Приют ветеранов - Владимир Михайлов

— Завтра, — сказал Берфитт быстро, не ожидая вопроса.

Селянин прикрыл микрофон ладонью.

— Вы успеете получить нужное вам в банке?

— Да. Я поеду туда немедленно.

«Это ведь не русский банк», — хотел было он добавить, но сдержался. Не следует понапрасну обижать людей, от которых что-то зависит.

Селянин понимающе кивнул.

— Завтра в девять тридцать мистер Берфитт будет у вас. Разумеется, я объясню ему, как добраться… Что? Сопутствовать ему?

Он снова закрыл микрофон.

— Там хотят, чтобы я был с вами…

— Отчего же нет? Буду только рад.

— Я приеду вместе с ним, — ответил Селянин в трубку. — Спасибо, всего вам доброго. Он положил трубку.

— Видите, как все устраивается… Теперь нам осталось лишь договориться, встретимся ли мы прямо на месте или у вас есть иной вариант?

Берфитт уже успел решить этот вопрос.

— К чему лишние сложности? В девять утра буду ждать вас в холле моей гостиницы. Мы доберемся за полчаса?

— Простите, какой гостиницы?

— «Империум», разумеется.

— О, оттуда доберемся, там почти рядом.

— Вот и прекрасно. Итак, в девять часов я жду вас.

И, видя, что Селянин глядит на него достаточно выразительно, добавил:

— Как вы понимаете, дополнительные услуги требуют и дополнительного вознаграждения. Но, естественно, лишь в случае полного успеха.

— Да, — согласился Селянин, вставая, чтобы проводить гостя до двери. — Я понимаю.

— Ну вот, — сказал Милов. — Отсюда можно попытаться позвонить, если у них и в самом деле имеется международный телефон.

— Не похоже. — Докинг критически оглядел строение, перед которым они остановились: дощатую хибару, на которой только вывеска свидетельствовала о том, что она имеет какое-то отношение к почтовой службе. — Однако попробуем — чем мы рискуем?

— Идите, — предложил Милов. — Я побуду около машины. Если там найдется что-нибудь прохладительное, захватите и на мою долю.

Докинг кивнул. Милов откинулся на спинку сиденья, расслабился. Дорога была утомительной, а едва начавшийся день обещал такую же жару, как и вчера. Впрочем, другого здесь, надо думать, нечего ждать — во всяком случае, в это время года.

Вокруг было тихо. Люди, у которых имелось какое-то занятие, наверняка давно уже работали — мотыжили посевы, к примеру; проезжая, Милов видел их на полях, когда окружавшие дорогу насаждения редели и расступались. Из окошек неказистых хибарок, нередко просто соломенных (у таких, впрочем, никаких окон и не было), при появлении машины выглянуло несколько любопытствующих лиц; однако, не опознав, наверное, знакомых, они почти сразу скрылись. Кучка мальчишек, в основном бесштанного возраста, находилась неподалеку; ребятишки глазели на автомобиль, но близко не подходили — наверное, не научились еще выпрашивать, цивилизация не успела донести сюда свое достижение. Когда послышался звук другого мотора, глаза наблюдавших мгновенно повернулись в ту сторону, откуда появился новый экипаж Милов на всякий случай напрягся, привыкнув ожидать всяческих неожиданностей. Их, однако, не последовало — машина, микроавтобус японской постройки, неторопливо прошуршала мимо, переваливаясь на рытвинах. Милов невольно заметил, что экипаж этот оснащен черными — тонированными — стеклами и увидеть, кто в ней ехал или что везли, не было возможности. Он и не старался, впрочем. Мало ли кто едет… Микроавтобус миновал то место, где стоял джип, на секунду-другую замедлил ход, словно собираясь остановиться, — Милов даже успел дружелюбно помахать рукой проезжавшим, — но тут же взревел мотором, прибавив газ, и покатил быстрее. Милов провожал машину взглядом. На выезде из городка — на самом деле то была скорее большая деревня, — микроавтобус еще прибавил скорости и вскоре скрылся за кустарником, там, где дорога делала очередной поворот. Милов зевнул и закрыл глаза. Хотелось спать, и не просто абы как, но по-человечески, нормально, на чистой постели, не урывками по полчаса-часу, а основательно, без перерыва, минуток шестьсот или в этом роде. Но такой возможности в ближайшей перспективе не предвиделось.

