Собрание Стихотворений - Сергей Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
III. РИМ[215]
Серо, туманно утро было.Казалось, солнце навсегдаСокрыло лик. Кой-где унылоБродили тощие стада.Волчицей вскормленных народовБедна земля. ВодопроводовЛежат руины здесь и там.Я радуюсь святым местам:Давно родным, давно желаннымМне воздух Лациума был.Какой восторг мне грудь стеснил,Когда я въехал в Тускуланум,Куда стекался Рима цветДля платонических бесед.
Привет тебе, владыка мира,Град Юлиев! целую прахТвоих камней. Темно и сыроНа величавых площадях,Где бьют немолчные фонтаны;Неиссякающие краныКропят чугун тритоньих лапИ каменные лики пап.По улицам, домами сжатым,Летит пролетка. Вот и он,Поросший пиниями склонСадов Лукулла. АроматомБылого Рима дышит грудь…Пешком я продолжаю путь.
Но где следы роскошной были,Когда здесь пировал Лукулл?Увы! теперь автомобилейЗдесь слышен непрерывный гул.Они в тени старинных пинийСтрекочут в дыме и бензинеИ гонят робкую мечту.С презрением на суетуГероев древних смотрят бюсты,Воспоминая о годах.Когда в классических садахАллеи пиний были пусты,В лазурном небе спал платан,Задумчиво журчал фонтан.
Но вот с небес, еще ненастных,Взглянуло солнце, и горойСеминаристов, в рясах красных,Идет на солнце чинный строй.На пурпуре окровавленномИграет солнце. По зеленымАллеям движутся они:То гаснут в лиственной тени,То вспыхнут вновь на солнце Рима.Они проходят, как на смотр,И скрылись. В отдаленье ПетрБлеснул из тучи, как из дыма,И тускло, медленно угас.Скорей на форум, мой Пегас!
Так вот он, вот он, о которомТак долго, страстно я мечтал,Гроза народов, римский форум,Где, как торжественный металл,Гремел противник Катилины.Как рукоделия из глины,Упали храмы и дворцы.Величья римского борцыПрошли, как сон. Иная вераВоздвигла здесь победный стяг:На мирно тлеющих костях,Близ арки гордого Севера,Трава пробилась зеленей,И ирисы синеют в ней.
Кому погибший Рим не жалок?Кто хладною попрет пятойРуины капища весталокИ камни Улицы Святой?Здесь целомудренные сестрыСвятой огонь хранили. С рострыГромил тиранов Цицерон,Когда на Рим со всех сторон,Как тучи, плыли триумвиры.Надевши тоги и венцы,Молились консулы; жрецыКропили кровью жертв кумиры;Их скорбная толпа ждалаБлаговестителя орла.
И пред Юпитеровой птицейОни молились в дни невзгод…О, как люблю тебя, волчицейВ пещере вскормленный народ!Твоя неистовая силаВ едином муже воплотилаСебя: царя на площади,Он Рим носил в своей груди.Я посетил твой Тускуланум:Чаруя восхищенный взор,Синела даль сабинских гор,Лазурным скрытая туманом,И под ногой моей, мертва,Шуршала чахлая листва,
Театра каменные плитыОдни гласят о старине,Над ними бродят иезуиты,И дремлют рощи в вечном сне.Они забыли о беседеНа языке, подобном меди,Которой тешил свой закатВеликий римский адвокат,Досуги посвящавший музам.Здесь он о Туллии своейГрустил, увядшей в цвете дней.Когда же тройственным союзомАнтоний наступил на Рим,Что сталось с мудрецом седым!
Оставлен стиль, заброшен свитокСвятых Платоновых бесед.Почуяв прежних сил избыток,В надежде славы и побед,Опять философ престарелыйКует отравленные стрелыСвоих обдуманных речей.Среди баллист, камней, мечейОн встречу страшную готовитВрагам народных, древних прав,Все силы разума собрав,Грозит, расчетливо злословит,Слова, кипящие грозой,Смягчив правдивою слезой.
