Иисус. Картины жизни - Фридрих Цюндель

Он никогда не прощал, прежде не обратившись к Отцу, не испросив Его согласия, а всегда в единении с Ним, скрепленном священными узами любви, – в этом заключалась великая разрешающая сила Его прощения, на этом преимущественно основывалась Его власть прощать на Земле грехи.

Говоря о том, как именно Он прощал, упомянем нечто, внутренне связанное с этим, – удивительную проницательность Его любви, способной сквозь все наслоения безобразного и неподобающего видеть в человеке доброе начало (если оно у него было), то, что позволит Ему в благоприятный момент достучаться до его сердца. «Не судить!» – вот чем была преисполнена Его душа. Не искать в человеке одно лишь злое, ничего в нем не истолковывать не в его пользу, открыть прежде основу всего – его добрую волю. Это было Его искусство, нет, это была радость Его сердца. В глазах Его окружения Он был воплощением чудесной «силы Божьей», которая их всех возвышала, освобождала, наполняла светом.

Отношение Иисуса к грешникам раскрывается в трех притчах: о пропавшей овце; о потерянной драхме и о блудном сыне (Лк 15). Он рассказал их в ответ на ропот фарисеев, говоривших: «Он принимает грешников и ест с ними». По мере того как фарисеи и их сторонники все более отдалялись от Иисуса, Его все чаще посещали и окружали «люди из народа», нередко с сомнительным прошлым («приближались к Нему все мытари и грешники слушать Его»), и это было тем более предосудительно, что никто не замечал происходивших с этими людьми изменений, тем более признаков, служивших для фарисеев мерилом благочестия. И создавалось впечатление, будто Он водит дружбу не только с раскаявшимися, но и с безнадежными грешниками. Но как отрадно видеть эту вереницу людей, тянущихся к Иисусу! Они удивительно тонко подмечали небывалое, блаженное изменение, которое происходило в том или ином человеке после общения с Иисусом. Это и влекло к Нему все больше и больше израильтян. Они жаждали обращения – и шли к Спасителю, исполненные раскаяния.

В представлении фарисеев этот класс людей был безнадежно потерянным. Спаситель не меньше, а больше фарисеев видит их порочность, и в этих притчах нисколько их не щадит и не приукрашивает, давая им образную характеристику. Но если в глазах фарисеев то были люди безнадежно потерянные, исключенные из общины праведных, то Спасителю они виделись иначе. Он старается не касаться этого различия во мнениях, иначе Ему придется обличать фарисеев в их собственной греховности, а этого Спаситель не хочет. Он только доносит до сознания человека неправедность поступка, но никогда не заставляет его ощутить вообще себя грешником – это чувство должно само пробудиться в глубинах его сердца. Иисус никогда не умалял и не принижал в глазах человека его истинно добрые намерения и поступки. Он хочет избежать малейшего подозрения в неуважительном отношении к нравственному поведению. Израиль, в отличие от предоставленного самому себе языческого мира, есть народ Божий, стадо Божие, которое Бог отчасти пасет Сам, доверяя это Своим пастырям, и строго взыщет (Иез 34) с тех из них, кто не заботится об овцах, прежде всего, о заблудших и потерянных. В этом Спаситель не расходился с фарисеями. Человек создан, чтобы любить Бога и быть любимым Им, возрастать под присмотром любящего Отца, в единстве с Его стадом. Грешник из такого единения с Отцом выпадает, становится заблудшим, потерянным, то ли по неразумию, то ли по злому произволению, подобно потерянной драхме, по вине тех, кто должен был ее хранить, или – применительно к язычникам – по вине предыдущих поколений. Но Бог его по-прежнему любит, как всякую овцу Своего стада, законную часть Его «имущества». Спаситель же оправдывает «заблудшую овцу» не с ее позиции, а как ищущий ее «хозяин» стада. Сколько сочувствия, любви и нежности в Его словах, сказанных от Себя и от имени Своего Отца! И чем сильней звучит эта обращенная к нам любовь, тем яснее открывается ее естественность всем, кто способен ее принять.

Мы чувствуем, что это Хозяин, всем сердцем радеющий за Свою овцу, Свою драхму, Свое чадо. Таков и Спаситель. Но это не укладывается в ограниченном уме фарисеев. Бог потерял не овцу, а целые поколения, не драхмы лишился, а всего Своего «состояния» на Земле – Своих детей человеческих; и, верный Своему обетованию – «Вот, Я Сам отыщу овец Моих и осмотрю их» (Иез 34:11), посылает Своего Сына с поручением отыскать и спасти овец.

Нельзя не заметить, как редко Спаситель произносит ставшую нам привычной фразу о том, что без Него все люди заблудшие. Но в этих притчах заблудшие – ничтожно малая часть, да и судя по другим примерам, Его отношение к грешникам рассматривается почти как исключение. Спаситель действует исключительно деликатно, не объявляет нашу греховность делом неисправимым из опасения заглушить в нас и без того неразвитое чувство ответственности за свои ошибки. Между тем Он, к Своей великой скорби, не сомневался в тотальности порока, и упомянутые в притчах количественные соотношения объясняются исключительно вышеприведенными доводами. Об этом свидетельствует Его ответ ученикам на их вопрос: «Кто же может спастись?» Им и заканчивается рассказ о богатом юноше с его известным обращением «Учитель благий» (Мф 19:16; Мк 10:17; Лк 18:18).

Рассказ для нас тем поучительный, что в нем раскрывается вся широта сердца Иисуса: здесь мы видим, как Он, прозревающий Своим чистейшим взглядом глубины порока, высоко почитает и ценит в человеке даже мельчайшие крупицы добра.

