Борись за нее - Лиз Плам

— Кажется, она сломана, — громко скулю я.

Элайджа берет мою ладонь и осматривает ее.

— Думаю, ты выживешь.

Хмурясь, я притягиваю ее обратно к груди.

— Скажи это клеткам, которые ты только что уничтожил своей стальной грудью.

— Вот почему ты должна оставаться дома; ты даже не можешь правильно ударить.

— Наверное, ты прав.

Элайджа осторожно берет раненую руку и нежно целует костяшки пальцев. От такого простого действия мое лицо краснеет.

— Я должен, Скарлет. Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось.

Я не знаю, как еще могу выразить благодарность человеку, который изо дня в день делает меня счастливой. Должен ведь существовать какой-то способ? Я ощущаю, как чувства бурлят в груди и желудке. Каждое утро я с нетерпением жду нашей встречи, а когда ложусь спать, он — моя последняя мысль. И все же Элайджа вырывает маленький кусочек моего сердца всякий раз, когда уходит драться. И мысль о его потере вызывает холодную дрожь, которая не проходит до тех пор, пока я снова не увижу его уверенное лицо, посылающее улыбку, заверяющую, что с ним все в порядке. Невозможно передать словами, как учащается сердце, когда он входит в комнату, или объяснить, что я чувствую, когда мы касаемся друг друга. Невозможно выразить словами то, что я чувствую к Элайдже Блэку.

А затем мои мысли замирают.

Нет, все-таки есть одно слово…

Любовь. Я люблю Элайджу. И я должна найти флешку.

Глава 22

Элайджа обещал зайти после поединка. Я не попросилась пойти с ним: после той ночи, когда я взглянула в дуло пистолета, мне не очень хочется рисковать. К тому же Элайджа никогда меня не пустит. Он не один раз давал мне понять, чтобы я послушалась и держалась от клуба подальше. После моего откровения о любви к Элайдже я вернулась домой и стала лихорадочно искать флешку.

Я еще не сказала, что люблю его. Я даже не знаю, как и когда признаться. Как сказать человеку, что ты его любишь? Особенно если вы накануне впервые поцеловались? Я понимаю, что это не имеет значения: ты любым способом выражаешь свои чувства, а смысл остается один. Вот только легче от этого все равно не становится. В любом случае мои слова будут лучше, чем признание Джека. Странно, но когда мы с Джеком впервые признались друг другу в любви, я не испытала с этим никаких трудностей.

Несмотря на то что за последние два часа я перерыла всю комнату брата, флешку я так и не нашла. Я прихожу в свою комнату и пытаюсь устроить мозговой штурм, думая о том, где Макс мог спрятать такую важную информацию. Однако проблема кроется в том, что я никогда не догадывалась о существовании этой стороны его жизни.

Может, мой разум и не хочет спать, но тело однозначно истощено. Я ворочаюсь, пытаясь отдохнуть до прихода Элайджи, однако сон никак не приходит. У меня слишком много забот: я влюблена; за мной охотятся убийцы; Элайджа борется за свою и мою жизнь; что надеть завтра в школу. Это уже слишком.

Я сажусь в кровати, когда слышу шаги на лестнице, ведущей в мою комнату. Несколько секунд спустя Элайджа открывает дверь, стараясь вести себя как можно тише. Я оставила ключ под ковриком снаружи, чтобы он смог войти. Я знала, что он будет поздно, и не ошиблась — уже двенадцать часов. Кроме того, мне не хотелось, чтобы ему пришлось подниматься на балкон.

Я осматриваю его лицо на предмет новых ран, и первое, что замечаю, — подбитый глаз. А ведь он только начал заживать после той ночи… Сердце в груди замирает. Я хочу спросить, что произошло, но Элайджа выглядит так, будто не хочет рассказывать. Поэтому я скрываю беспокойство улыбкой и пересаживаюсь на кровать. Он, кажется, благодарен за то, что я решила не устраивать допрос. Лежа на неповрежденном боку, Элайджа опирается головой на подушку и тянется ко мне.

— Как успехи? — спрашивает он, намекая на флешку.

— Пока никаких.

Элайджа кивает, умело скрывая реакцию.

— Я найду ее. Обязательно.

Да, он знает, что гарантии нет, но он должен верить мне. Я не прекращу поиски до тех пор, пока не найду флешку, и тогда ему не придется рисковать жизнью, борясь за мою безопасность.

— Алехандро предложил мне связаться с полицейским, и это следующее, что я сделаю. Думаю, он подскажет, где искать, — рассуждаю я.

Я протягиваю руку, легонько провожу пальцем по подбитому глазу Элайджи. В ответ он едва скрывает дрожь. Я резко останавливаюсь и перехожу к старому шраму под скулой, нежно гладя его подушечкой пальца.

Единственные звуки в комнате — дыхание и гул проезжающей снаружи машины. Я рассматриваю каждый шрам на его лице, выделяя множество тех, о которых я даже не подозревала ввиду их давности.

Элайджа вдруг наклоняется и сладко целует меня, откидывая голову на подушку. Я перевожу руку на другой бледный шрам на его лбу.

— Откуда у тебя этот шрам? — спрашиваю я.

— Первый поединок. Противник нанес удар, и его кольцо зацепило кожу. — Затем он ухмыляется. — Это был единственный удар за весь бой.

— Я хочу услышать историю каждого шрама.

— Их много.

— У нас много времени.

Элайджа нежно улыбается.

— Хорошо.

Он рассказывает мне историю каждого шрама, который я прослеживаю на его лице. Некоторые из историй вызывают печаль или ужас, но самая тяжелая из них — история о шраме на его плече.

Он появился, когда Элайджа был маленьким ребенком. В те времена они с Джеком были лучшими друзьями, у него было двое любящих родителей, и он жил в доме больше моего. Элайджа и его старший брат Оливер дрались друг с другом. Когда Оливер зашел слишком далеко, они оба кувырком полетели в гостиную, где стоял любимый мамин журнальный столик, который, как оказалось, был сделан из стекла.

Брат перевернул