Ты был помехой триумвираНеистовому торжеству,И пала смертная секираНа непреклонную главу.И опустел твой Тускуланум,И в жертву предана тиранамПорабощенная страна.Но будущие временаУслышат звон твоей латыни.Великий! не узнаешь ты,Как месть научной клеветыПреследует тебя и ныне…Он сгинул, не оставив след,Немецкой низости памфлет.></emphasis>
Кумиры строгие белеют,Античный услаждая вкус…Хотя в жаровне угли тлеютПод статуями древних муз,Собачий холод в Ватикане,И мерзнут нимфы в легкой ткани.У всех туристов пар валитИз уст. От мозаичных плитЕже сильнее этот холод.Но, невзирая на мороз,В венке из ароматных роз,Рафаэль так же вечно-молод,И, как весною облака,Живая кисть его легка.
Он тот же легкий и прозрачный,Дитя любви, дитя весны…Но там, внизу, в капелле мрачной,Сверхчеловеческие сныЗапечатлела кисть титана.Сгустилось облако тумана,Чуть свет струится из окон,В тени таинственный плафон,И краски хмурые поблекли.Там духи ужаса парятВ предвечной тьме… Туристов рядВперяет жадные биноклиТуда, где виден во весь ростХарон, поднявший черный хвост.
И это пред святым престолом!Как бог языческой земли,Христос представлен полуголым,И свеч священных фитилиХвосты чертей поджечь готовы.Как смрадный дым черно-лиловый,Клубится небо, точно ад.Здесь баня или маскарад?Апостол Петр, старик дородный,Весь в мускулах и нагишом,Вот так и хватит вас ключом…Ужели в праздник всенародныйПред чернобесием такимОбедню совершает Рим?
Всего милей была мне фреска,Совсем угасшая от лет,Но нежно-золотого блескаОна еще хранила след.Здесь Моисей, склонивши взоры,Прекрасным дщерям ИофораВедро водою наполнял.Из мглы рукав его сиялСияньем золотым и темным.Прелестна с головы до пят,Сжимая в пальцах виноград,Стояла дева с видом скромным,Как у невестящихся дев,На стройный посох прялку вздев.
Обвив чело косой янтарной,Ее воздушная сестраБыла, как облак лучезарный,Вся соткана из серебра.Кругом пастушеского бытаСледы: пьют овцы из корыта,Из тыквы сделанный кувшинВаляется в траве… Как сын,Ты будешь Иофором принят,Беглец Египта, Моисей!Лишь эта из капеллы всейМеня картина не покинет,И не изгладится из глаз…Я сиживал пред ней не раз.></emphasis>
Вот древний праздник Римской черни!И накануне РождестваЯ в храм Петра пришел к вечерне.Предпраздничного торжестваЕго приделы были полны;С кадильниц голубые волныСтруились; отрок зыблил их;Звучал орган; латинский стихМладенца славил, и в кисейнойОдежде белой плыл аббат,И пел он на гортанный лад,Поднявши взор благоговейный.И я, невольно умилен,Внимал вечерний антифон.
Во всех церквах поют органы:Родился в яслях Царь земли!На площади Петра фонтаныСияют в радужной пыли.Иду под свод колонн массивных;Весь Ватикан, в одеждах дивных,К приделу Хора востекал,Где престарелый кардиналСвершал над гробом ЗлатоустаСвятую мессу, с головыСложивши митру. Но увы!В громадном храме было пусто:Турист в покинутых стенахБродил с Бедекером в руках.
Под сенью ватиканских сводовЯ видел дней твоих закат,Союзник северных народовИ Льва Тринадцатого брат.Уже расслабленный и старый,В последний раз святые дарыТы на престоле возносилВ день Рождества. Я посетилТвою обитель вместе с Эрном,Поклонником Сковороды.Ты на церковные трудыБлагословил нас, Церкви вернымМеня и друга моегоНашел, сказав: «браво! браво!»
Другой из глубины могилы,Из мглы невозвратимых дней,Встает монаха образ милыйИ он душе моей родней.Приветлив, тих, гостеприименБыл среброкудрый старец Пимен,Как оный Пушкинский чернец.Меня ребенка мой отецВозил в его святую келью.Он в Риме был архимандрит;Придет в отель к нам, подаритМне книжку… шумному весельюОн был чужой: его смущалБеспутный римский карнавал.
