Человек из Вавилона - Гурам Батиашвили

Безусловно, он должен восстановить свое прежнее имя, но стоило ему подумать об этом, как перед глазами вставали несчастные предки — кто обезглавленный, кто с выколотыми глазами. Никому не понять царской натуры! Сядешь с ним в лодку, он будет милостив к тебе, а потом может выкинуть тебя за борт, а если ты не сумел усладить его спесивую душу, и головы лишить.

Нет, Абуласан совсем не хочет, чтобы его взаимоотношения с царицей хоть как-то походили на взаимоотношения его предков с их царями.

— Все нужно взвесить до мельчайших возможностей, — громко, словно споря с кем-то, произнес Абуласан. Он встал, подошел к иконе и перекрестился.

Вопрос о выборе жениха для царицы выявил, кто при дворе что желает, кто к чему стремится, и какую цель преследуют те, кто утверждает, что будущим мужем Тамар должен быть сын византийского императора Алексей Комнин!

— Алексей Комнин, Алексей Комнин, — бормотал про себя Абуласан, откидываясь на спинку кресла и вытягивая ноги, — Алексей, сын Андроника Комнина, — Абуласан обложил себя мутаками, — кто он? Почему Алексея Комнина хотят видеть мужем царицы Грузии? Установили с ним связь, с ним, изгнанным из Византии, чтобы посадить его рядом с Тамар?! Чтобы он правил нашей страной по византийским законам! Они думают, этот Комнин что-либо смыслит в управлении Византией?! Как я воссяду на грузинский престол, так и он усядется на самоцветный престол Византии!

Абуласан прекрасно понимает, кто и почему ратует за Комнина. Вельможи, подобные Саурмату Павнели, Иванэ Палаванди, Тарханисдзе, и многие другие с помощью Комнина хотят изменить жизнь царского двора Грузии, лишить народ того завоевания, которого он добился в результате восстания Кутлу-Арслана, а именно права принимать участие в управлении страной. Вот тогда-то и сбудется мечта тех, кто высмеивает Абуласана.

— Не дождутся! Не для того мы взбунтовались, чтобы они оказались во главе, нет… Мы не имеем права сидеть сложа руки!

Он должен найти такого жениха, против которого никто не посмел бы возразить ни слова!

В зал вошел Тимотэ и стал у дверей. По обыкновению, негромко произнес:

— Он явился, господин.

Абуласан ничего не понял. Он еще витал в своих мыслях и бессмысленно уставился на Тимотэ. А тот своим бархатным голосом осведомился:

— Господин ведь вызывал Занкана Зорабабели?

Абуласан поднялся, подошел к двери и крикнул:

— Пропустить Зорабабели, не задерживать! — и не отходил от двери, пока не появился Занкан, по обыкновению степенный, улыбающийся.

— Мир дому твоему, Абуласан! — произнес Занкан, здороваясь с хозяином.

— Мир и тебе, оказывается, вы празднуете Песах?! — уважительно отвечал Абуласан.

— Да, празднуем, но… только что, перед тем, как прийти сюда, я узнал, что Сагирисдзе выдает замуж дочь и…

— Послезавтра погуляем на свадьбе, жених жил в Византии, овладевал знаниями.

— И дает за невестой в приданое двадцать евреев с семьями — нельзя ли дождаться конца Песаха? Двадцать еврейских семей в свой праздник должны последовать за шаферами.

— Прекрасно, прекрасно, родители жениха будут в восторге — эти семьи дадут толчок развитию торговли и ремесел в тех местах.

— А может быть, дать им отпраздновать Песах? Всего-то одна неделя.

Абуласан запустил три пальца в бороду, почесал ее, задумался.

— Знаешь ли, может, мне не стоит вмешиваться… Разве твое слово менее весомо? Сам им скажи, — Абуласан опустился на тахту, — а теперь поговорим о том, для чего, собственно, я тебя позвал. — Он указал Занкану на кресло. — Ты неоднократно оказывал услуги царской казне. Возможно, Картли понадобится твоя помощь. Как у тебя идут дела — можешь дать взаймы золото?

Занкан хранил молчание. В его взгляде читался вопрос: все дело в том, сколько требуется казне.

— Сам понимаешь, речь идет не о тысяче и даже не о трех тысячах золотых — они нужны на два года. В залог дадим Ксанское ущелье. В течение этих двух лет весь урожай с ущелья — твой.

