Корпорация цветов - Константин Соргунов

— Павел, пожалуйста, помогите! Там, за мной…

— Куда собралась, гнида? — отчеканил Павел с какой-то совершенно гаденькой улыбочкой. Я в ужасе на него посмотрела, дернулась, но было уже поздно. Мои преследователи уже были у подъезда и медленно, я бы даже сказала вальяжно, поднимались по ступенькам.

— Что, набегалась? — презрительно бросил один из них, подходя ко мне вплотную. От него пахло отвратительной смесью пота, одеколона и крепкого алкоголя. Я поморщилась, и это не ускользнуло от его внимания. Он что-то проговорил на своём языке и вдруг резко ударил меня в живот. Мир на мгновение померк у меня перед глазами, я задохнулась и прикусила язык.

— Гляди-ка, не нравится, — как-то даже с удивлением сказал Павел. — Так ей, твари.

— Ты кто такой? — хмуро поинтересовался ударивший меня молодчик.

— Эта шлюха у моей матери квартиру снимает. Давно хотел поквитаться.

Кавказец кивнул и ударил снова. На этот раз удар пришелся в незакрытый кожей участок. Я тихо заскулила, зная, что если буду кричать, это только их разозлит.

Ещё удар. Ещё. Внутри что-то сдвинулось, по крайней мере было такое ощущение. Я почувствовала во рту сладковатый вкус собственной крови. Били меня неспешно, видимо, наслаждаясь этим действием. На первом этаже открылось окно, оттуда высунулась любопытная голова какой-то старухи. Увидев, что бьют всего-то какую-то дрэйку, бабка широко перекрестилась и с грохотом захлопнула окно. Из подъезда выглянул сосед с четвёртого этажа, бросил один взгляд на происходящее и поспешно закрыл дверь.

Очередной удар пришелся на шею — самое чувствительное место в нашем организме. Тут уж я не могла сдержаться и закричала в голос, рухнула на колени, ударившись о каменный пол ребрами ладоней. Удар по ребрам заставил снова взвыть, но в то же время вызвал во мне волну неведомой доселе ярости, которая затопила боль и отчаяние. Одним рывком я вскочила на ноги, и, размахнувшись, ударила Павла в грудь. Этого он совершенно не ожидал, зная меня как тихое и покорное существо, явно не способное на отпор. Удар был не слишком сильным, но он пошатнулся и сморщился, словно от обиды.

— Вот сука, — с явным удивлением сказал он и замахнулся, целясь в лицо. Я перехватила его руку, одновременно уходя от входящего в раж кавказца, и врезала Павлу коленом, так, что он не устоял на ногах. В тот же момент я осознала собственное преимущество: мы, дрэи, одинаково хорошо владеем двумя руками, не делая различий между правой и левой. Это дало мне возможности отвести удар третьего нападавшего и огреть Павла по уху. Потом, пользуясь временным замешательством противников, я перепрыгнула перила и бросилась бежать. Злость и боль придали мне сил развить такую скорость, что будь у меня свидетели, я бы послужила живым подтверждением мифа о быстроногих дрэях. Я юркнула в сквозной двор, потом ещё в один, свернула в переулок, и, наконец, оказалась на оживлённом Староневском. Здесь я была в относительной безопасности, хотя мало кто из снующих прохожих проникался ко мне дружескими чувствами. Я перешла на шаг и, всё ещё задыхаясь после быстрого бега, постаралась успокоиться.

Понятно, что домой в тот день я возвращаться не могла, но с собой у меня было достаточно денег для того, чтобы не ночевать под открытым небом. Больше всего мне хотелось вытереть с себя кровь и прополоскать горло. Переломов, судя по всему, у меня не было, но серьёзные ушибы скоро должны были дать о себе знать. Я давно заметила, что настоящая, сильная боль приходит со временем и, например, глубокая царапина начинает серьёзно болеть только через несколько часов после пореза. Не знаю, так ли это у людей, но, полагаю, что скорее всего также.

