Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова

Снега в тот год было много, елки купали ветки в сверкающей снежной пыли, молодые липки сгибались дугой под грузом зимы. На соснах места, где ответвляются короткие, едва заметные сучки, были отмечены снеговыми налипами, белыми лепешками. Рядом с этой всеобщей белизной стволы берез казались сероватыми, пыльно- бумажными, но с просвечивающей изнутри розоватостью живого тела. Лыжня, прямая, накатанная, блестящая, уходила вперед по просеке, а рядом на рыхлом неумятом снегу я увидела след ноги... один... странно огромный. Следующий отпечаток был далеко - словно человек не шел, а скользил по воздуху, изредка касаясь ногой земли, легко отталкиваясь. И что самое удивительное - это был отпечаток босой ноги! Ясно были видны...

Продолжать не стоит. Сосед уже в ванной и затворил за собой дверь.

6

Во многих странах... во многих точках земного шара одновременно... на густонаселенных, обжитых людьми территориях...

Человечество не знало катастрофы такого гигантского масштаба...

Тысячи, сотни тысяч кубических метров земли, камня были истерты, обращены в пыль этой силищей, подняты вверх на километры, сверхбыстрые ветры больших высот понесли их вокруг планеты... Кромешная круглосуточная тьма накрыла миллионы людей в Европе, Азии, Африке, Америке...

Устрашающие пышные султаны, черные зловещие грибы колоссальных взрывов, поднимающиеся то тут, то там... черные точки, пятнающие глобус, черные раны...

Текли огненные реки, потоки жидкого огня, расползаясь языками, заполняя низины, образуя пылающие, полыхающие озера, моря... сжигая живое, слизывая города... Под хрупкой корочкой клокотала пламенная трясина...

Человечество до сих пор не знало...

Бушевали великанские приливные волны, далеко в глубь материка забрасывали они океанские пароходы и откатывались назад, оставляя развалины и трупы...

Стремительные завихрения горячих газов, огромные столбы пылевых смерчей несли с собой глыбы, обломки величиной с небоскреб, шагали с фантастической скоростью...

* * *

Злым духам снятся злые сны. Эти сны им хочется сделать явью.

А как этому помешать?

7

Боб зашел ко мне поболтать. Сидит в кресле, вытянутые ноги положил на край письменного стола, видны рифленые подметки его замшевых полуботинок. То, что я работаю, нимало его не смущает.

- Знаете, эти три-четыре дня, что вы сидели дома, отписывались по командировке в Берендеев... ваш кабинет был, ну, просто табу. Абсолютно недоступен.

- Заперт, что ли? - Я вычитываю с машинки статью одного очень придирчивого автора об экономике металлургии. Не дай бог пропустить хоть одну запятую, съест.

- Нет, зачем заперт? Открыт. Но этот ваш практикант.. Он из какой-то азербайджанской газеты, да? Прислали поднимать квалификацию? Волосы черные до синевы, в крутых завитках, загорелый, грудь колесом, плечи - во! Хорош, чертяка. Словом, этот смуглый здоровяк плотно уселся за вашим столом и никого, решительно никого не пускал. Уж на что нахал Алмазов-Петровых, всемирно известный внештатный фотокор... Явился: дескать, так и так, она у меня брала брелок, я ей давал редкий коллекционный автомобильный брелок, но временно, не насовсем, а теперь нужно срочно его забрать, просят как экспонат для выставки в Сокольниках. Возможно, говорит, она его оставила на работе в столе, не взяла домой... И ручищей, длинной своей ручищей, так и тянется к ящикам. Азербайджанец - ни в какую, лег грудью на стол, обхватил его руками. Попробуй подступись. Прямо цирк, дверь в коридор открыта, я как раз шел мимо, остановился и смотрю, чем дело кончится. А тут на вашего азербайджанца напал приступ чихания. Но какой! Никогда не видел, чтобы человек чихал с такой страшной силой. Стены сотрясались! Думаете, Алмазову после этого стало легче добраться до ваших ящиков, порыться там? Ничуть не бывало. Как азербайджанец чихнет, так фотокора несет вверх тормашками к открытой двери, выдувает вон из кабинета. Уж он бесился, ругался странным словом... погоди, как это?., «ферпикс», «фермамикс». Кричал: «Испепелю, в лаве утоплю, гнусный Теффиков!» Это, видно, фамилия практиканта, да? Поносил какого-то Иванова, друга этого Теффикова, грозил, что тоже расправится с ним, изотрет на терке, измелет в жерновах. Лез опять к вашему столу - и снова его выдувало, несло со страшной силой в коридор, прямо в мои объятия. Все носы замшевых туфель мне истоптал... Ну, и объем грудной клетки у этого, вашего. Чемпионский. Не практикант, а просто человек-вентилятор. Бог ветра какой-то!

А я тем временем читаю и правлю свое, деловое, коксохимически-горнорудно-агломеративное.

Ну надо же, кончилась, как назло, паста в ручке. Вот всегда, когда торопишься... Тут и Боб с его болтовней, и еще эта ручка. Нет, не пишет, не желает. Эх, ГЕКЛА, КАТЛА, ШИВЕЛУЧ... Я теперь употребляю это вместо проклятия. А что? Звучит неплохо.

Что же касается практиканта... Никакого практиканта у меня не было и нет. Наверное, он из отдела культуры, а у них там теснотища, обрадовались и сунули в пустую комнату, пусть хоть временно, на пару дней. Только как он сумел справиться с этим Алмазовым-Петровых?..

8

Никита дважды побывал у Вадика в общежитии - и оба раза не застал его. «Был, ушел рано утром. Когда будет, не сказал». Никто не знал, где его искать. Глухо говорилось о каком-то приезжем товарище, которому Вадик, кажется, помогает заниматься, готовиться к экзаменам. Ну конечно, Вадик верен себе: все равно кому помогать, лишь бы помогать. Во второй раз Никита, нахмурив свои сросшиеся брови, сказал соседу Вадика, что будет ждать. С недовольным видом сел на Вадикину койку, попробовал листать замызганный номер «Вокруг света». Но про пигмеев не читалось.

Настроение было, прямо скажем, ниже среднего. Дела заводские шли у Никиты из рук вон плохо, хуже некуда. Ему специально наступали на хвост, это было ясно. Мало того что в цехе держали в черном теле, на дурацкой работе, подходящей разве что для какого-нибудь новичка, желто- ротика, но еще взяли и после картошки перевели временно в цех сборки № 1, на конвейер, в виде подмоги (там не хватало людей - бюллетени, отпуска, некоторые держали экзамены в вузы, техникумы). Никита попробовал было артачиться, спорить («Да я там шабрить разучусь, шабровка совсем другая»), но вышло только хуже. Врио мастера высказался о нем так: «Видно, Иванов считает себя незаменимым. Гонор. Зазнайство. Отрыв от коллектива. Привык, чтобы ему создавали особые условия. Может быть, и вся известность его от этого? Дутая известность. Не пора ли присмотреться, повоспитывать...» За всем этим Никите чудился Жуков, волчий оскал Жукова. Ну, что поделаепгь, он перекочевал в цех сборки № 1, работал на конвейере, делал все как надо, ни с кем особенно не общаясь, не задерживаясь после смены. Свой цех, участок Никита