Корпорация цветов - Константин Соргунов

От Приморской до Чернышевской шагать и шагать, но если ты погружен в свои размышления, время пролетает как-то незаметно. Я думала о странном предложении работы, о корпорации, о своих коллегах. Думала я и о своём безрассудном поступке, в самом деле, вот так, запросто уволиться с работы, которая полностью меня устраивала и на которой я могла почувствовать себя настоящим… я чуть было не сказала, "человеком". Словом, эта была та работа, где меня уж если и не уважали, то по крайней мере со мной считались. Причем считались по настоящему, искренне, а не по указке свыше, согласно программе толерантного отношения. Человечность, или, если хотите, гуманность, это было то, чего мне не хватало до того, как я пришла в этот гипермаркет. Вечером, возвращаясь домой, я каждый день остро чувствовала, как же мне всё-таки повезло. Явно ощущался контраст — между терпимым и даже доброжелательным отношением на работе, и агрессивно-презрительным на улице. Конечно, я давно научилась не обращать внимания на сдавленное шипение "дрэйская шлюха", которое бросают тебе вслед хмурые прохожие, но всё-таки приятного мало. Причем особенно агрессия идёт от женщин, хотя вообще-то говорят, что женщины гораздо терпеливее и добрее мужчин. Но почему-то многим женщинам и девушкам кажется, будто бы мы, дрэйки, каким-то образом посягаем на их мужчин, хотя межвидовые контакты никогда не практиковались открыто (забудьте, что я говорила о Верпе Райтер). Конечно, существовали закрытые клубы для любителей "чего-нибудь эдакого", говорят, что в узких кругах они были весьма популярны, но это никогда не носило массовый характер. Во-первых ещё свежи были воспоминания о том, что ещё недавно связь с дрэйкой или дрэем приравнивалось к государственной измене со всеми вытекающими последствиями. А во-вторых, что уж скрывать, безволосые, с костями наружу дрэи не могли показаться привлекательными человеку даже с самым извращённым вкусом. Были, конечно, прецеденты, когда люди проникались к дрэям большой симпатией. В Британии (куда в годы массовых преследований вывезли немало наших) даже практиковались межвидовые браки, но всё это было исключением из общих правил. О таком не говорили вслух, ограничиваясь только многозначительным закатыванием глаз и перешептываний на кухне.

Дойдя до улицы Рылеева, я решила зайти в магазин за молоком, а заодно купить банку сгущенного света. Мне не то чтобы очень нравился этот напиток, просто хотелось, так сказать, иметь представление о том, с чем собираешься работать. Я зашла в маленький магазинчик, работающий допоздна, и тут же поняла, что лучше бы мне поскорее уносить отсюда ноги. А тут надо сказать пару слов о том, что являлось и является для нас чуть ли не самой ощутимой проблемой. Дело в том, что в Петербурге, как и вообще в крупных городах мелкие торговые точки в основном принадлежат выходцам с Кавказа. Грузины, армяне, дагестанцы, я так и не научилась различать их между собой, но за свою жизнь натерпелась от них многого. Говорят, что рабы, пришедшие к власти, лютуют куда как страшнее бывших хозяев. Ещё пятнадцать лет назад кавказцев ненавидели, устраивали драки, громили ларьки, и, честно сказать, было за что. Вели они себя примерно так, как и мои сородичи, не желая мириться с существующими порядками и негласными правилами. Я совершенно точно уверена в том, что большая часть кавказцев это вполне порядочные люди, однако те, кто ведет себя как последний скот, гораздо более заметны, и, так сказать, затмевают собой всё остальное. Понятно, что несмотря на все призывы к терпимости, на кавказцев регулярно устраивали погромы. Стены в подъездах исписывались фразами "Россия для русских", "Смерть чуркам" и другими, более омерзительными лозунгами. В первую очередь, конечно, страдали законопослушные граждане, которым не повезло с местом рождения. Они не могли достойным образом за себя постоять, потому что им было что терять. Те же, кто зарабатывал себе на жизнь грабежами и разбоем, имели при себе оружие и их столкновения с русскими не всегда оканчивались в пользу последних. Но времена так называемых "скинхедов" и "неофашистов" давно прошли, на смену "чуркам" и "джамшудам" пришли "дрыги", пнуть которых лишний раз не отказывался ни русский, ни грузин. Мы стали общим врагом, которого в большей степени ненавидели бывшие "угнетённые". Отношение рознилось необычайно ярко: если в русском магазине всё ограничивалось только грязным оскорблением, то стоило зайти в торговую точку, которую содержал кавказец, то дело зачастую доходило до поножовщины. У меня не хватает слов для того, чтобы описать всю ту ненависть, которую буквально источали гневные "дети гор", но ноги мои до сих пор болят после ударов тяжелых ботинок. Встреча с обычными гопниками сулила вывернутые карманы и синяки, встреча с толпой кавказцев обещала сломанные ребра и выбитые зубы. Конечно, мы старались не гулять ночами в пустынных переулках и не заходить в непроверенные магазинчики, но от случайного столкновения не застрахован никто. Так и я, зайдя в знакомый магазин, была неприятно поражена, увидев за прилавком двоих молодых ребят явно нерусского происхождения. Надеясь, что они меня не заметили, я быстро юркнула за дверь, но поздно. Раздался возмущенный возглас "Ах ты тварь" и за мной бросились оба парня. Я кинулась бежать. Несмотря на то, что ещё не было и девяти часов вечера, улица словно вымерла. Я мчалась стрелой, но как я уже говорила, "стремительный бег дрэев" это не более чем миф, так что расстояние между мной и отчаянно ругающимися парнями всё сокращалось. До дома мне оставалось добежать всего ничего, я уже доставала из кармана магнитный ключ, надеясь скрыться в своём подъезде. Задыхаясь, я взбежала по лестнице и приложила ключ к контакту, но тут кто-то схватил меня за руку. Я закричала, обернулась и тут же узнала Павла, сына моей хозяйки, довольно приятного молодого человека, который никогда не опускался до оскорблений. Впрочем, он не только не оскорблял меня, он вообще никогда со мною не говорил, потому я ещё успела удивиться тому, что он меня остановил:

— Павел, пожалуйста, помогите! Там, за мной…

— Куда собралась, гнида? — отчеканил Павел с какой-то совершенно гаденькой улыбочкой. Я в ужасе на него посмотрела, дернулась, но было уже поздно. Мои преследователи уже были у подъезда и медленно, я бы даже сказала вальяжно, поднимались по ступенькам.

— Что, набегалась? — презрительно бросил один из них, подходя ко мне вплотную. От него пахло отвратительной смесью пота, одеколона и крепкого алкоголя. Я поморщилась, и это не ускользнуло от его внимания. Он что-то проговорил на своём языке и вдруг резко ударил меня в живот. Мир на мгновение померк у меня перед глазами, я задохнулась и прикусила язык.