Герои битвы за Крым - Юрий Викторович Рубцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прикрывая отход и переправу главных сил, часть войск (остатки 83-й бригады морской пехоты, 95-го погранотряда, Ярославского авиационного училища, Воронежского училища радиоспециалистов и других частей — всего около 10 тысяч человек) оказалась отрезанной и заняла оборону в районе Аджимушкая. Отряд полковника П. М. Янгузова позднее ушел в каменоломни и на протяжении нескольких месяцев наносил удары по врагу из-под земли. У Еникале еще 19 мая вели бои, ценой жизни обеспечивая эвакуацию войск, сводные отряды полковников М. В. Волкова, М. К. Зубкова и Н. И. Людвигова. Тем не менее Крымский фронт был обречен.
В ночь на 15 мая началась эвакуация на Таманский полуостров, продолжавшаяся пятеро суток. Началась неорганизованно, поскольку штаб фронта вплоть до 16 мая не имел ее плана. Ряд руководящих работников фронта поторопились перебраться на противоположный берег Керченского пролива загодя. 17 мая и командный пункт фронта переместился на Таманский полуостров в поселок Кордон Ильича.
Плавсредства, всего около 160 катеров, сейнеров, баркасов, подавались нерегулярно и несвоевременно. Командиры многих гражданских судов отказывались подходить к берегу под бомбежкой и артиллерийским огнем, даже симулировали аварии. На этом фоне особенно значителен подвиг отдельных экипажей. Судно «XVII лет Октября» (капитан — П. А. Зарва) за четверо суток совершило 60 рейсов, перевезя свыше 14 тысяч бойцов и командиров. 19 мая в результате прямого попадания вражеских снарядов судно затонуло. Экипаж «Андре Марти» под командой капитана И. И. Ковалевского эвакуировал 8 тысяч воинов.
Тем не менее при потенциальной возможности переправлять в сутки 30–35 тысяч человек только 17 мая на таманский берег смогли эвакуировать чуть больше 22 тысяч, в иные дни не было и этого. Установленная очередность — раненые, материальная часть тяжелой артиллерии, реактивная артиллерия — не соблюдалась. Под видом раненых группы невооруженных, деморализованных бойцов с боем захватывали суда и переправлялись на косу Чушка. Тяжело об этом говорить, но многое повторилось через полтора месяца при такой же неорганизованной эвакуации Севастопольского СОР.
Полную трагизма картину нарисовала позднее в коллективном письме Верховному главнокомандующему группа политработников 51, 47 и 44-й армий: отсутствие хоть какого-то организующего начала при отходе, быстро переросшем в паническое бегство, страшная давка на переправах, массовые жертвы. «Это все произошло благодаря предательскому командованию Крымского фронта, иначе считать нельзя», — категорически заявляли доведенные до крайности авторы письма{252}.
Последние подразделения были эвакуированы в ночь на 20 мая. По многочисленным свидетельствам, в это время в ряде мест по побережью еще раздавалась ружейно-пулеметная стрельба, слышались разрывы гранат, ночную тьму нарушали всполохи огня — то продолжали сопротивление отдельные группы советских воинов. Всего на Таманский полуостров удалось эвакуировать не более 140 тысяч человек. Потери советских войск, понесенные в ходе Керченской оборонительной операции, составили более 176 тысяч человек, около 3,5 тысячи орудий и минометов, 400 самолетов, 347 танков. Всего же за 111 дней своего существования Крымский фронт утратил более 278 тысяч бойцов и командиров.
Говоря о потерях противника, за отсутствием подсчетов отечественных военных историков приходится ссылаться на германские источники, которые утверждают, что в ходе операции немцы потеряли убитыми всего 7588 солдат и офицеров{253}.
К чести командующего Крымским фронтом, он не праздновал труса и покинул керченский берег только с арьергардом.
По указанию Верховного главнокомандующего была подготовлена специальная директива Ставки ВГК Военным советам фронтов и армий № 155452 от 4 июня 1942 г., в которой определялись главные причины поражения советских войск в Крыму:
1) полное непонимание командованием фронта и представителем Ставки природы современной войны (построение обороны не соответствовало обстановке, группировка войск носила не оборонительный, а наступательный характер, первый эшелон оказался переуплотненным, резервы же были недостаточны и излишне придвинуты к передовой, слабо были подготовлены в инженерном отношении главная полоса и Ак-Монайский рубеж, командование фронта выпустило из рук управление войсками);
2) бюрократический и бумажный метод руководства войсками («Тт. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками… Как показал разбор хода операции, командование фронта отдавало свои приказы без учета обстановки на фронте, не зная истинного положения войск…» «В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета»);
3) личная недисциплинированность военачальников (Д. Т. Козлов и Л. З. Мехлис нарушили указание Ставки и не обеспечили своевременный отвод войск за Турецкий вал. Опоздание на два дня с отводом явилось гибельным для исхода всей операции).
Ставка ВГК категорически потребовала от командующих и военных советов фронтов извлечь уроки из ошибок, допущенных руководителями Крымского фронта{254}.
Решением Ставки командно-начальствующий состав Крымского фронта был сурово наказан. Д. Т. Козлов был понижен в воинском звании до генерал-майора и снят с должности командующего фронтом. Лишился должности, но остался в прежнем звании генерал-майор Вечный. В свою очередь, Мехлис был снят с постов заместителя наркома обороны СССР и начальника Главного политуправления Красной армии и понижен в звании на две ступени — до корпусного комиссара.
Однако ответственность за тяжелое поражение Крымского фронта с его руководителями, безусловно, должны разделить и главком Северо-Кавказского направления маршал Будённый, Генеральный штаб РККА да и сама Ставка Верховного главнокомандования. Свою несостоятельность проявила система тройного руководства Крымским фронтом: непосредственно из Ставки, через главкома Северо-Кавказского направления и через представителя Ставки, находившегося в штабе фронта. Что касается Ставки ВГК, то она несет долю ответственности уже хотя бы потому, что так долго держала в Крыму своего столь незадачливого представителя.
Из приведенного ранее диалога Козлова со Сталиным следует, что генерал причину своей неудачи в Керченской операции связывал с вмешательством Мехлиса. Возможно, по горячим следам случившегося так и было. Но по прошествии времени, поразмыслив, Дмитрий Тимофеевич стал более критично оценивать и свои действия.
Генерал-лейтенант И. А. Ласкин вспоминал, что при их встрече в конце марта 1943 г. Д. Т. Козлов, бывший тогда заместителем командующего Воронежским фронтом, сам завел разговор о своих неудачных действиях на Керченском полуострове. «Дмитрий Тимофеевич говорил тогда, — пишет Ласкин, — что и сам чувствовал свою вину, а главное, свою неподготовленность, поскольку с масштабом фронтовой операции он никогда не имел дела. Да к тому же и театр попался необычный: позади Керченский пролив, а с двух сторон — море…»{255} В самом деле, большая часть службы Козлова прошла в тактическом и оперативно-тактическом звене. Командуя полком, дивизией, корпусом, он достиг высокого уровня мастерства. Но необходимого для ведения современной войны опыта в оперативно-стратегическом масштабе, то есть в должности командующего фронтом, получить по
