Приют ветеранов - Владимир Михайлов

— Значит, не выдержал все-таки, — сказал Мерцалов. В голосе его не было, однако, полного удовлетворения. — Ну а дальше? На кого же мы теперь выходим?

— Кличка — Банкир. Во всяком случае, так записка адресована.

— Куда же предполагалось ее доставить?

— Всего лишь передать официанту в ресторане. Официанта зовут Василием. Прежде чем отдать — передать привет от Десятичного.

— Кто понесет?

— Один паренек — не из штатных…

— Не опознают?

— Вряд ли. Он в таких делах не участвовал.

— Ну ладно. Официанта этого потом не упустить.

— Успеем приготовиться. Сегодня он отдыхает, его смена — завтра.

— Вот и позаботьтесь, чтобы комар носа не подточил.

— Сделаем, Сергей Симонович.

— Ну а с другой стороны — с банковской — пытались заглянуть?

— Так точно. Начали с того, где у этих фондов счета.

— И что?

— Полное ничего. В «Интеркредите» все очень надежно. Начиная с президента банка…

— Понятно. Хотя, конечно, Банкир — не обязательно профессия. Хорошо. Свободны пока.

Проводив выходившего Грибовского взглядом, Мерцалов задумался. Сейчас самое важное — разобраться, ведут ли какие-нибудь ниточки к возникшему и исчезнувшему Берфитгу. Вряд ли он и есть тот самый Банкир: трудно предположить, что англичанин настолько связан с московскими бандами, чтобы иметь у них свою кличку, тем более что (по полученным данным) в Москве он до сих пор вообще не бывал. Впрочем, еще не факт: в таком обличье не бывал, ну а с другими паспортами — вполне даже… Хорошо бы на него взглянуть все-таки. Если он вернется сюда, конечно. Безусловно, номер в «Империуме» числится за ним, оплачен на четыре дня вперед, и барахлишко его там осталось, однако все это может быть просто финтом: ждите меня здесь, а я стану действовать в другом конце мира. Ну что же, будем ждать, ничего другого нам все равно не остается.

Ждать, однако, вовсе не значит бездействовать. Нет, ожидание у нас будет активным…

Мерцалов снял трубку.

— Силов? Вот что нужно: аккуратно, не высовываясь, установить, как продвигаются дела в областном губернаторстве относительно продажи или аренды санатория в Липках… Подробно: в каком состоянии дело сейчас и когда у них намечено продолжить или закончить переговоры. Если возможно, узнать, когда и каким способом будет оплачиваться покупка или аренда… Вот-вот. И главное, кто ведет переговоры от администрации. Затем: устраивались ли прежде дела такого рода — если да, то с кем, и вообще все, что можно выяснить, до самых мелочей. Сколько раз, где, как контактировали при этих переговорах с покупателем. Как и где проводили время. Как только установите представителя с нашей стороны, поинтересуйтесь им вплотную. Биография, послужной список, уровень доходов и расходов, значится ли у нас… И на всякий случай вот что: не лечился ли в клинике «Гортензия» или в какой-нибудь другой, но того же фонда, «Лазарет». — Он послушал. — Да, вот именно, за рубежом, не исключено, что за каким-то ближним… Если лежал там, то по какому поводу. Уяснили? Отлично. Теперь дальше. Все те же вопросы, но в приложении к Министерству здравоохранения, в связи с делом по предстоящему открытию клиники упомянутого фонда. Да-да, у нас в Москве, а вы, выходит, и не в курсе совсем? Что же вы так, а? Надо знать, что происходит в родном городе… Вот пока все. Докладывайте по мере поступления данных, сразу же, не откладывая на после обеда! Ну, работайте.

