Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождь, все время дождь. Пахнет мокрым ржавым железом. Грохочут водосточные трубы. Не просыхает, корежится обувь. Течет с подоконников в комнату. Сыреют бумаги в редакции. Ленке Тонкие Косы нужно покупать новые резиновые сапоги: из старых, в которых шлепала весной по лужам, она уже выросла.
2
Дождь. В парадном трое. Сидят на ступеньках, сомкнувшись серыми спинами, издали кажется - навалена высокая куча тряпья.
Слышится долбежка дождя равномерная, упорная.
В полутьме звякает бутылка о рваный край консервной банки. Разливают вдумчиво, благоговейно, с аптекарской точностью, без обмана. На троих. Все как положено.
Дождь выстукивает и выстукивает свои ритмы. Монотонно. Отчетливо. Безостановочно. Безошибочно.
Разливает твердой рукой человек в мокрой куртке и насунутой на лоб кепке, когда-то рыже-клетчатой, теперь рыже- буро-грязной, неопределенно-пятнистой. У него массивная, утюгом челюсть, а глаз, не видно, они в тени.
Знакомая фигура.
Опять он? И в который раз уже... Никак нам от него не избавиться.
Небрит, как обычно. Зол на весь свет, сипит:
- Ну, что за житуха свинская такая стала... Что за под- ляцкая житуха...- Они познакомились только что в угловом гастрономе, эти трое, ничего не знают друг о друге. Сейчас выпьют и разойдутся на все четыре стороны. Можно, значит, говорить не стесняясь, отвести душу,- Сигнализироваешь, сигнализироваешь, аж рука устанет буквы выводить, и думаете, больно сильно рады? Да где, говорит, у вас хфакты, да могут, говорит, очень свободно клеветой обозвать, как бы чего... Один в моем доме, по научной части, женился, и, заметьте, свадьбу играли в кафе-столовой, это во сколько же встало, а потом сразу оба-два на курорт, шурочка с мурочкой, да еще теще курсовку, да шуба дареная, люди видали, мех такой торчком, с пышнотой. Ясное дело: ворует. Либо взятки с кого. Сидора Люлько не проведешь! Сидор Люлько все евой- ное нутро наскрозь видит, до самой последней микробины. Указываю привлечь. И что же? Они, паразиты, заразы, на ем надписали - хфакты малы. Какого же им еще, ядрить твою...
Пьют. На ступенях на клочке газеты - обмусоленный плавленый сырок, перочинный ножик с заржавленным лезвием, половина мятого соленого огурца, две конфеты «Школьные ».
- Да-а, были времена. В кабинеты хаживал, А теперь...- Он опрокидывает консервную банку, допивает остатки. .Хрустит огурцом,- Имею материал на анжинершу, что вредит, так никто, понимаешь... Эх, тудыть-растудыть, прямо хоть нечистой силе душу продавай.- Хорохорится; - А что, пускай даже и продал, подумаешь. Говорят, связался черт с младенцем, младенцу слезки. Но Сидор Люлько не дите... он еще всем покажет, тудыть вашу... Еще от меня поплачете! Вот я подам на одного за побои. Я синяки-то засвидетельствовал, с медицинской печатью, все тик-в-тик. Молодой, волос желтый, из себя много понимает, вдарил да пошел аллюром. А мы разыщем, голубь ты мой, разыщем, адресок да фамилия твоя известные, где надо записанные, в отделение милицейское доложенные. Во как...
* * *
Слышна все та же размеренная дробь дождя.
Идет по улице рослый седоватый дядька с красной повязкой на рукаве. На румяной щеке прочерк шрама.
Наш старый добрый знакомый. Еще одна встреча.
Кто знает, как его имя-отчество, фамилия? Но для себя мы с вами привыкли обозначать его так: хороший человек. Просто обыкновенный хороший человек. Под этим кодовым названием он у нас и проходит через всю сказку. Пускай так оно и остается, верно?
Их двое - с повязками. Идут, охраняя покой большого города. И не знают, что в двух шагах от них под сводами парадного смыкаются серые мокрые спины, звякает горлышко бутылки о край банки.
Неприятно это: накипь, нечисть. Нетопыри большого города.
А дождь все цокает и цокает, как копыта по булыжнику.
3
КОРОТКИЙ, СОВСЕМ КОРОТКИЙ ОТРЕЗОК КИНОЛЕНТЫ... НЕСКОЛЬКО КАДРОВ... ВСЕГО НЕСКОЛЬКО КАДРОВ...
Крупный план. Лицо Вадика.
Аппарат отъезжает, панорамирует (так, кажется, следует выражаться?). Видны дубы, старые, крепкие, узловатые. Ни один не похож на другого - каждый со своим выражением лица,- каждого хочется назвать по имени (а может быть, и по отчеству). Великолепная дубовая роща. Между толстыми стволами сквозит синяя, удивительно синяя вода озера.
Вадик говорит дубам:
- Вот я и пришел. Я долго шел. Вы ждали меня? Земной вам поклон, спасибо за все. Спасибо Берендееву. Здесь мне вернули детство, жизнь. Здесь для меня, за меня, ради меня умирали, стреляли, убивали, прыгали в огонь люди, которых я не знаю, никогда не увижу. Умирать и убивать тяжело. Спасибо неизвестному партизану Иванову, который вынес меня на руках из старой церкви, закутал в свой полушубок. Эта земля звала меня. Я должен был вернуться и зажать горсть ее между пальцев, вот так. Вы ждали меня, отцы?
Дубы шумят под ветром:
- Да-а...Вадик не помнит. Он просто знает. Они помнят. Для них это такой короткий срок. Было так недавно. Уже пылали кучи хвороста, сложенные у стен церкви, уже вспыхнула крыша, уже задыхались в дыму, чаду дети, маленькие люди. И листья ближних дубов тоже скручивались, чернели, умирая...
- Я один из них, отцы. Из тех. Я ваш. Наверное, лучше бы спасли знаменитого, красивого... очень нужного... Я обыкновенный.
Дубы откликаются:
- Ты краси-ивый... Ты на-аш...
КОРОТКИЙ ОТРЕЗОК КИНОЛЕНТЫ... НЕСКОЛЬКО КАДРОВ... ВСЕГО НЕСКОЛЬКО КАДРОВ...
Синее озеро (намного ярче неба). Белый большой камень-валун. На камне лежит мальчик в очках и читает книгу. Девочка в желтом сарафане собирает цветы. С ними взрослый. У него белая голова и зоркий, острый взгляд блестящих молодых глаз.
Вадик спрашивает:
- Вы не знаете случайно... тут где-то должна быть...- Древняя церковь? - живо откликается учитель Савчук,- Церковь семнадцатого века с приделом петровской эпохи? Снесли. Для благоустройства и благообразия. Сразу после войны. Я в Германии по госпиталям валялся, а тут... Теперь сожалеют. Строят теремки-ресторанчики из свежих бревен, со слезой, и зазывают интуристов полотенцами машинной вышивки, купленными в Москве на Калининском проспекте.
Он садится на камень. Мальчик в очках говорит строго, не
