Кукла, висящая вниз головой. Новеллы - Ли Льеж
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Кукла, висящая вниз головой. Новеллы
- Автор: Ли Льеж
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кукла, висящая вниз головой
Новеллы
Ли Льеж
© Ли Льеж, 2017
ISBN 978-5-4485-4394-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дикий волк пустыни
Волк завыл, царапая тишину; звёзды на сиреневом небе начали разгораться. С востока на зубчатые городские стены наваливалась ночь.
Волк был голоден и тяжело дышал после бега. Крепко сбитое тело с широкой грудью опиралось на высокие мускулистые ноги с пальцами, плотно сжатыми в комок. Лобастая и вместе с тем изящная голова зверя была украшена темными полосами вокруг белеющих щек и светлыми пятнами над глазами. Чуткие уши, одно из которых было порвано и висело тряпочкой, вслушивались в безмолвие.
…В той стороне, где рушился в черноту город, ещё трепыхались невнятные звуки: там водоносы бродили по улицам, предлагая запоздалым путникам за медяк утолить жажду, там ещё слышался хохот загулявших бродяг, скрип повозок и конское ржание. С другой стороны, за бороздою пыльных низкорослых кустов, расстилалась залитая багровым предполуночным светом пустыня. Ветер мягко скользил по песку, вздымая тончайшую серую пыль, которая быстро оседала и тотчас же взлетала вновь. Волк моргнул, стряхивая попавшую на веко песчинку, и беззвучно повернул голову на север.
Волк мог по нескольку дней оставаться без пищи, не теряя способности неутомимо покрывать большие расстояния, но теперь он устал. Шерсть на брюхе свалялась в тяжёлые, липкие комья, между ними набивалась грязь и колючая трава. Это причиняло зверю большие неудобства, но он привык терпеть. Наступив на колючку, он рефлекторно отдёргивал лапу и клыками выгрызал из подушечки засевший в ней инородный предмет, иногда на это занятие уходило по нескольку часов. Потом на больную лапу был трудно ступать, но волк не обращал на это внимания. Ему нужно было лишь одно-единственное – тёплое и живое, трепещущее в его мощных челюстях, способное притупить, успокоить голод. Волк чувствовал страх своей жертвы и понимал, что страх насыщает его не хуже дымящейся плоти. Волк был хищником и жил ради охоты, его сознание было маленьким и тёмным, как у новорождённого младенца; если он и думал о чём-нибудь в глубине своей звериной души, то лишь о чувстве невыносимого голода, которое никогда полностью не оставляло его в покое.
О, этот голод, когтистый божок волчьего мира! Днём и ночью он преследует их по пятам, щекотит брюхо, вздыбливает шерсть на затылке при одном лишь дуновении ветерка, принесшего запах жертвы! Всю недолгую волчью жизнь звери верно служат своему господину, в непрестанном беге и нападениях укачивая, ублажая его. Но голод неумолим и прихотлив: едва затихнув, он возникает снова, и снова, и снова, и сильные лапы снова гонят зверя вперёд, за добычей или за смертью.
Волк уже не раз был ранен и истекал кровью, хрипя и таращась в равнодушные небеса. Ему давно следовало бы умереть. Всякий раз, однако, что-то спасало его гибели, и раны затягивались, на их месте вырастала новая шерсть, скрывая шрамы. Волк выздоравливал и, мучаясь от неистового голода, снова бросался на охоту. Иногда природная осторожность изменяла ему или голод был слишком силён, чтобы дожидаться благоприятного момента для нападения, – и тогда новые удары сыпались на его бурую шкуру, а однажды вилы земледельца порвали ему бок. Каким-то чудом волк выжил и в этот раз.
Волк хорошо был знаком с людьми. Люди были опасны, к ним приближаться не следовало. В пищу они не годились, – ну, разве что когда ничего больше не удавалось поймать. Всегда можно было разрыть свежую могилу на кладбище за городской стеной, ведь люди умирали так же часто, как звери. Волк не выносил вкуса мертвечины, но не в его правилах было брезговать доступной едой.
Один раз волк решил было напасть на человеческого детёныша, перегонявшего скот. Когда тучное стадо оказалось в загоне, куда волк пробиться не мог, а мальчишка, пастух, вышел, насвистывая, и задержался у ворот, утонув босыми пятками в пыли, волк спружинился в кустах и приготовился к прыжку. Но детёныш почувствовал его присутствие, остановив взгляд больших, мёртвых от ужаса глаз на дремлющей полоске зарослей. В руках у человечка не было ни топора, ни даже палки. Он был абсолютно беззащитен.
Никакая мораль не интересовала голодного зверя, но нападать он не стал. Дело было вовсе не в жалости. Просто слева от волка села на землю глупая птица – довольно вкусная птица. Волк набросился на неё и схватил. Крылья трещали и ломались у него в зубах, а мальчишка с громкими криками помчался наутёк, всхлипывая и спотыкаясь.
