, чтобы подвинуть тишину, заботясь о том, чтобы я не заскучала, наступал момент, когда ты включал старинный переносной проигрыватель, и мастерская наполнялась музыкой. Мне совсем незнакомой, но чарующей. Стравинский. Вивальди. Бриттен… А потом в мастерской появилась ещё одна девушка. Она хотела поступить в художественное училище. Ей понадобились уроки живописи, и поэтому вы писали меня уже вдвоём. И много говорили о чём-то мне совершенно непонятном: о золотом сечении, валёрах каких-то… но мне очень хотелось всё это понимать. Это давало ощущение сопричастности к новому для меня, деревенской девчонки, миру.
И вот однажды ты сказал нам, мне и этой девушке:
– Всё. У меня сегодня выходной. Я буду позировать вам. Сидеть в кресле и наслаждаться бездельем. А вы будете писать меня.
– И я?! – хотела было возразить я, но ты меня перебил:
– Да, и ты.
– Но я… – однако, ты не дал мне говорить.
– Никаких но! Вот такой у нас сегодня будет эксперимент!
Ты вручил мне кисти и посадил за свой мольберт перед небольшой картонкой. Не холст же доверять человеку, который в первый раз взял кисти в руки…
Вы весь сеанс опять беседовали о чём-то своём, а я увлечённо ковырялась в палитре в поисках нужного мне оттенка. Так… так… у тебя взгляд-то полегче будет, чем получился у меня… Тут что-то изменить надо… Ага! Вот! Веко посветлее надо сделать… Борода у тебя тёмная… Но не чёрная. Её хочется потрогать… В ней, наверное, тепло… Интересно, а тебе не жарко летом в ней?… Нос… нос… такой уверенный в себе… Для него нужно смешать вот эти краски… и чуть-чуть этой взять…