Весенние ливни - Владимир Борисович Карпов

Он ждал и боялся этого прихода. А что если всё не прошло бесследно? Как быть тогда? Даже загадал в отчаянии: «Если все обойдется, значит, есть сам бог. Не обойдется — нет его». Страх принудил Юрия как бы согласиться с существованием какой-то высшей силы и вступить с ней в сговор: сделай так, чтоб все было хорошо, и я признаю тебя, не сделаешь — отвергну, черт с тобой!

— Мам,— сорвавшимся голосом позвал он из передней.— К тебе пришли! — И тут же исчез.

По воскресеньям Сосновские вставали поздно. Вера вышла в наспех накинутом теплом стеганом халате, с помятой красной щекой. К тому же ее всю ночь мучили головные боли, и это одно уже вызвало неудовольствие ранней гостьей.

— Вы к нам? — неприязненно спросила она, сразу приняв Арину за одну из женщин, которые иногда приносили яйца, творог, кур.

— К вам,— ответила Арина и бросила взгляд в гостиную.

Вера догадалась: гостья ждет, что ее пригласят пройти, но только плотней запахнула халат. Однако потом, видя, что Арина стоит и молчит, почувствовала недоброе и без охоты предложила:

— Проходите, пожалуйста. Мы же почти незнакомы

— Я насчет Лёди и Юрия,— тяжело призналась Арана, садясь на стул.

Ее слова хлестнули Веру, и она злобно сощурилась. На лице как бы проступила надменная, гордая маска и закрыла его. И сразу стало ясно: эти женщины ни о чем не договорятся. Но Арина не могла уже отступить. Да в ее душе все еще тлела надежда: «Люди же они, люди!.. Есть же на свете правда!»

— Я пришла сказать вам, что наши дети живут…

— Ложь! — не дала ей закончить Вера, словно и впрямь могла своим возмущением опровергнуть то, о чем говорила Арина.

— Ей-богу!

— Жуткая ложь!

— Спросите у вашего сына.

— Мне незачем его спрашивать. Я и так уверена.

— А я прошу вас.

— Зачем? Ваша дочь, что, забеременела? — неожиданно переменила тон Вера и отошла к окну.

— Не знаю.

— Так в чем же дело? У всех бывают ошибки.

— Почему у всех? — возразила Арина и вдруг ужаснулась от того, что имела в виду Сосновская.

В дверях показалась голова Юрия.

— Иди отсюда! — гаркнула на него Вера и, полуобернувшись, снова спросила: — А вы уверены, что она гуляла только с Юриком?

Михал прохаживался возле коттеджа: ожидать было еще тяжелее, чем что-то делать. «Нужно ведь, чтобы так случилось! И теперь, коли дал себе слово!..»

В первую минуту, когда жена рассказала ему о Лёде, он вскипел, схватился за ремень, но затем опомнился, обессилел. Стало невыразимо горько и совестно. Называется — вырастил, кто бы мог подумать? Сначала — одно, теперь другое. Ни чувства долга, ни чистоты. А срам какой? Узнала семья — и суматоха, иди унижайся… А коли узнают все? Да как она сама теперь будет жить?..

Увидев в окне презрительно сощурившуюся Сосновскую, Михал не выдержал, хлопнул калиткой и ступил на крыльцо. Удивляясь Арининой выдержке, в передней услышал ее слова.

— Я не просить пришла — посоветоваться,— выговаривала Арина.— Вы ведь тоже мать. А деньги… Зачем они нам? Зачем вообще что-нибудь ваше? У нас своего хватает. Вырастили детей, вырастим и вашего внука, если он будет. Нам их жалко!

Еще больше поразил Аринин вид. Лицо у нее горело, кулаки были сжаты, платок развязался и, готовый упасть, висел на плече.

К Вере Антоновне со стаканом воды из другой комнаты спешил испуганный Сосновский.

— Что у вас тут? — сердясь за свой испуг, спросил он.— Веруся, успокойся! Тебе нельзя! А вам что нужно от нее?

Сосновский часто не узнавал людей. Встретившись с кем-нибудь на улице и не поздоровавшись, он, когда после Вера напоминала ему, кто это, смущался, шутил: «Склероз. Больше не буду!» Но назавтра все снова повторялось. Не признал он и Арину.

— Что вам нужно? — не понимая, почему такая негодующая физиономия у жены, переспросил он.

Вера прижала тыльную сторону ладони ко лбу и, нащупав стул другой рукой, немного манерно опустилась на него.

— Шарупич говорит, что Юрик и ее дочь зашли слишком далеко,— объяснила она, отстраняя стакан.— Ты понимаешь, Макс?

Сосновский взглянул на Арину, увидел Михала и вспыхнул. Застегнув на все пуговицы полосатую пижаму, подошел к нему и смущенно протянул обе руки. Ладони у него были сложены лодочкой, точно он собирался брать что-то в пригоршню, и у Михала зарябило в глазах. «Хочет всем угодить! Сказать ничего не может, так вон как прощения просит,— подумал он.— Ну и ну, люди! А Арина — смотри ты!..»

— С приездом, Сергеевич,— поздравил Сосновский и мучительно покраснел.— Вишь, какая неприятность!..

Это напомнило Михалу недавние встречи с ним и ту — около рынка, когда просил главного инженера устроить Лёдю на завод. Как тогда, так и теперь дочке была необходима помощь. Но и тогда и сейчас Михал не шибко представлял себе, что надо предпринять.

— Дело не в неприятности,— холодно сказал он,— дело серьезнее. Выход нужно искать…

— Действительно, действительно!..— заторопился Сосновский.— И как можно скорее, Берусь! Не откладывая! Это верно!..

Вера смерила его гневным взглядом и фыркнула:

— И что ты предлагаешь?

— Ты мать. Твое слово первое….

— Сама знаю, что мать! Потому и говорю: пусть просят что хотят. Дадим всё. Мне ничего не жалко. Но Юрок жениться не может. Ему девятнадцать. Какой он семьянин! И я не могу допустить, чтобы жизнь его исковеркалась.

— Пошли, мать,— сказал Михал.

Но Арина, прислушиваясь к чему-то, даже не взглянула на него.

Когда же Михал повторил свою просьбу решительнее, быстро шагнула к двери, ведущей в соседнюю комнату,

— Юра! — покликала она.— Иди сюда, Юрик!

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Комлик забеспокоился, перетрусил, когда в конце смены, проходя мимо его машины, Кашин остановился в сказал:

— Нам поговорить, Иван, надо.

Правда, начальник цеха теперь изменился. Его рука и заступничество чувствовались во многом — даже при распределении работы. Комликовой бригаде обычно выпадало формовать двадцать первый мост — самую выгодную деталь, за которой формовщики гонялись. Перепадали премии. Но мало ли что: от Кашина можно было ждать всего. Вон как ловко и быстро — поди подкопайся! — рассчитался с недовольными. Подтасовал так, что чуть ли не все до одного вынуждены были