Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы - Александр Бедрянец

– Красиво у тебя Виола, цветочки вот. Да и сама ты …

Виола посмотрела на него с такой злобой, что Мылов смешался,

– Да я …, я хотел сказать, что имя у тебя цветочное. Виола в переводе – фиалка.

Он засеменил прочь, а секретарша с яростью обрушилась на машинку. По коридору шли двое мужчин с папками, Коновалов присоединился к ним, и спустился вниз. Подойдя к вахтёрше, он сказал,

– Тётя Дуся, должно быть у вашей Виолы сегодня день рождения.

– С чего ты взял? Он у неё через полгода.

– Ну как же! Цветы на столе, в них записка. Сам видел. Муж ей комплименты говорит, цветочком называет, мол, Виола в переводе фиалка.

– Муж?

– А кто ж ещё посмеет средь бела дня замужней женщине такое говорить? Ваш племянник и на шофёра не похож.

– Вообще-то Кирюша любит пофорсить.

– Это видно. Сам толстенький, росточка среднего, а важный. Бакенбарды рыженькие торчком, очки круглые и галстук в горошек.

Тётя Дуся бросила вязание и заторопилась во двор. Вопросов у неё не было, потому что такие бакенбарды и очки во всём тресте носил один Мылов. А Коновалов вернулся на облюбованное место. Ему не хотелось пропустить зрелище. Долго ждать не пришлось. В коридоре появился водитель Кирилл. Уверенным шагом он подошёл к столу секретарши, вытащил из цветов записку и прочитал вслух. Затем сказал,

– Ладно, будет тебе свидание В.М.М. Фиалка, говоришь? Вобла сушёная, вот ты кто. Теперь ясно, чем ты влияла на этого любителя поросятины. Всё. Домой не приходи.

Он швырнул цветы в лицо оторопевшей Виоле, захватил записку и отправился к кабинету профорга. Было видно, что он не новичок в таких делах. Левой рукой он стучал в дверь, а правую кисть разминал. На приглашение войти не реагировал. Наконец раздражённый профорг открыл дверь, но что-то сказать не успел. Левой рукой Кирилл снял с него очки, а с правой хорошо засветил ему в глаз. Мылов провалился в кабинет. Кирилл зашёл следом и прикрыл за собою дверь. Оттуда раздались буцкающие звуки, а затем из кабинета с визгом выскочила машинистка и понеслась по коридору. На шум из всех дверей стали высовываться головы. Машинистку затормозила Виола, и резко спросила,

– Что там?

– Ужас! Ужас! Он заставил Мылова съесть какую-то бумагу!

Видно этот момент особенно поразил воображение девушки. Кирилл вышел из кабинета и спокойным шагом отправился на выход. Виола напротив, взяла со стола молочную бутылку, и пошла к кабинету профорга. Мылов приоткрыл дверь и выглянул. Его глаз уже начал заплывать. Тут подошла Виола, и с криком «каз-з-зёл», долбанула его бутылкой по лбу. Мылов снова провалился в кабинет. Самое интересное закончилось, и Коновалов спустился во двор.

Вскоре появились конторские женщины, и «Кубанец» отправился домой. У молодой бухгалтерши Клавы были припухшие от слёз глаза. Нарядчица её утешала,

– Клава, плюнь, да разотри, не переживай из-за этой толстой дуры.

Коновалову она пояснила, что Клава в тресте была впервые, и в лицо её ещё не знали. Она зашла в кабинет главной бухгалтерши, а там никого не было. Не успела она выйти, как заявилась Алла Фёдоровна, и стала подозревать в молодой женщине воровку. Обещала вызвать милицию, если в сумочке чего-то недосчитается. Требовала показать паспорт. Спасибо зашедшей нарядчице, которая уладила это дикое недоразумение. Коновалов её подбодрил,

– Успокойся Клава. Случай подвернётся, мы ей такое же устроим, отомстим.

– Спасибо тебе Коновалов на добром слове. Я думала, ты только у нас способен кровь пить.

Нарядчица сказала,

– У них неделю назад прокуратура крови попила. Смежники с оплатой за оборудование намудрили, а они давай всех шерстить.

Клава грустно заметила,

– Неизвестно, что хуже. Прокуратура пришла и ушла, а Коновалов каждый день. Сегодня какая-то драка была, и говорят, что секретарша в ней замешана.

Событие прокомментировал водитель «Кубанца»,

– Это Виола, жена Кирюхи. Он застукал её с профоргом, вот ему и навалял. Молодец. Сказал, завтра на развод подаст.

Клава заметила,

– Странные в городе мужчины. За эту жертву Бухенвальда дерутся, а мимо симпатичной женщины пройдут, и не глянут.

Вероятно, она имела в виду себя. Впрочем, она была недурна собою.

Вернувшись на комбинат, Коновалов сразу пошёл к директору. Не вдаваясь в подробности о своём расследовании, он доложил, что всё произошло из-за самодурства Крылова. Чернов приуныл, он тоже побаивался парторга. Коновалов был настроен более оптимистически,

– Крылов нам пока недоступен, но есть и другие возможности.

– Пока? Что ты имеешь в виду? Думай на кого замахиваешься.

