Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга вторая. Новеллы - Александр Бедрянец

– Ладно, унучек, тады я тебе наливку сделаю. Энта слива в самый раз. Сливянка из неё получится «я тебе дам и набавлю».

И бабушка с заметным удовольствием принялась за дело. Процесс оказался длительным, но её никто не торопил. Она замачивала сливы, потом измельчала, что-то добавляла, слегка нагревала, и они играли у неё без всяких дрожжей. Затем настаивала, процеживала, и снова что-то добавляла. И только через два месяца принесла Родиону трёхлитровую банку с желтоватым прозрачным содержимым, и предложила попробовать. Напиток чуть заметно отдавал спиртным, и Родион сделал пару глотков. Было вкусно, а приятная горчинка придавала наливке своеобразие. Бабушка сказала,

– Правильно. Сейчас он молодой, не выстоялся. Поставь в тёмном месте, а через полгода он в силу войдёт. И через три года не пропадёт, тольки загустеет и покрепчает. На той год его свежего ещё сделаю.

– Чего его?

– Энто называется спотыкач.

– Спотыкач и в магазине продаётся. Только этот не такой.

– Молчи знахарь! Энто в магазине не такой.

На следующий год добавилась ещё банка продукта. Ко всему этому Коновалов не относился всерьёз до тех пор, пока бабушкина сливянка не прошла испытание. Её первой жертвой стал Левитан и его очередной зять.

Коновалов не любил вспоминать плохих людей. Об этом он высказывался так,

– Некоторым людям везёт, и они проскальзывают по жизни, не общаясь с разной поганью. Я не из таких везунчиков, поэтому иногда приходилось сталкиваться с довольно одиозными личностями. Со временем я стал относиться к этому философски. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что если нормы морали имеют определённые границы, то нравственное падение беспредельно. Фантазии не хватает, до чего может опуститься человек. На иного глянешь, думаешь всё, дальше некуда, а через некоторое время встречается урод ещё хуже. Неохота мусолить такие воспоминания ради них самих, но порой без этого не обойтись. С другой стороны, по таким воспоминаниям можно решить, что я жил среди одних дегенератов. Ничего подобного! Общество, в котором я жил и живу, в подавляющей массе состоит из нормальных законопослушных членов, где редкими вкраплениями попадаются всякие придурки и мерзавцы. Но с другой стороны, чем может запомниться масса здравомыслящих обывателей? Здесь такое же положение как и в исторической науке. Вся писаная история есть история войн. На самом-то деле, война – занятие немногих, и не каждый день. Основная масса населения всегда работала, платила налоги, размножалась, и только. Хронистам это было неинтересно. Да и о чём писать-то? В русских летописях так и отмечали: «В лето такое-то мирно бысть». И всё!

По шкале Коновалова Левитан не был подонком, он находился ближе к юродивому. Это был честный алкоголик, то есть он не воровал, не побирался, никому не падал на хвост и не тащил из дому. Правда ничего туда и не нёс. Пил на заработанное, а если не удавалось, то пользовался суррогатами – одеколоном, и прочими денатуратами. По-своему он был занятным типом. Левитан была кличка. Настоящая фамилия Диктор. Ещё в молодости он обжёг гортань каким-то антифризом, и с тех пор разговаривал натужным сиплым голосом. В сочетании с фамилией это казалось забавным, и где бы он ни появился, немедленно получал кличку Левитан, как шутовской антипод великого диктора. Коновалов не держал Левитана за полноценного человека, но определённый интерес к нему проявлял, как к любопытному экземпляру. Понемногу он узнал его историю.

Левитан был приезжим. Разговаривал он с характерным «оканьем», что выдавало в нём уроженца Приволжья. И действительно, родился Коля Диктор в мордовском селе. Неудачи на него посыпались, чуть ли не с рождения. При регистрации в сельсовете его мать спросили,

– Какую национальность записать новорожденному?

– Ой, даже и не знаю. Муж мордвин, а я чувашка.

Подумала, и решила,

– А-а, ладно, пишите, пусть будет русский.

Но это ещё полбеды. Работница сельсовета была приезжей, и неопытной. Людей знала плохо, к тому же с дикцией у матери было неважно. Отсюда вышло недоразумение – вместо фамилии Дегтярь, Коле записали Диктор, хотя фамилии родителей скопировали правильно.

Коновалов сказал, что подобные вещи в те годы происходили не так уж и редко, когда зачастую творцами новых фамилий становились невнимательные чиновники.

– Вот есть у меня знакомый Чванов. Ну, что это за фамилия? Ведь ясно же, что это плохо написанное и неправильно прочитанное слово Иванов. Знал я двух родных братьев с фамилиями Чёрный и Чернов. И ещё двоих братьев, причём близнецов. У одного была фамилия Дуля, а у другого Дулькин.

