Пастырь добрый - Попова Александровна

И вот, тому, кто станет читать мои записи: я отвез дочь Фридриха Крюгера в деревню Фогельхайм, что в дне пути к востоку, и там оставил мужчине и женщине, не умевшим зачать во всю жизнь их, и как была Хельга Крюгер напугана и уже не столь мала и в разуме, то согласилась со мною, что говорить им правды о себе не надо. И как сам я уже не молод, не ведомо мне, от кого и как, и когда смогут узнать о всем случившемся те, кому это знать должно, ежели всякий молчит и клялся молчать, однако ж вот ему указание.

Знаю я, что лукавлю в сердце своем, излагая сие все не устно, ибо тайну, что клялся хранить вовеки, раскрываю, пусть и чернилам, однако ж, близок час мой, и не имею воли над собою молчать и далее. Велико было злодеяние Фридриха Крюгера, но велико было и наше, ибо исполнили, что не нам исполнять надлежит, поправ закон мирской, а паче Церковью нашей установленный, по коему не стаду, но пастырям подобает ab haedis segregare oves[129] и чинить им надлежащее. И, как сказано, quidquid latet, apparebit, nil inultum remanebit[130], а посему знаю, верю, что прочесть сие написанное доведется тому, кто не станет порицать меня за нарушение клятвы; что же до соучастия моего, той вины с себя не снимаю, и в сем сознаюсь искренне и полно.

И вот, все изложено, и за каждое слово готов поручиться, что оно есть истинная правда, а взявшие с меня клятву да простят меня, но ни единого из слов своих не изыму. Quod scripsi, scripsi[131].

-  Amen, - подытожил Ланц коротко. - Предусмотрительный попик, однако ж... Что скажешь, абориген?

-  Святой отец, конечно, предусмотрел многое, - неспешно проговорил Курт, глядя на желтую поверхность дешевого пергамента неотрывно, точно пытаясь увидеть на ней въяве то, что было описано этими наполненными ужаса словами. - Многое, но не все. Разумеется, сбрызгивание святой водой не помогло...

-  Как мы видим из событий в Кельне, гений, - отозвался Бруно; он поморщился.

-  Даже если бы ничего подобного не случилось, я сказал бы то же. Итак, Дитрих, что я могу сказать? Вот что. Primo. История - реальна. Res probata[132]. Secundo. Фридрих Крюгер (теперь нам известно даже имя) - не деревенский колдун, бубнящий над котелком с мышиными лапками; личность сильная, хотя он, в этом я склонен согласиться со святым отцом, слегка помешан в разуме. То ли от рождения, то ли (что скорее всего) - это последствия его практики. Опасной практики - для практикующего в первую очередь. Tertio. Вода - вот его стихия, его область работы, его помощник; справедливо решили добрые горожане, что топить его не стоит, однако все их предосторожности все равно напрасны. Зарыли живьем; более подходящей обстановки для связывания души и перекрытия ей пути в мир иной либо для возможности соглашения с первым же существом, предложившим подобное в обмен на какое-либо избавление - не придумать. Самые обычные люди, простые смертные в таких обстоятельствах обращались в такую проблему для окружающих, что мало какому малефику и во сне могло привидеться...

-  Так о воде, - напомнил Бруно; он кивнул:

-  Вода в тот день была на его стороне. Заметьте - священник упоминает, что с утра того дня шел дождь; все случилось на берегу реки - земля там пропитана водой; а после, ко всему в довесок, наш дедушка еще и окропил его водичкой поверху...

-  Святой водой, - поправил подопечный ревниво.

-  Да все равно, - отмахнулся Курт и осекся, вновь столкнувшись со взглядом Ланца - все с тем же пристальным, придирчивым.

-  Все, Гессе, - произнес тот непреклонно. - Предел. Понимаю, наверняка с тебя была взята cautio testimonials[133], когда тебя допустили в ту пресловутую библиотеку, однако тебе придется кое-что сказать. Мне не нужны тайны мироздания, я всего лишь хочу знать, с чем мы имеем дело, а дело это самое - явно выходит за пределы мне известного порядка вещей. Думаю, ректорат святого Макария не станет выносить тебе порицание, учитывая ситуацию. Итак, - поторопил тот, когда Курт не ответил, - мы будем говорить?

-  Н-да... - неопределенно качнул головой он. - Учитывая ситуацию...

-  Будем считать, что это «да», - подытожил Ланц. - А теперь я хочу знать, что означает твое столь пренебрежительное упоминание о святой воде. Я не монашек-первогодка, и я вполне отдаю себе отчет в том, что не всегда вот так просто, «крестом и водой», а также «постом и молитвой» и прочими благостями «изгоняются бесы»; однако что-то в твоем тоне говорит мне о том, что я не знаю чего-то куда большего. Чего?