…Днём волк всегда прятался в зарослях у родника – не у того родника, и которого люди привыкли брать чистую воду, а у другого, илистого и мутного, текущего у северных ворот городской стены. Эти ворота всегда были заперты, и дорога к ним давно заросла. Волк мог не опасаться нежданных гостей. Урча и жмурясь, он лакал серую воду, и потом долго спал, спрятавшись в тени от палящего дневного солнца. Ночью он просыпался и бродил на границе с пустыней. Это было любимое и лучшее время для охоты: все животные в здешнем климате предпочитали охотиться по ночам. Иногда волки собирались в стаю и нападали на стада, иногда выслеживали слабых, больных животных поодиночке. Охота всегда была связана с риском, но она придавала жизни смысл, ни один волк не согласился бы – не смог бы существовать без охоты.
Этой ночью волк чувствовал себя как никогда старым и измученным, но по привычке не обращал на это никакого внимания. Тянущее чувство голода в животе перекрывало всё прочее. Тяжело и бесшумно ступая на мускулистых, покрытых короткой шерстью лапах, волк двигался вперёд по земной границе между тьмой и светом, напрягая глаза. С клыков капала на песок вязкая слюна, дыхание с хрипом вырывалось из приоткрытой пасти. Пустыня, постепенно превращаясь из багровой в зелёную, лежала слева от него равнодушной тяжестью. Чёрные стены с бойницами справа целились в свинцовые облака.
Впереди неясно виднелась травяная плешь, на которой этой ночью расположилось овечье стадо. Толстые, вялые, безмозглые овцы медленно бродили друг за другом или тупо лежали, изредка оглашая воздух бессмысленными криками. Прямо на пути голодного зверя росли две старые раскидистые оливы с густыми подушками травы между корней. Волк прокрался к ним и незаметно лёг под сетью паучьих веток. Сегодня он был слишком слаб, чтобы бросаться и хватать не раздумывая. Жизнь не имела для него никакой ценности, но смерть представлялась царством невероятного голода, который невозможно утолить, и волк цеплялся за последние отпущенные ему дни.
У небольшого, но жаркого костерка расположились пастухи. Их было трое: старец, одетый в рваное рубище, сидел, опираясь на сучковатый посох, рядом устроился юноша. Юноша был ещё очень молод и нерасторопен: он не глядел на овец, предпочитая разглядывать звёзды. Он сидел, обхватив колени руками, и блаженно молчал, иногда подкидывая сухую ветку в огонь или обращаясь к старику с каким-нибудь ничего не значащим вопросом. Третий пастух, ребёнок, давно и крепко спал, завернувшись в рогожу.
Ночь сомкнулась над ними бархатным шатром, и в воздухе разлилось сладкое умиротворение. Флегматичные белые псы бродили вокруг стада и принюхивались к ветру. Волк не смог бы справиться и с одним из них, а собак было двое. Оставалось надеяться на то, что псы вдруг зазеваются, или какая-нибудь неразумная овца подойдёт слишком близко к неподвижным деревьям. Волк приготовился ждать.
Он ждал почти до полуночи, до полной темноты, озаряемой сверху лишь тусклым мерцанием звёзд. Костёр прогорал, становилось всё холоднее. Дневная жара сменялась по ночам леденящим холодом, приходящим из чрева пустыни. Старик и юноша жались друг к другу и подтягивались поближе к огню, мальчик свернулся в клубок под своей рогожей и тихо, мирно посапывал.
Волк так и не понял, что это было: ночь вдруг взорвалась светом. Крик ужаса, вырвавшийся из груди зверя, превратился в жалкий скулёж, в белом мареве заметались перепуганные псы. Блеяние овец заглушило все прочие звуки. Волк рванулся наутёк, но не смог сориентироваться и ударился головой о ствол равнодушной оливы, чего с ним никогда прежде не случалось. Придя в себя, волк увидел, что вокруг опять распростёрлась ночь, а пастухи, все трое, стоят на ногах перед затухшим костром и ошеломлённо разглядывают друг друга.
– Но, – жалобно произнёс один из них (кажется, это был юноша), – но как же стадо? Что скажет наш хозяин, если мы вдруг уйдём?
Старец смущённо молчал, мальчик в волнении прижимал к груди тонкие руки. Теперь волк узнал его – это был тот самый детёныш, кого он однажды пощадил.
– Мы должны идти, – сказал старик, всей тяжестью опираясь на свою палку. – Нет… вы должны идти. Я слишком стар, мне не под силу такой путь. Я останусь со стадом, а вы идите. Видите? – Он показал рукой куда-то вверх, – Это знак. Царь ждёт вас. Идите, дети.