Итак, я искала место для ночлега. В крупные гостиницы, фасадом выходящие на Невский проспект, мне соваться было бесполезно, да и не особо нас жаловали в подобных местах. Ещё несколько лет назад на дверях любого более-менее приличного заведения можно было встретиться табличку "только для людей" и схематичное изображение дрэя, перечеркнутого красным крестиком. Мы не могли ездить на пассажирских лифтах (только на грузовых), в метро и электричках допускалось ездить только стоя. Теперь, конечно, с этим попроще, за нами признали какие-никакие, но права, однако всё равно посматривают косо. И дело даже не в том, что к нам не могут привыкнуть, привыкнуть-то как раз давно успели. Но нас не считают за своих. И никогда не считали. Конечно, я знала парочку людей, даже не парочку, а человек десять, которые относились к нам по-дружески, но в их отношении было больше снисхождения и покровительства, чем настоящего тепла.

Не имея возможности заночевать в гостинице вроде Паласа, я отправилась на поиски маленького отеля, коих в городе было и есть великое множество. Дойдя от площади Восстания до Аничкова моста, я свернула с ярко освещенного Невского проспекта, и побрела по набережной Фонтанки, выискивая глазами вывеску какой-нибудь мини-гостиницы. Насколько мне было известно, в этих краях отелей должно было быть не меньше десятка. Вскоре мне повезло: над каменной аркой, ведущей в проулок, красовалась небольшая табличка "мини-отель Венера". Я свернула, насквозь прошла тёмный переулок и вышла во двор с единственным мутно-желтым фонарём. Отель располагался в старом доме с колоннами и высоким крыльцом. Над крыльцом был установлен синий козырёк из толстого пластика, массивные ступени облицованы кафелем. Я не без труда поднялась по лестнице (для нас любая ступень выше двадцати сантиметров это сущее мучение) и нажала рукой на круглую кнопку звонка. Надпись над звонком "мы рады вам в любое время". Надпись над ручкой двери "247". Кстати, меня всегда пугали дверные звонки, звук которых я не могу услышать. Стоишь бывало, как чурбан перед закрытой дверью, жмёшь кнопку звонка и не знаешь, сломался он, или просто в помещении хорошая звукоизоляция.

В этот раз простоять мне пришлось не больше минуты. Дверь открылась с хрустальным перезвоном и на пороге оказалась блондинка лет двадцати пяти. Естественно, то сначала её радушный взгляд уткнулся мне в район живота, потом девушка подняла глаза выше и кое-как выдавила из себя дежурную улыбку. Выражение её глаз было мне знакомо. Несчетное число раз мне приходилось сталкиваться с людьми, которые с трудом сдерживались от того, чтобы не захлопнуть дверь прямо перед моим носом. Администраторы гостиниц, швейцары, офис-менеджеры, словом те, в чьи обязанности входит встречать посетителей. Я до мельчайших подробностей представляла чувства, которые они переживали. Сначала это обычное состояние служащего, который готовится поприветствовать клиента набором дежурных фраз. Глаза его блуждают на привычном уровне, когда достаточно лёгкого движения головы, чтобы увидеть лицо слишком высокого, или, наоборот, слишком низкого человека. На кончике языка уже вертятся заготовленные слова, улыбка (иногда даже искренняя) блуждает по лицу. Дверь открывается, работник уже открывает рот и собирается сказать что-то вроде "добрый вечер, мы рады вас видеть", но тут на пороге показывается один из дрэев и вся схема поведения летит к чертям. Первый удар получает пресловутый взгляд, человеку приходится высоко задирать голову, чтобы встретиться глазами с одним из нас. И во взгляде этом смешивается страх и отвращение, иногда животный ужас, чаще — желание ударить. Потом человек понимает, что годы репрессий против дрэев миновали и дрэй вполне может оказаться перспективным клиентом, которого надо уважать. И тогда невероятным усилием воли человек заставляет свои губы растянуться в улыбке. Кое-как овладевает собой и говорит "Здравствуйте".