Занкан напрягся. Он не раз одалживал золото казне. Но это было во время войны. Для чего понадобилось золото? В настоящее время в Картли куется большое богатство. Купечество вносит в казну гораздо больше, чем ранее. Занкан может приблизительно подсчитать годовой доход казны. Для чего же им золото Занкана? Затевается война? С кем? Восстание Кутлу-Арслана вряд ли нанесло большой ущерб казне…

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове у Занкана, но отвечал он степенно, не спеша:

— В займе не откажу, но если в залог дается Ксанское ущелье, стало быть, золота требуется немало. Окончательный ответ смогу дать после того, как узнаю, о какой сумме идет речь.

— Понятно, — отвечал Абуласан, — мы подсчитаем и скажем точно, сколько нам требуется. Ты ведь никуда не собираешься уезжать?

— Собираюсь, сразу по окончании наших празднеств отправляюсь в Аран, — отвечал Занкан. На Абуласана это известие не произвело впечатления, он даже не спросил, как же быть, как им договориться, а задал вопрос, приведший Занкана в изумление:

— Ты, кажется, недавно побывал в Византии, расскажи мне в подробностях, что происходит в Константинополе, как там живет народ, чем дышит?

И Занкан стал рассказывать обстоятельно, доходчиво, какая великая страна Византия, что народ там законопослушен и трудолюбив, что и обуславливает их изрядную жизнь. Армия византийская по-прежнему сильна, впрочем, былое величие страны постепенно угасает. Это, во-первых, а во-вторых…

— А что скажешь о сыне императора Комнине, народ ощущает его отсутствие?

Занкан опешил, когда хозяин прервал его. Задержал на нем долгий взгляд — весь вид Абуласана, превратившегося в слух, с интересом подавшегося вперед с горящими от любопытства глазами убедил его в том, что в этот вечер его позвали не для того, чтобы просить золота взаймы. У Абуласана была другая причина, но какая? Отвечая на вопрос хозяина дома, Занкан пытался понять, что двигало им: об Алексее Комнине народ вспоминает так же, как о прошлогоднем урожае слив, время его давно ушло, власть утрачена еще его отцом, а нынешним кейсарем народ очень доволен.

Абуласан протянул ему чашу с отборными орешками — угощайся, месхетские. Занкан поблагодарил, но отказался — в праздник Песах правоверный еврей ничего не возьмет в рот, если еда приготовлена не у него дома и не в специальной посуде. Абуласан усмехнулся: тебя такими орешками не удивишь — вывозишь их в огромном количестве в Византию и Русь и, все так же улыбаясь, осведомился, где на них больше спросу.

— Естественно, в Византии, тамошний народ знает им цену, а на Руси… на Руси пока думают, как бы набить желудок, а не о лакомстве.

— Тогда ради чего ты торгуешь в Руси, зачем теряешь время и деньги?

— Ради своих внуков, — отвечал Занкан.

По лицу Абуласана было видно, что он ничего не понял.

— Я думаю, Абуласан, что завтрашний день будет за Русью, завтра Русь станет тем, чем вчера была Византия. Придет время, и просто так в Русь не ступишь. Иные времена настанут, а я загодя проторю туда путь своим потомкам.

Абуласан задумался. То, о чем говорил Занкан, казалось, не было для него новостью, но в устах Занкана это прозвучало как предвещание — торговцы раньше и лучше других чувствуют все достоинства и недостатки страны.

— Так-так-так… Выходит, что… А что ты скажешь о Юрие Боголюбском, когда ты видел его в последний раз?

Занкан, конечно, не уловил никакой связи между Боголюбским и Византией, но отвечал как ни в чем не бывало:

— Княжий сын хорош собой, храбр, крепок здоровьем, атлетического сложения, но нрав его мне неизвестен, я не был в стране половцев с тех пор, как он вышел из отроческого возраста.

— Как ты думаешь, этот юноша способен вернуть себе трон? — Занкан никогда не замечал, чтобы Абуласан так щурил глаза и говорил таким бесстрастным голосом.

Занкан не спешил с ответом, он раздумывал над вопросом, невольно кривя губы, словно они тоже участвовали в мыслительном процессе.

Абуласан не отрывал от него пристального взгляда.

— Русь никогда не сравнишь с Византией, — наконец заговорил Занкан. — В Византии правит закон, а на Руси — сила, поэтому там все возможно: если княжич найдет силы, на которые сможет опереться, и силы в самом себе, то, пожалуй, сможет вернуть трон.

Абуласан встал, медленно подошел к Занкану:

— Ты хочешь сказать, что Алексей Комнин не сможет вернуть себе престол?

— Вряд ли, в Византии все подчинено закону, она не представляет для нас опасности, а если страна не опасна для торговцев, она никому не страшна. Но вот Русь…

— Не ты только что говорил, Русь будет великой страной? — Абуласан вплотную подошел к Занкану.

— Так и будет, но… — Занкан прервал самого себя, задумался.

— Что но? — чуть ли не с гневом спросил Абуласан.