-  Ты прав, - неспешно отозвался Курт, вновь опустив взгляд на пергамент перед собою. - В нашем случае - ни пост, ни молитва, ни вода... Нет; молитва, конечно, дело хорошее, лишней не бывает...

-  Не броди, как кот возле горячей каши, Гессе. Давай прямо.

-  В детали погружаться не буду, - решившись, заговорил он, по-прежнему стараясь не встречаться с направленными на него взглядами и все так же с осмотрительностью подбирая слова. - Лишь главное. Для начала, сообщу о таком факте: Фридрих Крюгер, судя по всем признакам, заключил... нечто вроде договора с... скажем так - с одним из самых древних... демонов, известных человечеству. Древнее Сатаны, который перед ним - ребенок, не более.

-  Хочешь сказать, - перебил чуть слышно Бруно, - что его болтовня насчет того, что было прежде самого Создателя... Хочешь сказать - это правда?

Курт болезненно поморщился, пытаясь сложить нужные слова так, чтобы не вытравить из обоих своих собеседников остатки их и без того изрядно пошатнувшейся уверенности в окружающем мире.

-  Просто все сложнее, - отозвался он, наконец. - Гораздо сложнее, чем принято полагать, вот и все.

-  Хотел бы я знать вот что, - произнес Бруно чуть слышно. - Сколькие из сожженных были казнены за знания о том, что знаешь и не говоришь нам теперь ты... Что кривишься? излишне неприкрыто выражаюсь? Не так, как у вас теперь принято? «Конгрегация», «жесткий допрос», «исполнитель» и «исполнение приговора»... Хотя всем известно, что это Инквизиция, пытка, палач и сожжение заживо.

-  Снова за старое?

-  Я только начал привыкать к тому, что ошибался на ваш счет. Только-только начал сживаться с тем, что и сам я во всем этом увяз по уши; и мне было бы мерзко узнать о том, что все, во что я верил до сего дня - ложь, и все вы от тех, кого возводите на помост, отличаетесь лишь тем, что имеете власть запретить им знать.

-  «У вас»... «на ваш счет»... - повторил Курт с усмешкой. - «Вы»... Еще неделю назад было «мы».

-  Ты не ответил. Вы устраняете тех, кто обладает вашим тайным знанием? За то, что пытаются дать знание другим?

-  Кому?

-  Людям.

-  А нахрена им это знание? - пожал плечами Курт и, перехватив ошеломленный взгляд подопечного, вздохнул. - Бруно, ты слишком хорошо думаешь о людях. Вся твоя жизнь ничему тебя так и не научила... Послушай-ка, что я тебе скажу. Ты сам же, вот только что, мгновением ранее, упомянул о том, что для тебя имеет значение все то, во что ты верил и веришь, что разрушение этой веры тебя... не порадует. А что скажет крестьянин, на уши которого вывалить все наши тайны? Половина из них покончит с собою, разочаровавшись в вере, жизни, правде, в чем угодно, каждый в своем. Вторая половина попросту отбросит все, что складывало до сей поры их бытие, без разбору, а на пустом месте прорастет анархия - она всегда приходит первой на место, ранее занятое идеалами, вбитыми в голову с детства, впитанными с младенчества. Останутся еще и те, кто вычленит из этого знания полезное; полезное для себя. И использует для того, чтобы управлять остальными, подчинять толпу и держать власть над ними.

-  Как сейчас - вы, - заметил тот. - Конкуренции не терпите?

-  Да, как сейчас - мы. Да, не терпим. А для чего она? Что изменит к лучшему?

-  Как знать...

-  Вот и узнай для начала. Этими идеями напичкал тебя Каспар полтора года назад? - спросил Курт прямо. - «Знание дает силу», «знание - народу»? Долой душителей свободы? Он в тебе не ошибся; знал, что семена упадут на благодатную почву.

-  Стало быть, не отрицаешь? Обладателей знаниями - под нож?

-  Primo. Не обладателей, а проповедников. Secundo. Кто сказал тебе, что в знании - счастье? Большинству лучше знать как можно меньше, дабы не делать нездоровых умозаключений, вредоносных как для них самих, так и для их близких, друзей, соседей... в конечном счете - для государства и всего порядка мироустроения, быть может.

-  Но Инквизиции это не касается, верно?

-  Верно, - игнорируя его насмешливость, кивнул Курт. - Нас это не касается.

-  Почему? Почему можно вам и нельзя другим?

-  Рано, - отозвался он коротко. - Я уже объяснил, почему. У большинства простых смертных, Бруно, от чрезмерного знания попросту сносит крышу, вот и все. Ни ума, ни простой порядочности большой запас сведений сам по себе не добавит, а ни того, ни другого у большинства людей нет... Люди не готовы к знанию. Как оказывается на поверку - не готовы даже вы. Даже в ваших душах поселились сомнения, и если реакции Бруно я не удивляюсь, то...