– Возможно и ничего. Дело случая.

– И какие такие возможности?

– Всякие обходные пути. Много информации – много решений. Был у меня озорной план. Скоро отчётно-выборное профсоюзное собрание. Вот бы взять и выбрать Ясыркина профоргом. Зачесались бы они. Но не пойдёт.

– Почему?

– Ясыркин редкостный гавага.

– Кто?

– Размазня каких свет не видывал. Но даже если бы он был краснобаем, делу это бы не помогло. Они бы другого человека вычеркнули. У меня есть план понадёжней.

– Какой?

– Ну, о деталях я умолчу, там некоторые имена фигурируют, о которых не нужно. Вся надежда на профсоюзное собрание, ведь на него Мылов приедет. Если всё пройдёт как надо, то после собрания Мылов сам Ясыркина восстановит, и у Крылова не спросится.

– Понятно. Опять устроишь митинг. На Марксе или Суслове будешь Мылова ловить?

– Ни в коем случае, товарищ директор! Напротив. Никакого шума и быть не должно… Очень важно Мылова не спугнуть. Про Ясыркина ни слова. Я в задних рядах не издам даже шёпота. Мылову ни в чём не надо перечить, пусть чувствует себя генералом, тогда всё получится. Пусть всё идет как всегда.

– Это нетрудно. Если не будешь выступать, значит, так оно и будет. Ну, посмотрим.

Чернов помнил слова Иванкова, но его одолело любопытство, и он задержал выходящего из приёмной Коновалова,

– Погоди!

Секретарша Катя навострила уши.

– Вот ты поговорил с Мыловым, и ничего?

– В смысле?

– С Мыловым потом ничего не случилось?

– Честно говоря, кое-какие неприятности у него сегодня были. А как вы догадались?

– Это не догадка, это примета такая.

– Товарищ директор, я вообще в стороне был, и даже всего не видел. А жаль.

– Чего именно?

– Как шофёр его лупил. Дело-то было в кабинете. Фонарь добрый ему поставил.

– В чьём кабинете? Мылова?

– Ну да. Машинистка видела, как он заставил Мылова есть бумагу.

Катя прыснула и отвернулась к стене.

– Зато я видел, как Виола секретарша съездила Мылова бутылкой по голове.

– Виола? Секретарша?

– Да. Но женщина она на редкость худая, и от её слабой руки его здоровью большого ущерба не будет. К собранию очухается.

Коновалов ушёл. Директор некоторое время смотрел в пространство, а потом сказал,

– Ага.

На следующий день, ближе к обеду, на молзавод прибыл молодой щеголеватый мужчина, и попросил вызвать Анну Брюханову. Вскоре к нему вышла русоволосая, лет сорока, красивая женщина приятной полноты. Поздоровавшись, мужчина сказал,

– Я здесь проездом, задержался передать вам устную просьбу Валентина Михайловича.

– А кто это?

– Вы на него вышли через третьих лиц, а потому и не знаете. Валентин Михайлович Мылов является главой профсоюза треста. Именно он поставил Брюханова Е. Г. В очередь на квартиру. Сами понимаете, за такую услугу желательно отблагодарить.

– Понимаю. Сколько надо заплатить?

– Нет, нет! Товарищ Мылов взяток не берёт! А небольшому подарку он будет рад.

– Какому?

– Товарищ Мылов очень любит поросятинку, и если вы организуете ему живого поросёночка килограмм, так, около десяти, то этого будет достаточно. Надеюсь, это вас не затруднит?

– Не затруднит. А как передать-то?

– Для того я и пришёл, чтобы объяснить. В пятницу на комбинате будет собрание, и товарищ Мылов на него приедет. Вы напишите ему записку, мол, так и так, уважаемый Валентин Михайлович, в благодарность за услугу вам приготовлен подарок. Прошу подъехать по такому-то адресу и забрать. Не забудьте свою фамилию, а то он не поймёт от кого. Сходите на комбинат и отдайте записку секретарше Кате. Она в курсе, и передаст её товарищу Мылову. И всё. Собрание закончится где-то после трёх дня. Будьте в это время дома, а он заедет к вам сам и заберёт. Вы его сразу узнаете по рыжим бакенбардам и круглым очкам.

Этим посланником был Рома из Таганрога. Время от времени он навещал в станице свою тётю. Для роли он подходил идеально – одетый по-городскому, умеющий культурно говорить, а главное не местный. Когда-то Коновалов выручил его из неприятной истории, поэтому он, не упираясь, согласился исполнить миссию на молзаводе. Рома жизнь знал, ситуация его не удивляла, а потому он даже не догадался, что это был розыгрыш.

Коновалову осталось обработать ещё одну марионетку. Это был Семён Давыдович, пятидесятилетний здоровенный мужик, обладатель жирного красного лица, толстых рук и мощного загривка. Он не походил на тонкого интеллигента, но чувства у него имелись, главным из которых, было чувство собственности. Коновалов рассчитывал именно на это чувство. Как и все люди подобного склада, Семён Давыдович был довольно флегматичен, но за внешней невыразительностью прятался живой и практичный ум, а в нужные моменты он становился быстрым и энергичным.