Герои битвы за Крым - Юрий Викторович Рубцов

Последующий трагический исход боев, в котором во многом повинен командующий фронтом, казалось бы, делает честь прозорливости представителя Ставки. Но ведь не сбросить со счетов и то обстоятельство, что многие ошибки и просчеты Козлова были следствием жесткого пресса со стороны Мехлиса. Так что еще вопрос, кого из них следовало для пользы дела отзывать. Сталин, помня Козлова еще с финской войны, вероятно, полагал, что генерал сумеет справиться с обязанностями командующего и в Крыму, и на предложение заменить Козлова генералами Н. К. Клыковым или К. К. Рокоссовским согласием не ответил.

Большего представителю Ставки удалось добиться в отношении других руководящих лиц. 10 марта 1942 г. он получил из Москвы сообщение о том, что Сталин поддержал его предложение и освободил генерал-майора Ф. И. Толбухина от должности начальника штаба фронта, заменив его генералом П. П. Вечным. Сомнительная с точки зрения конечного результата перетасовка кадров коснулась и командующих армиями. Ее избежал лишь командарм-51 генерал-лейтенант В. Н. Львов. А вот командующий 47-й армией генерал-майор К. Ф. Баронов был по настоянию эмиссара Москвы снят с должности из-за «сомнительных» в политическом отношении родственников и связей с лицами, «подозрительными по шпионажу». Его сменил генерал-майор К. С. Колганов.

За несколько месяцев пребывания на Крымском фронте представителю Ставки так и не удалось внести в ход событий необходимый перелом. Он все больше полагался на количественный фактор, на энтузиазм людей. Тщательную же подготовку наступления, выучку штабов и войск, материальное и боевое обеспечение, разведку недооценивал, подменяя нажимом, голым приказом, массовой перетасовкой командных и политических кадров. Зато насадил атмосферу самого настоящего сыска, наушничества и негласного надзора силами Особого отдела НКВД за командно-политическим составом, что держало командиров в постоянном напряжении.

С наступлением весеннего тепла положение войск фронта осложнилось еще больше. Местные ресурсы — продовольственные, энергетические и прочие — были исчерпаны. Авиация противника регулярно нарушала коммуникации, сводя к минимуму подвоз резервов с Большой земли. Не удалось возместить и людские потери, понесенные в ходе предшествующих боев.

За подготовкой к новому наступлению генерал Козлов и представитель Ставки ВГК явно упустили из виду, что противник не будет пассивно ждать развития событий, потому не смогли своевременно вскрыть его планы и воспрепятствовать ему. В результате как мощный бомбово-штурмовой удар немцев 7 мая, так и наступление их наземных войск на рассвете следующего дня оказались во многом неожиданными для советского командования.

Так началась трагическая для Красной армии Керченская оборонительная операция 8–21 мая 1942 г. А ведь соотношение сил и средств было в пользу наших войск: в живой силе — в 2, в танках — в 1,2, в артиллерии — в 1,8 раза. Немцы, правда, располагали большей по численности авиацией — в 1,7 раза. Но главное, наступление они начали, тщательно подготовившись.

В то же время командующий Крымским фронтом не имел четкого плана действий. Сложилась противоречивая и очень опасная ситуация, когда группировка войск фронта оставалась наступательной, однако наступление все откладывалось, а оборона не укреплялась. Все три армии фронта были развернуты в один эшелон, что сокращало глубину обороны и резко ограничивало возможности по отражению ударов противника в случае прорыва. Самым неудачным оказалось построение войск 44-й армии генерала С. И. Черняка, по которой и пришелся главный вражеский удар. Достаточно сказать, что второй эшелон армии располагался на глубину всего 3–4 км от переднего края, а это давало противнику возможность осуществить прорыв не только тактической, но и оперативной обороны даже без смены позиций своей артиллерии.

Явно недостаточной была авиационная поддержка. Из 17 авиационных полков, входивших в состав ВВС фронта, только восемь базировались на аэродромы Керченского полуострова, остальные находились от переднего края в 120–330 км. Слабой была противовоздушная оборона, так что войска были по существу не защищены от ударов с воздуха. К тому же отсутствовала маскировка войск и командно-наблюдательных пунктов. Ак-Монайский оборонительный рубеж не был в достаточной степени оборудован, а тыловые оборонительные рубежи фронта — Турецкий вал и Керченские обводы — существовали лишь на оперативных картах{243}.

Многие историки ответственность за бездеятельность в подготовке к отражению вражеского удара справедливо возлагают на командование Крымского фронта и лично Л. З. Мехлиса. Громя «оборонительную психологию некоторых генералов», представитель Ставки отрицательно влиял тем самым на командующего и штаб. «Всякие разговоры о возможности успешного наступления немцев и нашем вынужденном отходе Л. З. Мехлис считал вредными, а меры предосторожности — излишними», — подтверждал и адмирал Н. Г. Кузнецов, побывавший 28 апреля вместе с маршалом С. М. Будённым на командном пункте Крымского фронта в селе Ленинское{244}.

Плохую службу сослужила и нечеткая позиция Ставки. 21 апреля Верховный главнокомандующий подтвердил фронту задачу на продолжение действий по очистке полуострова от противника. И лишь 6 мая, то есть всего за сутки до вражеского наступления, приказал войскам Крымского фронта «прочно закрепиться на занимаемых рубежах, совершенствуя их оборонительные сооружения в инженерном отношении и улучшая тактическое положение войск на отдельных участках, в частности, путем захвата Кой-Асанского узла»{245}.

Приказ Ставки — Керчь не сдавать

В тот же день, 6 мая от начальника штаба Северо-Кавказского направления генерал-майора Г. Ф. Захарова была получена разведывательная информация чрезвычайной важности о возможном наступлении немецких войск уже утром следующего дня. Однако Д. Т. Козлов не проявил необходимой настойчивости в срочном оповещении подчиненных, в результате необходимые распоряжения своевременно не дошли даже до всех командующих армиями.

Наземные войска противника — две пехотные и одна танковая дивизии, при полном господстве своей авиации перешедшие на левом фланге Крымского фронта в наступление против 44-й армии (в первом эшелоне она имела две стрелковые дивизии), уже к исходу первого дня прорвали обе полосы обороны армии на участке до 6 км по фронту и до 10 км в глубину. Донося об этом Верховному главнокомандующему, Мехлис сетовал на господство вражеской авиации, острый недостаток снарядов и мин, просил перебросить с Таманского полуострова стрелковую бригаду для занятия обороны на Керченском обводе. Вот когда стала доходить до его сознания вся пагубность пренебрежения мерами обороны. При этом всю вину за происшедшее представитель Ставки попытался переложить на генерала Козлова. Но Верховный главнокомандующий пресек эту попытку, назвав ее в ответной телеграмме «очень удобной», но «насквозь гнилой». Он напомнил Мехлису, что тот послан на Крымский фронт не сторонним наблюдателем, а ответственным представителем Ставки, «отвечающим за все успехи и неуспехи фронта и обязанным исправлять на месте ошибки командования»{246}.

Генерал Козлов, подхлестываемый из Москвы, попытался организовать противодействие немецкому наступлению. Командующему 44-й армией было приказано перегруппировать части второго эшелона и резерв, с тем чтобы контрударом разгромить вклинившегося противника. Вражеская авиация, однако, сорвала перегруппировку.