Закончив разговор, Мерцалов занялся другими делами — их вдоволь было, — и больше часа о Берфитте даже не вспоминал. Он умел, когда нужно, совершенно переключаться; хотя, конечно, только на первый взгляд: подсознательно отставленное на время дело продолжало проворачиваться, возникали новые версии, и все это потом всплывало в достаточно четком уже оформлении. Поэтому, когда позвонил Силов, генералу не потребовалось никакого труда, чтобы снова целиком оказаться в берфиттовском материале.

— Выяснили, товарищ генерал, относительно переговоров о санатории…

— Докладывайте.

— Соглашение готово к подписанию.

— Когда?

— Предположительно завтра.

— Где?

— Там, у них, в губернаторстве, как и обычно.

— А этот подписант? Ну, вы понимаете…

— Пока не возникал.

— Значит, так. Ждать: в «Империуме», в губернаторстве, в аэропортах, на вокзалах — Питерском, Западном, Юго-Западном. Как только появится, доложить незамедлительно. Смотреть по спискам пассажиров, а также на таможенных постах. Только учтите: он может возникнуть и под другой фамилией.

— Нужны фотографии.

— Есть, размножены. Подошлите кого-нибудь и немедленно развезите. Но предупреждаю: снимки десятилетней давности. Да уж такие прислали — видимо, другими просто не располагают… Говорят, правда, что не очень изменился за это время. Если поведете его, особо отметьте в случае посещения им банков, это нам очень нужно. Уяснили?

— Так точно.

— Вот и давайте.

Мерцалов положил трубку, поджал губы, нахохлился, размышляя. Не получится ли так, что дело и копейки не стоит? Скорее всего окажется, что приезжий действует целиком в рамках закона, совершенно легально, сделки его выгодны обеим сторонам, и все, что мы сможем сделать, это помахать ему ручкой, когда он сядет в самолет, чтобы возвратиться в свой офис где-нибудь на Британских островах. А покушение на убийство иностранного гражданина, господина Докинга, может статься, и не является покушением на убийство, а просто не очень умелая попытка взять хороший куш цветной капусты у заграничного лоха. Разве не может так быть? Вполне.

Размышления эти были совершенно справедливы. И, однако, Мерцалов своим крупным носом явственно чуял: нет, здесь не праздные мысли по воскресным дням, тут что-то достаточно крутое, но не хватает пока информации, чтобы все эти отдельные пятна краски на холсте слились в одну легко воспринимаемую картину… Он тряхнул головой. Конечно, если бы знать, что такие дела возникнут, надо было бы своевременно вытащить Милова из архива и стряхнуть с него нафталин. Кстати, пора бы ему уже прибыть в распоряжение английского коллеги в Карачи и оттуда доложиться. А он молчит. Не похоже на него. Интересно, во что он там еще ухитрился ввязаться?..

Докинг был хмур и как будто всем на свете недоволен; во всяком случае, трясясь на сиденье джипа рядом с Миловым, подолгу не произносил ни слова, уставившись на текущую под колеса ухабистую пыльную дорогу, которой, казалось, не будет конца. Бесконечная, она так никуда и не приведет, настолько на ней пустынно и неуютно. Пальмы, редко раскиданные по сторонам, невысоко возносили перистые макушки, и не пахло от них никакой тропической экзотикой — напротив, все сильнее становилась тоска по широколиственной Европе, по уютным островам, столетним паркам… Время от времени англичанин, сам того не замечая, сердито шмыгал носом, других признаков жизни подавать не желая. Не будь у Милова устоявшейся привычки к одиночеству даже на людях, он, пожалуй, обиделся бы. А так он спокойно вел машину, временами отводя взгляд от дороги, чтобы скользнуть глазами по заднему зеркальцу. Впрочем, чаще — по дисплею компьютера, чтобы убедиться, что никого вдали не видно, преследованию они не подвергаются и могут спокойно продолжать путь в наиболее экономичном режиме: горючее сейчас и в самом деле следовало расходовать аккуратно, потому что возможности пополнить его запас в обозримом будущем не предвиделось.