Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Маркович Моторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом мужик с бабой все-таки выдохлись тискать и мотать туда-сюда пьяного Юрца и решили приступить ко второй части мерлезонского балета.
— Так, давай-ка мы присядем, а то как-то не по-русски! — пророкотал мужик. — Алка, а ну подсоби!
И они вдвоем, с грохотом и хохотом, выволокли откуда-то из-за угла спрятанный там стол, подтащили его к барной стойке, так же быстро нашли стулья. По всему было видно, что они тут завсегдатаи. Как только они уселись, мужик дал отмашку:
— Давай, Юрка, сообрази что-нибудь! Да и сам посиди с нами, а то весь день бегать — ты ж не мальчик! Так никакого здоровья не напасешься!
Официант все так же молча и хмуро отправился куда-то, судя по всему, на кухню.
Пока Юрки не было, мужик с бабой принялись громко обсуждать какую-то суку Зойку, обещая, что если она еще раз попробует их кинуть, то в следующий раз хрен ей в зубы, а не зимняя резина.
Мишка снова разлил, мы выпили, закусили остатками ростбифа, после чего я сообщил Мишке, что в рентгеновском кабинете приемного покоя больницы, где я работал, открылась вакансия санитара, работа непыльная, зато какие-никакие деньги, и главное — если он туда устроится, мы будем видеться часто, так как реанимация этажом выше, и тогда я смогу научить Мишку всяким реанимационным премудростям. А кроме того, уже со следующего года в этой Седьмой больнице у нас будут занятия и по терапии, и по хирургии, и по акушерству с гинекологией. Дежурство закончил, поднялся на нужный этаж — вот тебе и вся дорога на учебу.
Татка очень воодушевилась и спросила, а может ли она приехать ко мне в реанимацию, она тоже хочет научиться всему такому, что пригодится в дальнейшей жизни. К этому времени я основательно разомлел от коньяка и поэтому весьма благодушно сказал:
— Приезжай, Паничева, так и быть, научу тебя уму-разуму!
Хотя я терпеть не мог, когда знакомые приезжали ко мне на работу.
Тут официант притащил полный графин водки, рюмки, пару тарелок с какой-то снедью, мужик с бабой прервали обсуждение суки Зойки, издали радостный вой и принялись за трапезу. Они пили без тостов, официант не закусывал вовсе, а мужик с бабой хватали еду с тарелок руками и, закидывая головы, двумя пальцами забрасывали куски себе в рот. При этом они и не думали снимать ни пуховики, ни тем более шапки. И я в очередной раз с досадой подумал о своей куртке, судьба которой представлялась мне весьма туманной.
— Официант! Официант! — раздался вдруг из дальнего угла женский голос. — Вы вообще работать собираетесь?
— Слышь, овца, а ну забейся! — рявкнул на нее Алкин хахаль и даже приподнялся со стула, сама Алка одобрительно кивнула, а официант, тот и вовсе не отреагировал. — Спасибо скажи, что тебе здесь сидеть разрешают!
Если бы это был кинофильм, то все бы возмутились, устроили скандал, не вызывая милицию, сами вытолкали бы пинками эту парочку — мужика и бабу, заодно надавали оплеух официанту и оттаскали его за патлы.
Но жизнь — это не кино, поэтому все притихли, и больше никто не возникал. Так же было, когда год назад на общем собрании комсорг нашего потока Марина, по отмашке сверху, внесла предложение исключить Мишку Будкина из комсомола. Повод был пустяковый: Мишку решили казнить за неявку на дежурство в качестве народного дружинника в женский вытрезвитель на Плющихе. Мишка в армии настолько стосковался по противоположному полу, что сам сдуру выбрал себе такую общественную нагрузку. И вот тогда все Мишкины друзья-приятели, с кем он пил пиво, орал песни и ездил в стройотряд в Новый Уренгой, молча сидели, опустив глаза в пол, и тянули руки, дружно голосуя за исключение. Мы с Таткой тогда Мишку еле отбили.
Тем временем обслуживание столиков, которое и раньше не отличалось высоким качеством, прекратилось вовсе, да и ладно. Тепло, хорошо, чего еще надо. А что официант при всем честном народе надирается в хлам, так он тоже человек, умаялся за день, к нему друзья пришли, как их не уважить, тем более вот таких.
Мы попытались продолжить беседу, решив обсудить новой фильм «Интердевочка», но разговор не клеился, к тому же мы едва слышали друг друга. Близкое соседство с этой дружной компанией внесло свои коррективы. Мужик продолжал все так же басить, сотрясая помещение, его баба — подвизгивать. Лишь один Юрец не издавал ни звука и молча вливал в себя водку. Похоже, он вообще был немногословен.
Сейчас они обсуждали какое-то торговое место на Рижском рынке и человека, что им это место обещал устроить.
— Да я тебе точно говорю! Он олень, в натуре! В таких делах ни хрена не рубит! — объяснил мужик своей бабе, громко высморкался в салфетку и бросил ее на середину стола. — Если к марту бумагу не выправит, я его на уши поставлю!
— И правильно! — соглашалась та. — Бабки взял, пусть отвечает! А будет козлить, потом сам пожалеет.
И вот, когда графин у них на столе почти уже опустел, баба вдруг обернулась. Всю дорогу она сидела спиной к залу, а сейчас, потрясенная, стала оглядывать народ за столиками. Должно быть, запамятовала, где находится. Поморгала, пытаясь сфокусироваться, и оглядела всех еще раз. Пораженная увиденным, она повернулась к официанту и, не скрывая возмущения, истошно завопила:
— Юр! Я чё-то не поняла! Какие-то люди у тебя сидят! Это кто вообще???
— Где??? — вскинул голову Юра.
— Да вот!!! — Баба показала на всех, сделав полукруг толстым пальцем с огромным золотым кольцом.
Мужик тоже оглянулся, осмотрел публику, видно было, что и для него факт нашего присутствия был делом удивительным.
— Щас! — сделал успокаивающий жест ладонью Юра. — Щас все будет нормально!
Он пару раз глубоко вдохнул, помотал головой и все-таки, собравшись с силами, встал. Его немедленно повело вперед, но он успел обеими руками облокотиться об стол. Графин при этом опасно накренился, но тут же выпрямился будто неваляшка, а вот одна из рюмок покатилась по столу.
— Товарищи!!! — в наступившей тишине произнес Юра. — Кафе закрыто!!!
Качнувшись, он постоял еще немного, снова помотал головой, затем добавил:
— И вообще!!!!
Оторвав одну руку от стола, он описал ею в воздухе замысловатую дугу, движением от себя, будто сеятель:
— ПСССССС ОТСЮДА!!!!!!!!
Тут силы оставили его, он рухнул на
