Артем - Борис Могилевский

Напившись вволю чаю с сухим хлебом, двое старых рабочих и двое вновь нанятых отправились гулять в ботанический сад. Веселее и бодрее всех был Артем. Один из булочников, человек неимоверной физической силы, был одновременно человеком мрачным, угрюмым. Но веселость нового рабочего, назвавшегося Андреевым, а также его незаурядные физические данные сделали нелюдимого пекаря общительным. Он рассказал о своих приключениях, когда ему однажды пришлось пропутешествовать зайцем в трюме английского парохода на Филиппинские острова. Там он был обнаружен и на казенном содержании отправлен обратно в Шанхай.

Артем принял живое участие в этом обмене воспоминаниями. Он много рассказывал о своей жизни юношей в Париже, где ему довелось на время стать заведующим русской студенческой столовой.

— Однажды к нам в Париж приехал студент, исключенный из Томского университета. Детина рослый, как вот ты, Щербаков, — Артем указал рукой на мрачного пекаря, — у этого «ребенка», помню, была огромная рыжая шевелюра. В первый же день своего приезда в Париж он заблудился и никак не мог найти своей квартиры в Латинском квартале. Французского языка он, как и многие его соотечественники, не знал. Приведенный в отчаяние бесполезными попытками найти дорогу домой, обессиленный, он начал останавливать на улице прохожих, пытался жестами расспросить, куда ему идти. Толпа любопытных парижан вокруг рыжего студента росла с угрожающей быстротой. Но оттого, что число зевак увеличивалось, дело не продвинулось ни на шаг. Видя, что его по-прежнему не понимают, студент растрепал свои и так не очень покорные волосы, стал на четвереньки и начал бросаться на окружающих, издавая звуки, похожие на рычание льва. Парижане хохотали до слез, представление это достигло цели: всем стало ясно, что студент-иностранец живет неподалеку от Львиных ворот, куда его благополучно и доставили.

Артем рассказывал эту историю с такой живостью и при этом сам так заразительно хохотал, что угнетенное и безрадостное настроение прошедшего дня рассеялось, как дым.

В своих скитаниях по свету Артем, как и прежде, в тюрьме и ссылке, всегда находил час-другой, чтобы рассказать друзьям о своем житье-бытье.

«Простите, что так долго не писал, — начинает Артем свое послание Екатерине Феликсовне Мечниковой. — Очень часто мне хотелось написать Вам… Но постоянно встречались обстоятельства, которые мешали мне сделать это. Мы спим не на розах. Пробраться в Европу мне до сих пор не удается. Точно так же и в Америку или Австралию… Я застрял в Шанхае и жду не дождусь благоприятного случая, который бы позволил мне выбраться отсюда. Но, пока ждать-подождать, надо и делом заниматься. Жить на чужой счет я не могу… Я… кули. Никакой труд мне не страшен. Пусть англичане лицемерно отворачивались, когда я тащил тележку с хлебом по городу. Это меня нисколько не трогало… Одна англичанка… кричала на грязного усталого развозчика, что он привозит ей хлеб слишком поздно, в 8 часов, а не в 7½ часов (я выезжал в 4 часа утра). Я на другое утро привез ей хлеб в 5 часов. Все еще спали, и я прибил к ее дверям записку, в которой по-английски написал, что она напрасно затрудняет меня, заставляя рано приезжать. Она удивилась требовательности кули… Только среди проходимцев всех стран, а только они и представляют европейцев на Дальнем Востоке, возможны такие нравы. Они презирают труд, как презреннейшее из занятий. Они поддерживают легенду о нациях, которые родятся с седлами на спинах, и нациях, которые родятся со шпорами на сапогах. Жалкая кучка европейцев насильно втискивает новые формы общественных отношений в огромную страну и думает, что их роль они могут разыгрывать столетия…»

«Китай сейчас — вулкан»

Очутившись в Китае, в этом совершенно новом для него мире, Артем пристально вглядывался в то, что происходит в этом гигантском котле. Чуткое ухо революционера улавливало пока еще неясный гул первых подземных толчков надвигающейся революции.

«Китай уже имеет свою буржуазию, — писал Артем в том же письме к Мечниковой, — которая хозяйничает в стране пока экономически. Она уже вступает в борьбу с отжившими господствующими классами, желая хозяйствовать и политически. Огромные массы китайского населения, оставшиеся без определенных занятий, с тех пор как дешевый европейский товар разрушил китайскую промышленность, составляют послушную армию, которую китайская буржуазия пока эксплуатирует экономически. Но эта же армия послушна ей и тогда, когда буржуазия пускает ее в ход во время столкновений в общественной жизни. Беспокойное китайское население, лишенное прочных условий существования, быстро обучается и дисциплинируется на службе у капитала. Пока оно послушный молот в руках китайской буржуазии. Это особенно ясно сказалось во время чумного бунта. Европейцы применили военную силу — и это только подлило масла в огонь. Китайская буржуазия выпустила только прокламацию, подписанную выдающимися китайскими промышленниками и торговцами, и все успокоилось. Но они ее написали лишь тогда, когда европейцы согласились на все условия, которые китайская буржуазия предложила им как ультиматум. Это было первое поражение европейцев. Европейцы сдались по всему фронту. Китай сейчас — вулкан… Беспокойным… китайское население является потому, что у него нет устойчивости в хозяйственном строе. Старое рушится быстрее, чем создается новое на его обломках… Что дальнейшее развитие Китая будет идти неровным, прерывистым шагом, это ясно. Тем более, что вмешательство европейцев создает еще большую неурядицу и вносит много путаницы в умы китайцев».

Активный участник русской революции 1905 года, соратник Ленина, Артем на каждом шагу своей нелегкой жизни в Шанхае убеждался в верности слов своего учителя. В Китае началась эпоха, которую Ленин назвал эпохой «пробуждения Азии». «Пробуждение к политической жизни азиатских народов получило особенный толчок от русско-японской войны и от русской революции» [23].

Артем, называя Китай вулканом, дает марксистский анализ социальных сил, действующих в Китае накануне революции 1911–1913 годов.

Все в том же письме к Екатерине Феликсовне, возвращаясь к рассказу о совместной жизни группы русских эмигрантов в Шанхае, Артем писал:

«…А теперь у нас есть «коммуна». Теперь русскому беглецу или неудачнику не приходится, если он порядочный человек, скитаться по улицам Шанхая и просить сытых о милости. Теперь он идет на квартиру, которую мы снимаем, и живет в ней как дома. Как оплачивается квартира, как кормятся живущие в ней, — этого никто из живущих не знает. Когда надо платить 2 доллара за квартиру, деньги оказываются налицо. Едят. Пища бывает ежедневно. Мы все зарабатываем кое-что, и всякому приезжему или оставшемуся без работы находится какая-либо работенка. И во всем этом ни капли благотворительности.