Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в. - Наталья Сухова

Поэтому профессорские стипендиаты, не имевшие надежды на оставление в академии, были озабочены своим распределением на места в семинарии, более или менее их удовлетворявшие. Ценность представляли три фактора: 1) близость предполагаемого предмета преподавания к специализации стипендиата, теме его магистерской диссертации; 2) местоположение семинарии – ценились, конечно, центральные епархии и близость к своей академии; 3) уровень семинарии и города, где она располагалась, – это гарантировало возможность пользования хорошими библиотеками, научных контактов. Просили ходатайства Совета пред высшим начальством (а реально – пред Учебным комитетом и обер-прокурором) о назначении в университетские города (за исключением Томска) или в епархии Центральной России.

Так, в июне 1909 г. профессорский стипендиат МДА по кафедре догматического богословия академии 1908/09 уч. г. Сергей Голощапов просил Совет академии ходатайствовать об определении его на службу в одну из семинарий, желательно центральных епархий. Аргументы приводились привычные: желание продолжать научные занятия и иметь близкую связь с академией, слабое здоровье, родительская семья, живущая под Москвой и нуждающаяся в опеке. При этом более значима была связь с научными центрами – ради этого С. Голощапов был готов пожертвовать даже статусом преподавателя-специалиста. Ходатайство Совета перед обер-прокурором было удовлетворено: С. И. Голощапов был определен помощником инспектора в Московскую ДС с предоставлением ему преподавательского места[636]. В марте 1916 г. ему удалось завершить и подать в Совет МДА магистерскую диссертацию, но защиты, видимо, так и не было[637].

Иногда профессорские стипендиаты даже жертвовали своим стипендиатским годом, если «открывалось» перспективное место в какой-либо семинарии. Так, например, профессорский стипендиат МДА 1900/01 уч. г. Петр Минин в декабре 1900 г., то есть в середине стипендиатского года, подал в Совет академии прошение о ходатайстве пред Учебным комитетом о назначении его на открывшуюся в Рязанской ДС кафедру философии и соединенных с ней предметов[638].

Сами академии, конечно, были заинтересованы в хорошем распределении своих стипендиатов в семинарии, если уж не могли их оставить в академии. Для академий важны были те же три фактора: учет стипендиатской специализации, близость к академии, общий научно-образовательный уровень семинарии, города, в котором она находилась, и епархии в целом. При соблюдении этих условий можно было надеяться на то, что бывший стипендиат не потеряет уровень, приобретет профессиональный опыт, сможет продолжать доработку магистерской диссертации, а при необходимости его можно будет легко призвать в академию на вакантную кафедру. И действительно, эта система кадрового запаса работала, хотя и не совсем четко и не всегда.

Примеров «правильного» действия системы стипендиатства было не так мало. Профессорские стипендиаты МДА 1890/91 уч. г. Анатолий Спасский и Василий Мышцын не могли быть оставлены в академии: не было вакантных мест. Поэтому Совет, отправляя их дела в Учебный комитет, ходатайствовал пред обер-прокурором, от которого более всего зависело определение на учебные места, об определении их на преподавательские должности в одну из центральных семинарий: первого по богословским, историческим или философским наукам, второго – по богословским или философским наукам. Конкретнее специализацию не указывали, опасаясь, что такая потребность будет в удаленной семинарии и стипендиата отправят туда. Ходатайство было удовлетворено лишь отчасти: А. Спасский был определен преподавателем логики, психологии и начальных основ философии в Каменец-Подольскую ДС, В. Мышцын – Симбирскую ДС, через полгода переведен в родную ему Рязанскую ДС. А. Спасский был приглашен в МДА в мае 1893 г. для замещения кафедры новой гражданской истории, преподавал с нового учебного года, а в декабре 1895 г. перешел на более близкую ему кафедру общей церковной истории. В. Мышцын был приглашен в МДА в марте 1894 г. на кафедру Священного Писания Ветхого Завета, на которой и преподавал до своего ухода из академии в 1906 г. [639] Уже упомянутый профессорский стипендиат СПбДА 1891/92 и 1892/93 уч. гг. А. И. Бриллиантов, прослужив семь лет преподавателем истории и обличения русского раскола в Тульской ДС, в 1900 г., после кончины его учителя В. В. Болотова, был избран на кафедру общей церковной истории в родной академии[640].

