Собрание сочинений. Т. 1 - Саша Черный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СТИХОТВОРЕНИЯ 1908–1914 ГОДОВ, НЕ ВОШЕДШИЕ В КНИГИ*
I
О TEMPORA…[33]*
Наше племя измельчало,Неврастения у всех.Извращенность небывалоСлабых духом вводит в грех.
Даже крошечные детиПопадают в эти сетиИ смакуют с аппетитом,Как печатают петитом:
«Старый дьякон канарейкуОбесчестил там и там.Обхватил ее за шейку…»Дальше точки… Стыд и срам!
«Генеральша Игрек с моськой(Их застукал сам супруг)И с служанкою АфроськойРазделяет свой досуг».
А на днях, силен Лукавый,Был чудовищный сеанс —Октябрист и крайний правыйЗаключили мезальянс.
И, смущен распутством мерзким,Уж давно твердит народ,Что с портфелем министерскимАлександр Гучков живет.
Это дико и ужасно!Видно, мир идет к концу.Если будет сын, — неясно —Кем он будет по отцу?!
<1908>ГИМН ВЕСНЕ*
(В современном стиле)
Долой сосновую фуфайку!Прошел мороз.Целуй квартирную хозяйку,Целуй взасос!
Она, как божия коровка,А ты, как жук…Трещит гигантская шнуровка…О, этот звук!
«Будь, как солнце!»И купи бутылку водки,Хлопни в донце,Закуси хвостом селедки.
Будь, как пудель!Действуй сразу на два пола.Рай не в блуде ль?Обнажим же — что не голо.
В ручейках на щепку лезет щепка.Какой пассаж!Напьюсь и радостно и крепко,Как метранпаж.
Катим на Иматру, хозяйка!И не красней…Прощай, сосновая фуфайка,На много дней.
<1908>ИНОГДА*
Муть разлилась по Неве… Можно мечтать и любить. Бесы шумят в голове,— Нечем тоску напоить.
Баржи серы, солнца — нет — пляшет газа бледный свет,Ветер, острый и сырой, скучно бродит над водой,Воды жмутся и ворчат и от холода дрожат.
Выйди на площадь, кричи: — Эй, помогите, тону! Глупо и стыдно. Молчи И опускайся ко дну.
Дождь частит. Темно, темно. Что в грядущем — все равно,Тот же холод, тот же мрак — все не то и все не так,Яркий случай опоздал — дух не верит и упал.
Дома четыре стены — Можешь в любую смотреть. Минули лучшие сны, Стоит ли тлеть?
<1908>ИЗ ДНЕВНИКА ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩЕГО*
После каждой привычно-бессмысленной схватки,Где и я и противник упрямы, как бык,Так пронзительно ноют и стынут лопаткиИ щемит словоблудный, опухший язык.
Мой противник и я квартируем в России,И обоим нам скучно, нелепо, темно.Те же самые вьюги и черные ВииПо ночам к нам назойливо бьются в окно.
Отчего же противник мой (каждый день новый)Никогда не согласен со мной — и кричит?Про себя я решаю, что он безголовый,Но ведь он обо мне то же самое мнит?
О, как жалко погибших навеки мгновений,И оторванных пуговиц в споре крутом!Нынче ж вечером, только застынут ступени,Я запру свои двери железным болтом.
Я хочу, чтобы мысль моя тихо дозрела,Я люблю одиночество боли без слов.Колотись в мои двери рукой озверелойИ разбей свои руки ленивые в кровь!
Не открою. Спорь с тумбой в пустом переулке.Тот, кто нужен, я знаю, ко мне не придет.И не надо. Я с чаем сам съем свои булки…Тот, кто нужен, пожалуй, в Нью-Йорке живет.
Беспокойный противник мой (каждый день новый),Наконец-то я понял несложный секрет —Может быть, ты и я не совсем безголовы,Но иного пути, кроме этого, нет:
Надо нам повторить все ошибки друг друга,Обменяться печенкой, родней и умом,Чтобы выйти из крепко-закрытого кругаИ поймать хоть одно отраженье в другом.
И тогда… Но тогда ведь я буду тобою,Ты же мной — и опять два нелепых борца…О, видали ли вы, чтоб когда-нибудь двоеПонимали друг друга на миг до конца?!
После каждой привычно-бессмысленной схватки,Исказив со Случайным десяток идей,Я провижу… устройство пробирной палаткиДля отбора единственно-близких людей.
<1910>ОПЯТЬ И ОПЯТЬ*
(Элегия)
Нет впечатлений! Желтые обоиИзучены до прошлогодних клякс.Смириться ль пред навязанной судьбою,Иль ржать и рваться в битву, как Аякс?
Но мельниц ветряных ведь в городе не сыщешь(И мы умны, чтоб с ними воевать),С утра до вечера — зеваешь, ходишь, свищешь,Потом, устав, садишься на кровать…
Читатель мой! Несчастный мой читатель,Скажи мне, чем ты жил сегодня и вчера?Я не хитрец, не лжец, и не предатель —И скорбь моя, как Библия, стара.
Но ты молчишь, молчишь, как институтка:И груб и нетактичен мой вопрос.Я зол, как леопард, ты кроток, словно утка,Но результат один: на квинту меч и нос!
Привыкли к Думе мы, как к застарелой грыже,В слепую ночь слепые индюкиПусть нас ведут… Мы головы все нижеСумеем опускать в сетях родной тоски.
И, сидя на мели, в негодованье чистом,Все будем повторять, что наша жизнь дика,Ругая Меньшикова наглым шантажистомИ носом в след его все тыча, как щенка.
Но, к сожаленью, он следит ведь ежедневно,И господа его не менее бодры…Что лучше: нюхать гниль и задыхаться гневно,Иль спать без просыпа на дне своей норы?
Позорна скорбь! Мне стыдно до безумья,Что солнце спряталось, что тучам нет конца,—Но перед истиной последнего раздумьяМне не поднять печального лица.
<1910>II
«Крутя рембрандтовской фигурой…»*
Крутя рембрандтовской фигурой,Она по берегу идет.Слежу, расстроенный и хмурый,А безобразники-амурыХохочут в уши: «Идиот!»
Ее лицо белее репы,У ней трагичные глаза…Зачем меня каприз нелепыйЗавлек в любовные вертепы —Увы, не смыслю ни аза!
Она жена, — и муж в отлучке.При ней четыре рамоли,По одному подходят к ручке —Я не причастный к этой кучке,Томлюсь, как барка на мели.
О лоботряс! Еще недавноЯ дерзко женщин презирал,Не раз вставал в борьбе неравной,Но здесь, на даче, слишком явно —Я пал, я пал, я низко пал!
Она зовет меня глазами…Презреть ли глупый ритуал?А вдруг она, как в модной драме,Всплеснет атласными рукамиИ крикнет: Хлыщ! Щенок! Нахал!!
Но пусть… Хочу узнать воочью:«Люблю тебя и так и сяк,Люблю тебя и днем и ночью…»Потом прибегну к многоточью,Чтоб мой источник не иссяк.
Крутя рембрандтовской фигурой,Она прошла, как злая рысь…И, молчаливый и понурый,Стою на месте, а амурыХохочут в уши: обернись!
<1908> ГунгербургМЕЧТЫ*
