Когда погаснут все огни - Анастасия Вайсбах

— Не мешай мне, сестра, — ее голос был похож на звук далеких колокольчиков на ветру, — он умирает. Последнее дыхание и кровь сердца…

— Нет, — Чжучжэн стиснула зубы. Что она могла противопоставить этой… этой зловещей твари, в чертах которой угадывались черты дамы Пэн, — возьми мое!

Тварь покачала головой. С сожалением и, как на миг показалось Чжучжэн — с сочувствием.

— Ты не государыня. Не кровь сокола.

Кровь сокола? Во взбудораженном разуме Чжучжэн пронеслись разом все символы правящего дома — знамя, знак, легенда о том, что они от крови Принца-Сокола из древних легенд времен Ганьдэ.

— Нет, — Чжучжэн знала, что она не противник для нечистой твари. Но не могла отступить. Кем бы и чем бы ни была эта незнакомка, она, Янь Чжучжэн, не позволит, чтобы последние мгновения Чжэнши были осквернены, — дама Пэн! Пэн Каймин! Он же всегда был добр к тебе!

Говорили, что духов можно укротить звуком их имени. На это и понадеялась Чжучжэн в своей отчаянной попытке.

Черты убитой дамы Пэн и впрямь проступили явственнее. Она смотрела на Чжучжэн мерцающими мертвыми глазами.

— Пэн Каймин… я была ею. И другими. И Чэн Мейли, и Бо Чжилань…

Колодец? Все эти женщины нашли смерть в колодце — так гласили дворцовые записи и слухи…

— Гуйцзин, — невольно вырвалось у Чжучжэн.

— Гуйцзин, — нараспев повторила тварь. Ее лицо утратило призрачную текучесть, став явственнее, определеннее. Лицо, достойное сотни красавиц, — мое имя.

Чжучжэн похолодела от ужаса. Имя? Она дала этому демону имя, сама того не желая?

— Мне нужно последнее дыхание и кровь сердца потомка сокола, — упрямо, но не зло повторила только что обретшая имя тварь, — я не причиню вреда тебе, сестра…

— Нет. Дай ему умереть в покое, — Чжучжэн закусила губы, чувствуя во рту медный привкус собственной крови, обмирая от ужаса перед мыслями, которые ее посетили, — есть другие от крови сокола. Шэньгун, который за тебя не мстит! Выщенок, которого носит твоя убийца Шучун!

Глаза Гуйцзин вспыхнули, красивое лицо страшно исказилось от лютой ненависти.

— Позволь спокойно умереть тому, кто был добр и не сделал зла даме Пэн! Не причиняй вреда моему сыну Шэнли, — Чжучжэн захлебывалась словами, спеша сказать все, пока страх перед задуманным не заставил ее замолчать и отказаться от своих помыслов, — забери после смерти государя мои силы. Но обрати взор на творящих зло и потворствующих ему!

Гуйцзин чуть покачнулась. Светящиеся мертвым огнем глаза вновь обратились на Чжучжэн.

— Силы? Ты отдашь их? Отдашь их мне?

— Клянусь своим чревом и костями предков, — теперь обратного пути уже не было, и Чжучжэн ощутила странное спокойствие.

— По своей воле? — продолжала допытываться Гуйцзин.

— Без принуждения.

Она больше не увидит Шэнли. Не сможет помочь ему советом. И ненадолго переживет своего возлюбленного. Но кто упрекнет мать в стремлении защитить сына? Кто осудит любящую женщину за желание даровать любимому чистую спокойную смерть? И кто не поймет жажду отомстить вечной сопернице?

— Слова сказаны, сестра.

Гуйцзин исчезла, растворившись в тенях, оставив после себя лишь запах жженого сандала и вошедший куда-то в кости холод. Огни светильников вновь набрали силу, озарив опочивальню уютным золотистым светом.

Чжучжэн обессиленно опустилась на пол у ложа Чжэнши, чувствуя ужас перед тем, что она сотворила. Она дала имя демону, открыв тому путь к его истинной силе и обретению окончательной формы. Она обрекла на преследование двоих, один из которых — нерожденный еще младенец. Она определила срок своей жизни и добровольно отдаст силы демону, усилив его многократно добровольной жертвой.

Она защитила Чжэнши и Шэнли.

Слез больше не было.

Глава 22

Сяохуамей не реагировала на происходящее вокруг. Ее изящное лицо сердечком было лишено всякого выражения. Только глаза беспорядочно метались под опущенными веками, да слегка подрагивали от напряжения руки, сложенные в незнакомую Дину Гуанчжи печать совершенно немыслимым образом — казалось, человеческие пальцы просто не способны согнуться подобным образом.

Воздух рядом с ней едва ощутимо звенел от невероятного сплетения энергий. Сяохуамей вновь была сильна. Не так, как в миг их первой встречи у гроба Жу Яньхэ — на то, чтобы восстановить ту огромную мощь, что позволила Меняющей Облик поднять в незримом настоящую бурю, потребовалось бы куда больше времени. И куда больше жертв, чем несколько ослабленных до потери сознания девушек из усадьбы Таоцзы. Дину Гуанчжи было больно и неприятно видеть, как еще недавно цветущих и полных сил воспитанниц выводят из занятой Сяохуамей комнаты, придерживая под руки. Бледных, измученных, едва способных стоять на ногах. Сварливые уверения Янмей, что девушки в Таоцзы специально обучены техникам восстановления после подобных потерь, а если кто-то не справится — то невелика и утрата, раз оказались столь нерадивыми в учебе, ничуть не успокаивали Дина Гуанчжи.

Госпожа Янмей внушала ему страх, несмотря на то, что не обладала и тысячной долей сил своей сестры. Но если глядя на изящную хрупкую Сяохуамей можно было и позабыть о ее сущности, то старая Янмей подавляла своим нескрываемым возрастом и манерой держаться. Перед этой грозной старухой Дин Гуанчжи чувствовал себя нелепым юнцом, натворившим опасных глупостей. И потому он вздохнул с облегчением, когда они покинули усадьбу Таоцзы.

Как бы ни успокаивали его лисицы, заверяя, что воспитанницы проживают свою жизнь в довольстве, а после получают достаток и защиту, душа Дина Гуанчжи восставала против такого положения дел. Да, девицы живут в достатке, не испытывая нужды ни в чем — но за эту сытую жизнь им приходится платить своими силами, питая бессмертных из Пяти Дворов! Служат отверженным Небесами мертвецам не только наложницами, но и пищей, увядая раньше положенного срока! Сяохуамей раз за разом пыталась его разубедить, в то время как Янмей лишь пренебрежительно усмехалась. Лисица явно усвоила манеры влиятельных старых дам из человеческого рода.

Дин Гуанчжи не мог понять, как так вышло, что одна из сестер обладает вечной молодостью и большой силой, а вторая — лишь вечной жизнью.

— У нас разные матери, — как-то раз пояснила Сяохуамей, когда они пили чай, любуясь прекрасным садом Таоцзы, — матушка сестрицы была простой танцовщицей из рода людей, что однажды уснула в персиковом саду и пленила нашего отца своей красотой. Моя же матушка была одного племени с отцом. Жаль, что вы не видели сестрицу Янмей в молодости. Она была равна сотне красавиц, взмахом ресниц похищала мужские сердца, а улыбкой открывала ворота неприступных крепостей.

Они часто беседовали с Сяохуамей, и после этих разговоров Дин Гуанчжи чувствовал себя крайне странно. Древние