Однако Н. Н. Глубоковский, критикуя в 1897 г. систему стипендиатов, приводил следующую статистику: 80 % стипендиатов получают распределение на места, не имеющие ничего общего с их «стипендиатскими» занятиями. Причем это обусловлено не только избытком стипендиатов по сравнению с освобождавшимися преподавательскими кафедрами. В СПбДА за 1894–1896 гг. из четырех свободных вакансий три были замещены лицами, никогда не бывшими стипендиатами, а четвертая – выпускником шестилетней давности[641]. В этой же академии за двадцать лет действия института профессорских стипендиатов (1886–1906) корпорация пополнилась 21 новым преподавателем: из них 11 были из стипендиатов СПбДА, но только 6 работали на кафедрах, по которым специализировались (причем некоторые через несколько лет после стипендиатства), а 5 готовились не к тем кафедрам, которые занимали. Еще 3 из этих 21 были стипендиатами других академий, 7 стипендиатами никогда не были[642]. Таким образом, если считать институт профессорских стипендиатов общеакадемическим учреждением, то две трети преподавательских кадров СПбДА в эти годы была подготовлена с его помощью, а треть выбрана из иных соображений. В МДА за те же двадцать лет действия института профессорских стипендиатов (1886–1906) из 46 лиц, прошедших через эту ступень, 18 вошло в корпорацию МДА, 1 (Н. Н. Глубоковский) – в корпорацию СПбДА, 1 (протоиерей Павел Светлов) стал профессором богословия в университете[643].

Но в КазДА статистика свидетельствовала в пользу института профессорских стипендиатов. Так, из 45 преподавателей и практикантов академии, окончивших ее после 1884 г., 39 прошли через стипендиатство[644].

Таким образом, система профессорских стипендиатов предоставляла академиям вполне определенную помощь в подборе и подготовке научно-преподавательских кадров. Однако проблемы, связанные с этой системой, не позволяли ориентироваться исключительно на эту систему и оперативно ее использовать при освобождении вакансий. Виртуальный «профессорский резерв» был рассеян по провинциальным семинариям, терял полученный уровень и не был способен содействовать основному составу духовно-академических корпораций системными и плановыми конкретными научными исследованиями. Терялось непосредственное преемство «учитель – ученик», что существенно препятствовало образованию в русском богословии научных школ.

Теоретическое обсуждение системы профессорских стипендиатов. Серьезному обсуждению институт профессорских стипендиатов впервые подвергся во второй половине 1890‑х гг., при подготовке новой реформы духовных академий[645]. Члены духовно-академических корпораций неоднозначно оценивали первый период деятельности этой системы: одни считали эту систему удачной, подтверждая десятилетним опытом, другие критиковали, ссылаясь на тот же опыт. Наиболее последовательным критиком в этом вопросе оказался профессор СПбДА Н. Н. Глубоковский, сам бывший профессорским стипендиатом МДА в 1889/90 уч. г. Он утверждал, что профессоров стипендиатский институт не готовит, магистерские диссертации не успевают «дозреть» за стипендиатский год, распределение стипендиатов по семинариям редко соответствует их специализации[646]. Отчасти Н. Н. Глубоковский имел в виду и свой пример: хотя ему удалось подготовить и защитить магистерскую диссертацию менее чем через год после окончания стипендиатского года, но специализацию ему пришлось сменить[647]. Стипендиат по кафедре об щей церковной истории, занимавшийся под руководством профессора А. П. Лебедева церковной историей V–VI вв., а также изучением института папства, Н. Н. Глубоковский был определен преподавать Священное Писание Нового Завета в Воронежской ДС (с ноября 1890 по май 1891 г.) Хотя Совет МДА хотел бы оставить талантливого выпускника в академии, но вакантных кафедр не было. Научно-богословская и духовно-учебная судьба Н. Н. Глубоковского сложилась удачно: после защиты диссертации он был приглашен в СПбДА на кафедру Священного Писания Нового Завета, смог стать одним из ведущих специалистов по библеистике, быстро составил хороший курс лекций, в 1897 г. представил по новой специальности диссертацию и был утвержден в степени доктора богословия[648]. Но конечно, подготовиться к занимаемой кафедре стипендиатство ему не помогло. Так как реформа в 1890‑х гг. не состоялась, тема осталась открытой.