Когда погаснут все огни - Анастасия Вайсбах

— Слуга молит о прощении!

Вошедшая служительница внутренних покоев распростерлась ниц в почтительном поклоне.

— Государыня с болью и сокрушением передает государю весть о нездоровье царственных сыновей.

Сянсин привык владеть собой, что бы ни случилось. Этому его обучали с детства, едва он научился понимать обращенные к нему речи. Однако сейчас, будучи не в состоянии справиться со своими чувствами, он резко всочил на ноги, опрокинув игральную доску. Шашки с сухим стуком рассыпались по полу.

* * *

Опустошенный недавним пожаром, разом обнищавший Шэньфэн тревожно притих. В храмах, повинуясь дворцовым повелениям, неустанно возносились молитвы о выздоровлении наследного принца и его брата. А за закрытыми дверями, опасаясь соглядатаев, шептались о том, что это знак. Разве в былые времена, когда династия Жун была угодна Небесам, ее постигали подобные бедствия? Разве в благие времена сгорал храм предков государя — то, что сейчас всеми силами скрывают от добрых людей Данцзе, хотя правда все равно поднимается, подобно маслу на поверхности воды? Останься у государя добродетель, он бы принес покаяние перед ликом Небес за свои дела, и благодеяниями постарался бы исправить все, что навлекло на него и державу Данцзе все эти нескончаемые беды.

За подобные разговоры приходилось дорого платить. Так же, как и за найденные стражами трактаты учителя Цюэ и его последователей. Даже простое знакомство с их трудами могло навлечь на человека беду.

Находились, правда, и те, кто не возлагал всю вину на государя. Те, кто видел корень зла в советнике Ши, омрачившем разум несчастного слабодушного правителя. Доходили даже до того, что обвиняли Ши Кунляна в болезни принцев. Якобы, пользуясь горем государя Сянсина, злокозненный советник желает сильнее подчинить себе его волю. И почти никто не сомневался, что именно советник Ши, а вовсе не Милинь, стоит за попыткой убийства любимого народом генерала Линя. Что именно он, завидуя чужой славе и доблести, чинит помехи армии Северного Предела.

Говорить об этом тоже было опасно. За речи против Ши Кунляна взыскивали с той же строгостью, что и за неподобающие слова о государе.

— Мы должны позаботиться о погребении и поминовении несчастного Чэн Ланя и его сыновей, — гадатель в скромном конопляном одеянии нервно ломал пальцы, — он был нашим добрым собратом, и мы не смеем проявлять небрежение…

— Смеем ли мы при этом навлекать опасность на свои семьи? Высказавшие сочувствие приговоренным преступникам сами оказываются под подозрением.

— Но ведь нам известно, что Чэн Лань не клеветал. Мы все проверяли его гадание. Все, кому достало смелости.

— Такое дозволено лишь дворцовой коллегии. Мы преступили Золотой закон, — пожилая женщина в теплой накидке подняла руки к небу, — и каждый из нас заслужил кару.

— И мы видели, что на династии Жун нет более знака благодати.

Гадатели примолкли, пряча глаза друг от друга. Рассказывать о подобном значило показать себя бунтовщиками, нарушившими древний закон Срединных Земель и подстрекающими к неповиновению правящему государю. Но как было мириться со знанием, что на престоле восседает лишенный благодати Небес государь, когда на небе сияет недоброе Око Безны, а все энергии мира пребывают в тяжком смятении? В чем заключается долг в этом случае? Не лучше ли будет все же предупредить не наделенных даром видения простецов?

— Учитель Цюэ предвидел это. Пусть и не столь ясно говорил об открытом ему.

— Один из его уцелевших учеников скрывался под кровом генерала Линя. И сумел ускользнуть из лап сыщиков.

— Генерал Линь — великий человек. Учитель Цюэ указывал на него как на надежду Данцзе.

— Несчастный Чэн Лань и его семья не должны пострадать напрасно. Его вина лишь в том, что он доверился не тому человеку…

— Однако что, если гадание ложно?

Голоса присутствующих на собрании гадателей и заклинающих стихли. Женщина, явно смущенная всеобщим вниманием, нервно теребила край светло-синего рукава.

— Все мы не раз сталкивались с неверными результатами, — запинаясь, продолжила она, — с тех пор, как открылось Око Бездны, любое наше гадание может дать ошибочный ответ.

— Я понимаю, о чем говорит просвещенная сестра. И, признаюсь, не могу не разделять ее опасений.

— Почтенный собрат, едва ли столь многие могли получить одинаковый неверный результат. Его проверяли, и проверяли неоднократно.

— Мы проводили гадание вопреки Золотому закону, который запрещает всем, кто не приведен к священной клятве, вопрошать о судьбах государей. Что, если Небеса в гневе скрыли от нас истину?

Смущенный ропот прошелестел над собравшимися. Еще недавно единые в своем мнении, теперь гадатели были смущены и растеряны. Древний Золотой закон, помимо всего прочего, строжайше запрещал тем, кто не приносил особых обетов, вопрошать о судьбах правителей. Что, если карают за нарушение не только люди, но и сами Небеса? В свете этого казнь Чэн Ланя представала совершенно иначе. Со времен падения Яшмовой Ганьдэ братству заклинающих было запрещено вершить судьбы держав…

— Я испрошу для погребения останки несчастного собрата Чэна и его родичей, — худой как жердь гадатель решительно выступил вперед, — я одинок и бездетен, мой ученик погиб в ночь пожара, поэтому я навлеку гнев и подозрения в смутьянстве лишь на свою голову.

— Почтенный Лянь, вы подаете нам истинным пример высокого благочестия.

Некоторые выглядели пристыженными решением заклинающего Ляня. Однако куда большее число не скрывало своего облегчения.

* * *

Государь Сянсин смотрел в застывшее лишь супруги, чувствуя себя странно оглушенным. Как будто он вдруг потерял способность чувствовать боль. Их сыновья умерли — и жена, возлюбленная Сифэнь, тоже умерла. Она еще ходила, дышала, отвечала на обращенные к ней речи, ела, если ее уговаривали, но внутри уже была мертва.

Их дети, маленькие принцы, были здоровыми мальчиками, не унаследовавшими телесной немощи отца. Так как же так вышло, что они сгорели от недуга в считанные дни, и все искусство лекарей и врачевателей оказалось бессильно? Откуда пришла эта болезнь, поразившая лишь детей и не тронувшая никого из взрослых?

Сянсин был свято уверен — причиной беды стала не рука Небес, а злая воля кого-то из смертных. Кто-то возжелал лишить дом Жун прямых преемников, нанеся удар в самое сердце Данцзе. Еще совсем недавно Сянсин не тревожился о будущем. Пусть он сам всегда был слаб здоровьем — его должен был сменить на престоле крепкий сильный наследник, рука об руку с которым шел младший брат. И вот теперь это будущее обратилось в прах. Теперь Сянсин ощущал себя последним побегом на уже засохшем дереве.

— Виновных найдут, моя драгоценная супруга.

Государыня Сифэнь подняла глаза, казавшиеся невероятно большими из-за залегших под ними теней. Похожее на застывшую маску