Неизвестный Сталин - Рой Медведев

С уважением И. Сталин. 31. X. 47 г.»[229].

Это письмо Лысенко использовал в максимальной степени, чтобы подчеркнуть свою близость к Сталину, которой в реальности не было. В неофициальной обстановке они никогда не встречались. Лысенко ни разу не приглашался и на дачу Сталина. Но именно столь очевидный ламаркизм самого Сталина был для Лысенко главным спасательным кругом. В 1948 году посевы ветвистой пшеницы были расширены, но отчетов о них не появилось, так как никаких успехов не было. Ввести эту пшеницу в культуру в СССР так и не удалось.

Дав Лысенко некоторые вполне разумные советы о тех районах, в которых ветвистая пшеница могла бы оказаться более успешной, Сталин неожиданно загорелся возможностью оказать с помощью этой пшеницы какое-то влияние на все еще очень низкие послевоенные урожаи в колхозах и совхозах. 25 ноября 1947 года он сам, через собственную канцелярию, рассылает всем членам Политбюро, секретарям ЦК ВКП(б) и некоторым другим ответственным работникам копии отчета Лысенко о ветвистой пшенице и сообщает о том, что поставленные в записке Лысенко вопросы «будут обсуждаться в Политбюро». Оригинал этого письма с грифом «Строго секретно» и «Подлежит возврату в ОС ЦК ВКП(б)» был обнаружен в фонде Сталина Архива Президента Российской Федерации Юрием Вавиловым во время его изучения в этом архиве документов, проливающих свет на обстоятельства ареста в 1940 году его отца, академика Н. И. Вавилова.

Лысенко давал обещания Сталину о получении урожаев ветвистой пшеницы в 100 центнеров с гектара уже в 1948 году и о доведении посевных площадей под этой пшеницей до 100 тысяч гектаров к 1951 году. Эти проекты оказались неосуществленными.

Столь большой энтузиазм Сталина по отношению к ветвистой пшенице не может быть неожиданным для тех сравнительно немногих людей из окружения Сталина, которые знали о его общем увлечении внедрением в культуру в СССР новых сортов и новых видов растений, встречающихся лишь в южных странах. На дачах Сталина — и под Москвой, и на юге — всегда строились большие теплицы, расположенные обычно так, чтобы он мог заходить в них прямо из дома и днем и ночью. В штатах обслуживающего персонала Сталина были должности садовников. Сталин любил высаживать в теплицах экзотические растения. Подрезки кустов и растений были его единственными физическими упражнениями. В 1946 году Сталин особенно увлекался лимонами. Молотов в своих воспоминаниях говорит об этом с некоторой иронией:

«Лимонник завел на даче. Большой лимонник, специально здание большое отведенное… А чтобы он копался там, я этого не видел. Все: ох! ох! ох! А я, по совести говоря, меньше других охал и ахал, по мне — на кой черт ему этот лимонник! Лимонник в Москве! Какая польза, какой интерес от него, я не понимаю. Как будто опыты какие-то проводил. Во-первых, тогда надо знать дело».

Про лимонник мне рассказывал Акакий Иванович Мгеладзе, бывший первый секретарь ЦК Грузии. Его Сталин пригласил к себе на дачу, отрезал кусочек лимона, угостил. «Хороший лимон?» — «Хороший, товарищ Сталин». — «Сам выращивал».

Погуляли, поговорили. Сталин снова отрезает дольку: «На, еще попробуй». Приходится есть, хвалить. «Сам вырастил и где — в Москве!» — говорит Сталин. Еще походили, он опять угощает: «Смотри, даже в Москве растет!»[230]

После встречи с Мгеладзе Сталин обязал Грузию резко расширить посевы лимонов. В этой республике деревья лимонов могли произрастать на южном побережье, в Аджарии. Сталин также настоял на посадках лимонов и в Крыму, где они, однако, вымерзли. В Крыму поэтому лимонные деревья стали высаживать в траншеях и закрывали зимой пленкой. Приспособить лимоны к российскому климату так и не удалось.

Известный советский писатель Петр Павленко, живший в Ялте и приглашавшийся к Сталину, когда тот приезжал в Крым, воспроизвел в своем романе «Счастье», опубликованном в 1947 году, диалог Сталина с садовником. Этот диалог не был полностью придуманным, а отражал реальные высказывания Сталина в разное время.

Роман посвящен событиям в Крыму в 1945 году, когда Сталин приехал зимой для участия в Ялтинской конференции лидеров трех держав. Один из героев романа, бывший фронтовик Воропаев, был приглашен к Сталину.

«В светлом весеннем кителе и светлой фуражке Сталин стоял рядом со стариком-садовником у виноградного куста. Глядя на Воропаева, он еще доказывал садовнику что-то, что их обоих, было видно, интересовало всерьез.

— Вы попробуйте этот метод, не бойтесь, — говорил Сталин, — я сам его проверил, не подведет.

А садовник, растерянно и вместе с тем по-детски восхищенно глядя на своего собеседника, разводил руками:

— Против науки боязно как-то, Иосиф Виссарионович. При царе у нас тут какие специалисты были, а воздерживались.