Перед Ним благовоспитанный, счастливый, по земным меркам, юноша, уже «из начальствующих», воодушевленный идеей добра, надеющийся узнать от Иисуса, учителя добра, как ему осуществить свои благородные устремления. «Учитель благий! – обращается он к Нему, – что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Спасителя такое обращение пугает. Он давно привык, что чуть ли не каждый принимает Его за обычного, хотя и возвышающегося над другими человека, и соглашается с этим, разве что особые обстоятельства вынуждают Его явить Свое истинное достоинство, тем более именно сейчас, когда Он, сгибаясь под тяжестью всеобщего греха и охваченный стыдом, предстает перед Богом за людей. «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог», – отвечает Он, не видя здесь ни малейшего повода открыть исключительность Своего положения. Что же касается вопроса юноши, то Спаситель просто указывает ему на десять заповедей, являющихся ответом Самого Бога. В основном это запреты; они называют то, из-за чего можно лишиться жизни и заслужить смерть. Особенно это относится ко второй скрижали, о которой Иисус и напоминает юноше, перечисляя ее заповеди в последовательности, наиболее отвечающей его статусу и тем искушениям, которым он чаще всего подвергается. Красть и т. п. он вряд ли будет, поэтому Спаситель на первое место ставит «не прелюбодействуй». Человек обязан хранить в своем сердце великие предостережения Бога: «не убивай», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «не разводись с женой», ибо, забывая о них, он становится самым что ни на есть блудным сыном. Юноша отвечает: «Все это я сохранил от юности моей». Чего еще недостает ему? И что же Спаситель? «Иисус, взглянув на него, полюбил его» (Мк 10:21). Он радуется даже этому росточку страха Божьего. И, окинув духовным взором чудесное поле честной брани и благодатной победы, верный Своим словам: «Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь», проникается любовью к этому человеку. Но и он в Его глазах все же был заблудшим. Каким необъятным представляется нам сердце Спасителя! Он скрывает Свои мысли, которые нам, близоруким, могут показаться чуть ли не противоречивыми. «Как протянуть этому юноше руку, чтобы Его устремления оказались не напрасными и он унаследовал бы жизнь вечную?».

Его, каков он сейчас, иначе как заблудшим не назовешь. Правда, в нем немало и той «набожности», которую Бог до прихода Иисуса принимал как праведность. На фоне всеобщей греховности юноша ведет себя достойно, подобно сотнику Корнилию, услышавшему от Петра слово Божие (Деян 10:35): «Во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему». И как Бог оказал Корнилию Свою милость, дав ему возможность именем Иисуса достичь прощения грехов и быть спасенным, то же могло произойти и с юношей. Разве он отнесся бы так спокойно к этому слову Божьему, услышь он в Нагорной проповеди из уст Иисуса, что такое эти заповеди! Спаситель как Сын Божий одухотворен Тем, от Кого исходил закон, и Он исполнит его на земле, привлекая нас к Себе и делая такими же чадами Божьими, как и Он Сам (Мф 5:17). Но юноша и понятия не имеет, что Иисус – наша единственная надежда. Он ищет в Нем всего лишь Учителя. Может быть, на его вопрос следовало ответить так: «Всего твоего прежнего усердия недостаточно, и оно ничего не стоит, уверуй в Меня – вот единственное, что тебе поможет». Но так Спаситель никогда не скажет. Он не погасит тлеющий фитиль, чтобы потом зажечь его вновь, ибо знает, как это трудно. Подобными речами Он скорее загасил бы в нем искорку веры, а не воспламенил ее. Спаситель словно ставит Себя на место юноши, которому казалось недостаточным быть человеком честным и порядочным, отчего он и стремился подняться еще выше – но куда? И тут ему без помощи Иисуса не обойтись. И Спаситель достиг бы того искупительного единения с ним, пусть поначалу неполного, если бы принял его в узкий круг Своих учеников, которых соблюдал во имя Отца (Ин 17:12), постоянно оставаясь с ними. Именно это – Свое благодатное влияние – Иисус и предлагает юноше, осложняя в какой-то мере Свое положение, ибо Он не хотел без нужды расширять уже сложившийся узкий круг Своих учеников. «Если ты хочешь быть совершенным, – говорит Он, подхватывая его мысль, – следуй за мной!» «Быть совершенным» – не значит служить безжизненным образцом для других, это просто значит быть цельным, не двусоставным, а единым, как едино Царство Божие. Однако богатый господин, тем более богатый по меркам того времени – имением и рабами, Ему среди Его окружения не нужен. «Все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, и следуй за Мною». Именно так нужно понимать требование Спасителя. Вряд ли Он просто испытывал юношу, предлагая ему такое униженное положение, чтобы обнажить во всей наготе его мнимую праведность, впрочем, представляющуюся Спасителю не совсем уж мнимой. Его приглашение было искренним, и Он не хотел, чтобы юноша сказал «нет», а сказал бы «да», но тот, к сожалению, «услышав сие, опечалился». Его праведность на поверку оказалась пустой, более того, осознание ее и помешало ему понять все величие дара Иисуса. Юноша задумывается. Звучит заманчиво, «но как можно остаться ни с чем? кто я тогда?» – крутилось у него в голове. Так иной не лишенный благородства человек срастается со своим богатством. Молча он слушает Спасителя, молча размышляет, молча поворачивается и не спеша уходит. Что происходило тогда в сердце Иисуса? Едва ли мы способны на такие чувства.