Колыбель - Валерий Владимирович Митрохин

Высокий, тощий, он был вровень с кряжистым, присадистым Фомой и выглядел старше своих тринадцати лет. Взрослили его серые в зеленый накрап глаза и решимость в чертах глаз и рта.

— Чего это хана? — растерянно спросил Павлуша.

— Так нету же, Павля, Спаски. И Маруське твоей не желаю никакого зла. Просто Спаски нет. Ушла от Черных Камней.

— Почему?

— А потому, что вода для ней стала неподходящей.

Павлуша не раз слыхал разговоры и о плотине на реке, и об осолонении Досхия. Руснак то ругался сам с собою по этому поводу, то, сокрушенно вздыхая, говорил об этом Марусе, когда море выбрасывало на песок у хаты медуз.

— Спробую все же на рыжего половить, — со вздохом взрослого человека проговорил Павлуша.

— Спробуй. Я не Руснак, чтобы запрещать. Только ничего не выйдет.

— Как же теперь?

— Это я тебе не в силах посоветовать, — ответил Жменя. — Легче плотину взорвать, чем рыбку эту добыть...

Павлуша схватил банку с червем и, размахивая лопаткой, кинулся бежать краем озера-лимана к Черным Камням. Он решил: будет сидеть хоть всю ночь, а все же наловит Марусе Спас-рыбки.

«...Чи бис? Чи нэ бис? Чи бис?..» — вопрошала степная птица, семеня по следам только что убежавшего вдоль топкого края озера мальчишки.

— Не-е, — протянул, глядя в ту же сторону, один из мужиков.

— Что не-е? — как бы почуяв, что разговор затевается для него, спросил Жменя.

— А то! Руснак — это человек благородства...

— Хто? — вскинулся Жменя.

— А то! — убежденно продолжал мужик.

— Ты за этого?! — вскипел Жменя, оглядываясь на остальных, надеясь на поддержку. Но остальные меланхолично глядели на закат. — Ты за этого... надсмотрщика?! Мало он у тебя снастьев извел, штрафов затребовал?

— Ну, извел, ну, взял... Такая у него должность...

— Должность? Собачья эта должность, потому что сам он пес, — злился Жменя.

— Руснак хоть не садит, — отозвался один из молчавших до сих пор.

— Был бы другой кто вместо Евграфа, ты, Фома, давно бы на нарах вшей потчевал.

— Вшей, зашей, — сбавил Жменя.

— То-то, что крыть нечем! И все же не везет тебе, Фома!

— Мне-е?

— Кому же еще! Моя лодка на ходу, а твоя как раз и нет...

Мужики похохатывали. Жменя молчал.

— Ладно вам! — повеселевшим голосом вдруг заключил он, поднялся. — Бывайте здоровеньки. Мне некогда!

— Тю-ю! Куда ты так заспешил?

— Никак не могу, в другой раз! — Жменя рысцою двинулся вдоль края озера.

«Чи бис? Чи нэ бис? Чи бис? Чи нэ бис?» — покрикивая, летела вслед за Фомой степная птаха чибис.

Фома нашел Павлушу у Черных Камней.

— И долго ты собираешься тут дежурить? — дружелюбно спросил, присаживаясь рядом.

— Пока не наловлю Спас-рыбки...

— Эге-е! — Жменя перехватил леску, мертвый конец которой держал Павлуша, и стал сматывать снасть.

— Отдай! — вскрикнул мальчишка. Ухватился за леску. Стал тянуть к себе.

— Руки поранишь, чудик! — бросил удочку Жменя.

Но Павлуша, видать, и впрямь порезал пальцы мокрой лесой. Он закряхтел. Опустил руку в воду.

— Ну вот, наловил уже, чудик. Я ж тебе говорил, что Спас-рыбка тут больше не живет. Я знаю одно место, где ее можно взять.

— Где? Скажи, я туда смотаюсь, — все еще не веря в удачу, зачастил Павлуша.

— В том-то и дело, что на моторе туда идти.

— Ну и пусть, я схожу, — загорелся еще больше Павлуша.

— Ты сам не найдешь. Я бы тебя на своей лодке свозил, — заволновался и Жменя, — да у меня движок отказал. А сам ты точно, что не найдешь.

Павлуша молчал.

— Это в Пресной яме. На родниках. Слыхал про такие?

— Слыхал, — ответил Павлуша упавшим голосом. Он понял, что сам, да еще сейчас, в безлунную ночь, найти Пресную яму ни за что не сможет.

— Была бы моторка, я бы тебя в два счета туда доставил, — безнадежным голосом сказал Жменя.

— Да? Ты бы пошел, если бы?.. — вскочил Павлуша.

— Какой вопрос! По-соседски мотнулся бы с тобою.

— Ну и вот, ну и хорошо, — засуетился Павлуша, стал доматывать удочку. — Пойдем на нашей моторке...

— А Руснак не заругает? — с опаской в голосе обронил Жменя.

— Еще и похвалит, когда узнает, что Марусю выходили. Будь он дома, он бы сам на Пресную яму отвез меня.

— Ну вот и славно, — согласился Жменя. — Ты иди отдыхай, а завтра на зорьке будь готов, пойдем.

— Завтра, на зорьке? Ты при своем уме! Да Маруся до утра и умереть может. Сейчас надо идти. Немедленно!

Жменя как сидел на камне, так и не двинулся с места.

— Ты понимаешь, что говоришь, сосед? — тихо гнул свое Жменя. — Ночь. Даже я в этой тьме кромешной не найду той Пресной ямы. А если и найду, то закидушкой там не справиться. Глубоко очень. Спас-рыбка над самыми родниками стоит.

— Что же нам делать? — прошептал Павлуша.

— И сам не знаю, — подыграл мальчишке Жменя. — Но мы не из таких, кто теряется, правда? — вдруг оживился Жменя. — Есть у меня одна задумка. — И он выжидательно замолк.

Жменя, кряхтя и потея, спускал на чурочках со двора Руснака лодку, затем тащил сначала бачок с бензином, потом уж и мотор. Наладив все как надо, ненадолго ушел к себе. Вскоре появился с мешком, который и передал сидящему на носу Павлуше. Тот чуть было не уронил мешок — так неожиданно тяжел оказался.

— Тысс! — засипел Жменя. — Ты что-о! С таким грузом, как с ребеночком надо... Иначе... — Жменя не договорил. Сел на весла. Долго выгребал к центру залива. Скрипели уключины. Похрустывали суставы у гребца. Мотор запустил лишь тогда, когда огоньки деревни потерялись среди звезд.

— Змэрз? — сквозь гуд мотора спросил Жменя.

—