Собрание сочинений. Т. 1 - Саша Черный

ПРИБОЙ*

Как мокрый парус, ударила в спину волна,Скосила с ног, зажала ноздри и уши.Покорно по пестрым камням прокатилась спина,И ноги, в беспомощной лени, поникли на суше.           Кто плещет, кто хлещет, кто злится в зеленой волне?

Лежу и дышу… Сквозь ресницы струится вода.Как темный Самсон, упираюсь о гравий рукамиИ жду… А вдали закипает, белеет живая гряда,И новые волны веселыми мчатся быками…           Идите, спешите, — скорее, скорее, скорее!

Мотаюсь в прибое. Поэт ли я, рыба иль краб?Сквозь влагу сквозит-расплывается бок полосатый,Мне сверху кивают утесы и виллы, но, ах, я ослаб,И чуть в ответ шевелю лишь ногой розоватой.           Веселые, милые, белые-белые виллы..

Но взмыла вода. Ликующий берег исчез.Зрачки изумленно впиваются в зыбкие скаты.О, если б на пухнущий вал, отдуваясь и ухая, взлезПодводный играющий дьявол, пузатый-пузатый!..           Верхом бы на нем бы — и в море… далеко… далеко…

Соленым холодным вином захлебнулись уста.Сбегает вода и шипит светло-пепельный гравий.Душа обнажилась до дна, и чиста, и пуста —Ни дней, ни людей, ни идей, ни имен, ни заглавий…           Сейчас разобьюсь-растворюсь и о берег лениво ударю.

«На веранде кромешная тьма…»*

На веранде кромешная тьма.По брезенту лопочут потоки…Спят сады и дома.Ветер дышит упруго в глаза и кусает горячие щеки…Олеандр шелестит у стены —Под верандой какие-то тигры бушуют в таверне,А вокруг теплый сон тишиныВ колыбели вечерней…За спиною квадрат освещенных дверей.На столе розовеют приборы,Белобрюхая камбала — нежное чудо морей,Сыр, вино, помидоры…В переулке сквозь дождь зазвенели по плитам шаги —— Кто идет? — «Боттичелли!»Русский нос, борода, сапоги,Черный плащ до панели.Улыбаясь, в столовую мирно идем,На бокале огонь, словно солнечный луч в бриллианте.Хорошо под бурчащим дождемВ светлой комнате пить молодое киянти!..Пить киянти, шутить и молчать,Над раскрытою папкой склоняться к офортам,Сигарету крепчайшую зверски сосатьИ смеяться раскатистым чертом…

«Там внизу синеет море…»*

               Там внизу синеет море.               Даль, как сон.               Сколько нас сегодня в сборе?               Три-четыре-семь персон.               У художницы Маревны               Роза в желтых волосах,               А глаза воды синей…               Я бедней:               У меня дрожит плачевно               Только крошка на усах…               Эй, синьор, графин ваш пуст!               После жирных макарон               Надо пить!               Тихих волн дремотный хруст.               Даль, как сон…

Парусина над нами надулась — едва-едва…В сонном море сквозит все синей синева.Скалы меркнут на солнце и тихо кружатся в глазах.Волны ровно и глухо гудят и гудят на низах,—И хозяйская дочка, склонившись, стройна и легка,Подает золотой виноград, улыбаясь слегка…

НАД МОРЕМ*

Над плоской кровлей древнего храмаЗапели флейты морского ветра.Забилась шляпа, и складки фетраВ ленивых пальцах дыбятся упрямо.

Направо море — зеленое чудо.Налево — узкая лента пролива.Внизу безумная пляска приливаИ острых скал ярко-желтая груда.

Крутая барка взрезает гребни.Ныряет, рвется и все смелеет.Раздулся парус — с холста алеетПетух гигантский с подъятым гребнем.

Глазам так странно, душе так ясно:Как будто здесь стоял я веками,Стоял над морем на древнем храмеИ слушал ветер в дремоте бесстрастной.

ЛУКАВАЯ СЕРЕНАДА*

                 О Розина!Какая причина,Что сегодня весь день на окошке твоем жалюзи?Дело было совсем на мази —Ты конфеты мои принимала,Ты в ресницы меня целовала,—                 А теперь, под стеною, в грязи,                 Безнадежно влюбленный,Я стою, словно мул истомленный,С мандолиной в руках,                 Ах!

                 О Розина!Ты чище жасмина…Это знает весь дом, как вполне установленный факт.Но забывши и клятвы и такт,Почему ты с художником русскимВ ресторане кутила французском?!                 Пусть пошлет ему Бог катаракт!                 Задушу в переулке повесу…Закажу похоронную мессуИ залью шерри-бренди свой грех…                 Эх!

                 О Розина!Умираю от сплина…Я сегодня по почте, мой друг, получил гонорар…Нарядись в свое платье веселого цвета «омар»,—Поплывем мы к лазурному гроту,Дам гребцам тридцать лир за работу,                 В сердце алый зардеет пожар —                 В складках нежного платьяБуду пальцы твои целовать я,Заглушая мучительный вздох…                 Ох!

                 О Розина!Дрожит парусина…Быстрый глаз твой с балкона лукаво стрельнул и пропал,В небе — вечера нежный опал.Ах, на лестнице тихо запели ступени,Подгибаются сладко колени,—                 О, единственный в мире овал!                 Если б мог, свое сердце к порогу,Как ковер, под прекрасную ногуЯ б швырнул впопыхах…                 Ах!

ЧЕЛОВЕК*

Жаден дух мой! Я рад, что родилсяИ цвету на всемирном стволе.Может быть, на Марсе и лучше,Но ведь мы живем на земле.

Каждый ясный — брат мой и друг мой,Мысль и воля — мой щит против «всех»,Лес и небо, как нежная правда,А от боли лекарство — смех.

Ведь могло быть гораздо хуже:Я бы мог родиться слепым,Или платным предателем лучших,Или просто камнем тупым…

Все случайно. Приятно ль быть волком?О, какая глухая тоскаВыть от вечного голода ночьюПод дождем у опушки леска…

Или быть безобразной жабой, Глупо хлопать глазами без векИ любить только смрад трясины…Я доволен, что я человек.

Лишь в одном я завидую жабе,—Умирать ей, должно быть, легко:Бессознательно вытянет лапки,Побурчит и уснет глубоко.

СТИХОТВОРЕНИЯ 1908–1914 ГОДОВ, НЕ ВОШЕДШИЕ В КНИГИ*

I

О TEMPORA…[33]*

Наше племя измельчало,Неврастения у всех.Извращенность небывалоСлабых духом вводит в грех.

Даже крошечные детиПопадают в эти сетиИ смакуют с аппетитом,Как печатают петитом:

«Старый дьякон канарейкуОбесчестил там и там.Обхватил ее за шейку…»Дальше точки… Стыд и срам!

«Генеральша Игрек с моськой(Их застукал сам супруг)И с служанкою АфроськойРазделяет свой досуг».

А на днях, силен Лукавый,Был чудовищный сеанс —Октябрист и крайний правыйЗаключили мезальянс.

И, смущен распутством мерзким,Уж давно твердит народ,Что с портфелем министерскимАлександр Гучков живет.

Это дико и ужасно!Видно, мир идет к концу.Если будет сын, — неясно —Кем он будет по отцу?!

ГИМН ВЕСНЕ*