— Мало ли от чего они воздерживались, — возразил Сталин. — При царе и люди плохо росли, так что же — нам с этим считаться не следует. Смелее экспериментируйте! Виноград и лимоны нам не только в ваших краях нужны.

— Климат, Иосиф Виссарионович, ставит знак препинания. Ведь это нежность какая, тонкость, куда ее на мороз! — показывал садовник рукой на виноград.

— Приучайте к суровым условиям, не бойтесь! Мы с вами южане, а на севере тоже себя неплохо чувствуем, — договорил Сталин и сделал несколько шагов навстречу Воропаеву…

— Вот садовник — сорок пять лет работает, а все науки боится. Это, говорит, не пойдет, другое, говорит, не пойдет. Во времена Пушкина баклажаны в Одессу из Греции привозили как редкость, а лет пятнадцать назад мы в Мурманске помидоры стали выращивать. Захотели — пошло. Виноград, лимоны, инжир тоже надо на север проталкивать. Нам говорили, что хлопок не пойдет на Кубани, на Украине, а он пошел. Все дело в том, чтобы хотеть и добиться»[231].

Попытки выращивания хлопка на Украине и на Северном Кавказе действительно предпринимались в 1930-е годы. Более успешной была предпринятая по инициативе Сталина интродукция культуры чая в Грузию, Азербайджан и Краснодарский край. Производство собственного чая в СССР уменьшило зависимость страны от импорта этой культуры. Успешной была и интродукция арахиса, возделывание которого началось на юге Украины. Благодаря Сталину, на Черноморском побережье Кавказа появились австралийские эвкалипты, что способствовало осушению здесь болотистых почв. Знаменитая инициатива Сталина по постройке Великого Туркменского канала через пустыню была связана с его намерением создать в туркменской пустыне обширные плантации оливковых деревьев. Этот канал начали строить в 1949 году, но не завершили при жизни Сталина. В апреле 1953 года этот проект был закрыт. Сталин также хотел ликвидировать зависимость СССР от импорта природного каучука, и это привело к попыткам окультуривания кок-сагыза, дикого полевого каучуконоса, произраставшего в Средней Азии. Недалеко от дачного комплекса Сталина возле озера Рица, построенного в 1949 году, были также сооружены большие теплицы, в которых Сталин пытался выращивать деревья кофе и какао.

Но особенно грандиозным был знаменитый «Сталинский план преобразования природы», объявленный без всякого предварительного обсуждения в октябре 1948 года. Этот план, рассчитанный на 30 лет, предполагал создание на огромной территории юга страны полезащитных лесных полос, которые могли бы задерживать и смягчать суховейные ветры из степей Казахстана и пустынь Средней Азии. Помимо лесных полос вокруг полей планировалось создать семь тысячекилометровых широких «государственных» лесных полос, проходящих с севера на юг через волжские и заволжские сухие степи. Уверенность Сталина в том, что деревья средней лесной полосы смогут успешно расти и в сухих заволжских степях, и в прикаспийской засоленной полупустыне, была основана не на каких-либо исследованиях или экспериментах, а на ожидании приспособления растений к новым условиям, если их выращивать из семян, а не рассадой, в засушливых условиях. Для осуществления этого плана были выделены огромные средства и создано Государственное управление. После смерти Сталина посадки деревьев в степи были прекращены. Для 1948 года, когда сельское хозяйство страны еще не преодолело последствий войны и когда в деревнях почти не осталось молодых, здоровых мужчин, грандиозные проекты вроде Туркменского канала или лесозащитных полос, рассчитанные на результат через 25–30 лет, были нелепыми.

Сталин, Лысенко и Сергей Вавилов

Классическая генетика была в значительной степени подавлена уже к 1939 году. Директор Всесоюзного института растениеводства и института генетики академик Николай Иванович Вавилов, арестованный в августе 1940 года, был одной из последних жертв. С его арестом задержались не из-за отсутствия доносов, их было множество, начиная с 1935 года, а из-за его международной известности. Арест ученого такой величины требовал высочайшей санкции. Политбюро, судя по рассекреченным протоколам, обсуждало доносы на Вавилова дважды, в 1938 и 1939 годах, но не принимало никаких решений. В 1940 году главные волны террора 1930-х годов уже утихли, и можно было надеяться, что опасность для Вавилова миновала. Но в то же время уже бушевавшая в Европе война делала международную известность того или иного ученого второстепенным фактором. Николая Вавилова арестовали 6 августа 1940 года после сложной подготовки, включавшей командировку в Западную Украину, отошедшую к СССР по пакту Молотова — Риббентропа. Арест происходил в полевых условиях, практически без свидетелей. Все это говорило о том, что для ареста Вавилова был разработан сложный секретный сценарий. Только простых людей в 1930-е годы арестовывали во время ночных визитов в их квартиры. Знаменитых людей, а также генералов и маршалов арестовывали по индивидуально разработанным сценариям, чтобы создать элемент неожиданности, предотвратить огласку и возможность сопротивления.