Скрипнула дверь почтовой конторы; вышел хмурый Докинг, неся в руках четыре бутылочки кока-колы. Его провожал до самой машины чернокожий в шортах, рубашке и форменной фуражке на голове — наверное, здешний почтмейстер. Он улыбался, но глаза его были глубоко равнодушными; наверное, улыбка просто входила в число его служебных обязанностей, за которые ему, надо полагать, платили.

— Спасибо, — проговорил Милов, принимая бутылки. — Судя по вашему лицу, экспедиция завершилась неудачей?

Докинг нехотя усмехнулся.

— Отсюда позвонить даже в соседнюю деревню можно только от мэра, а международной связи у него, конечно, нет. Здесь еще не очень понимают, что это такое — другие страны…

— Счастливые люди, — проговорил Милов, пожав плечами. Он заранее был уверен в таком результате. — Ну что ж, звонок придется отложить…

— Боюсь, что очень надолго. — Докинг уселся на свое место рядом с водителем: свою вахту за рулем он уже отсидел. — Не ехать же в столицу…

— Думаю, что этого не понадобится: спутниковый телефон, как я помню, есть — вы удивитесь — в том самом Приюте, куда мы держим путь.

— И они, разумеется, с радостью нам его предоставят?

— Ну, зависит от нашей ловкости…

— Нас ожидает блестящее будущее, несомненно. А сейчас чего мы еще ждем? Вы засыпаете, Милф?

— Нет. Размышляю.

— Есть повод?

— Сколько угодно. Пока вы там запасались пойлом…

— Кстати, не откладывайте питье: оно и так теплое, а здесь того и гляди вскипит…

— Спасибо за совет. Откройте, если не трудно, будем считать это нашим утренним кофе. Да, так пока вы там были, мимо проехала машина. Микроавтобус.

— Да?

— Такие я видел в Приюте.

— Такие или именно эту?

— Не знаю! Но не исключено, что она как раз оттуда. Нам ведь не так уж далеко осталось…

— Допустим. И что же?

— Если в ней ехали люди из Приюта, то они могли опознать меня, или мой джип, или нас обоих вместе.

— Надеюсь, что этого не произошло.

— Я всегда предполагаю худшее. Однако нет худа без добра.

— Именно?

— Вас-то они не видели.

— Очень хорошо.

— Так что все представительство, когда оно потребуется, ляжет на вас.

— Ну что ж, — сказал Докинг, — не самое страшное… Да вы собираетесь трогаться с места или мы делаем большой привал?

Милов допил, бросил бутылочку на заднее сиденье, вытер губы и включил наконец мотор.

Нет, все было сделано совершенно правильно.

К такому выводу пришел Урбс, когда ветеранов уложили туда, где им полагалось быть после того, как они отличились в бою, — на их койки, и это, наверное, им понравилось, хотя они, как обычно, ничем своих эмоций не проявили. Ровным, тяжелым шагом они промаршировали по коридору, подошли каждый к своему ложу, замерли на несколько секунд, синхронно повернулись, столь же синхронно улеглись и словно умерли; только редкое — пять-шесть вдохов-выдохов в минуту — движение грудной клетки показывало, что они в полном порядке и чувствуют себя нормально. Конечно, такая сдержанность посторонним могла бы показаться по меньшей мере странной: именно ветераны выиграли схватку с нападавшими бандитами, после такой передряги среди людей обычно царит возбуждение, участники делятся воспоминаниями о самых острых эпизодах; переживания и еще раз переживания… Ветераны же, казалось, были совершенно равнодушны ко всему, что только что закончилось, и не обменялись ни единым словом. Впрочем, их голосов никто давно не слышал. Да, постороннего это удивило бы, но здесь, в Приюте, все уже отвыкли удивляться. Урбс, пройдясь по палатам, остался доволен тем, что увидел. Было поздно, от усталости и волнений начальника Приюта клонило ко сну, но он, не позволяя себе преждевременно расслабиться, снова обошел территорию по внутреннему периметру и по внешнему, за забором, проверил охрану; все были на своих местах. Только после этого он направился в свое жилье. Кое-как вымылся — что-то не ладилось с подачей воды — и улегся спать, запретив будить себя без крайней нужды.