Удивительно, но ошибку в свидетельстве Левитана не заметили. Дегтярей в селе знали, и никто внимательно документ не изучал. Лишь получив паспорт, Николай узнал, что он Диктор. Не шибко грамотные родители, узнав, что ошибку в паспорте нужно исправлять через суд, решили не канителиться. Мол, невелика цаца, пусть живёт Диктором. Простоватый и безответный Коля с этим смирился. Он и без того был последним парнем на деревне, а когда односельчане узнали его национальность и фамилию, то стало совсем худо. Его не признавали своим ни мордвины, ни чуваши, ни русские. Дело не в национализме, в селе люди жили дружно, просто это стало хорошим поводом для насмешек. По какой-то причине в армию его не взяли. Друзей не было, а девушки всерьёз его не воспринимали. От такой жизни он и начал выпивать. Однажды мужики зло над ним подшутили, налив вместо самогона какого-то суррогата, после чего он и стал Левитаном. Родители всё-таки нашли ему невесту, и женили на забитой сироте из соседнего села, где она из милости жила у родственников в качестве бесплатной золушки и няньки. Звали её Неонила, в просторечии Ненила, и она была старше его. Затюканная ещё больше чем Коля, она могла хорошо делать только одно – рожать детей. Сначала они хотели устроиться в её селе, но не прижились, и начались их скитания по стране. Левитан очень путано рассказывал, каким образом они оказались в станице.

К тому времени семья его была уже многодетной. Советское государство реально поддерживало такие семьи, и им выделили под жильё просторный дом на соседней Коновалову улице.

Порядки в этой семье были странные, и соседей шокирующие. Самым странным элементом была Ненила. Робкий характер, помноженный на малограмотность, порождал у неё редкую неуверенность в себе. Ненила дичилась людей, скользила тенью, ни с кем не разговаривала, а поначалу даже не здоровалась. Редко кто мог похвастать, что слышал её голос вообще. Однажды несколько соседских женщин не дали ей проскользнуть, прижали к забору, и пообещали, что если она не будет здороваться, то её поколотят. С той поры при встрече с соседями Ненила останавливалась, и в своей манере церемонно, с полупоклоном кивала головой. Дома она, молча хлопотала, при этом никогда не ругалась, никого ни о чём не просила, не командовала, и не делала упрёков, даже если всё вокруг было вверх дном. Каждый делал, что хотел, её ничего не касалось. Дети, обучаясь в школе, быстро превосходили её в развитии, и начинали относиться к ней покровительственно, хотя она была главной кормилицей. Питались они неважно, не голодали, но стол разнообразием не отличался. Жили на картошке, хлебе и молоке. Ненила работала в колхозе дояркой. Молоко таскала с фермы, а заработанные деньги шли на покупку хлеба, который закупали сразу мешком.

Несмотря на внешне захудалый вид, у Ненилы было железное здоровье. Никто не помнит её хворой, или просто в недомогании. О степени её забитости говорит один случай. Однажды утром она пришла на работу бледная, и едва стоящая на ногах от слабости. Доярки стали её ругать, мол, зачем больная припёрлась на работу. Ответ их ошарашил. Ненила сказала, что она не больная, а просто ночью родила девочку, и к вечеру слабость должна пройти. Женщины всякое видывали, но такой патриотизм вогнал их в шок. Они уложили Ненилу в бытовке и вызвали скорую. Медики тоже были шокированы, и вместе с малышкой забрали её в больницу. Заведующий фермой ругался, мол, только первобытных ему не хватало, но видя бестолковость Ненилы, сам помог ей оформить хотя бы послеродовой отпуск. О том, что он полагается роженицам, Ненила не знала. Однако, дня через три, слегка окрепшая, она вышла на работу. Причина была проста – дома не было молока, и все сидели голодные.

Однажды кто-то спросил у Левитана,

– Сколько у тебя детей?

– Да, не то семь, не то восемь.

– Ну, ты даёшь Левитан! Не знаешь точно, сколько у тебя детей?

С характерным «оканьем» ответ вошёл в поговорку,

– Много настрогал, однако. Всех не упомнить!

У Левитана было семь дочерей и один сын, родившийся предпоследним. Он был точным повторением Коли Диктора в детстве. Девочки были некрасивые, но здоровые. Несмотря на скудное питание, они были румяные и наливные как яблочки. Брали они скромностью и непритязательностью, а потому в девках не засиживались. Простые крестьянские парни брали их замуж невзирая на полное отсутствие приданого, и не жалели об этом. Жёны из них получались нормальные. Правда отмечали, что в семейной жизни они были излишне чистоплотны, скаредны, и как одна не желали навещать родителей. Но это было вполне объяснимо.