В толпе нахальной, буйной, вздорнойТак было странно иногдаЕго клобук увидеть черный.Серебряная бородаСтруилась легкими волнами.Он за зиму сошелся с нами,Потом в Москве нас посетил;А там и след его простыл.О милостивом ФиларетеМне книжечку оставил он.Всегда потом, как светлый сон,Сопровождал меня на светеТот образ старца в клобуке,Я часто звал его в тоске.
Он ангелом, слетевшим с выси,Мне в детстве был. Теперь же вновьСмиренный инок ДионисийВ моей душе возжег любовьК таинственным пещерам Рима.В потухшем алтаре незримоМолился он по вечерам.Я часто в православный храмХодил на площади Кавура.Смиренный там архимандритЧитал канон: больной на вид,Сухая, слабая фигура,Волнами кудри на плечах,И тайна светлая в очах.
Спокойный духом, плотью хилый,Он русский инок был вполне.В пещерах катакомб Прискиллы,При тусклом, восковом огне,Где мучеников кость белеетИ, кажется, еще алеетИх крови благовонный след,Услышал я его привет.Живою вестью о ИисусеСтоял он, причтом окружен.Я подошел; со всех сторонРаздался шепот: Russi! Russi!Так люди разделенных верСошлись во тьме святых пещер.></emphasis>
В день Рождества лучом весеннимИграет южная зима.Всхожу по мраморным ступенямКапитолийского холма,Где бродит тощая волчихаВ железном логове, и тихоСидят, нахохлены и злы,Капитолийские орлы.У нас в конце шестой неделиПоста, вблизи Никольских врат,Такой же гам, и треск, и ад,Как перед храмом Арачели,Куда валит толпа людейПослушать проповедь детей.
Где предрекла ОктавиануСибилла ход земных судеб,Теперь молиться я не стануНа разукрашенный вертеп,С мишурным, золотым Bambino.Но дети стаей голубинойВоркуют с кафедры. МеняЗаученная болтовняНевольно трогает. Их жестыПорывисты, как у южан.Здесь дети знатных горожанЗнакомятся. Здесь есть невестыДля жениха в пятнадцать лет,Здесь каждый мальчуган — поэт.
Я не забуду величавойРавнины Лациума. ДолПокинул я. На Monte CavoМеня ленивый вез осел.С вязанкой хвороста навстречуШла дева. Я ли не замечуАлбанских благородных плеч?Блаженством мимолетных встречЯ прежде жил, и погибалаДуша от нежных, страстных дум…Те дни прошли… Лишь ветра шумСвистел в горах. Где ГаннибалаБыл прежде лагерь боевой,Я ехал древней мостовой.
К камням Юпитерова храмаМеня тропинка привела.Всё пусто. Под ногами прямо,Как голубые зеркала,Озера Неми и АльбаноСияли нежно из тумана;Шумели вещие дубы.Где Рима древнего судьбыРешило вышнее избранье,Теперь лишь ветра слышен свист,Засыпал камни желтый лист,И бездыханная КампаньяПростерлась с четырех сторон;Окутана в лазурный сон.></emphasis>
О, Вечный Город! ты от векаВлюбленных пилигримов цель.Здесь вырос гений человека,Здесь сладострастный РафаэльПочил в объятьях Форнарины.Здесь стены виллы ФарнезиныХранят тела его богинь.Его Олимп, как синька, синь,Как Возрожденье, всё богато.Обилен яствами обед,И боги, нимфы, Ганимед,Как розовые поросята,Раскормлены. Античный мирЗдесь нагулял изрядный жир.
Здесь утопал в роскошной негеБеглец Германии своейИ плел классических элегийВенок, с певцами древних днейВступивши в спор на лире сердца.Его благословил Проперций,Ученый муж с огнем в крови,И с триумвирами любвиПрославлен Гёте заедино.Оставил здесь глубокий следДиканьских хуторов поэт.На темной улице SistinaВ те дни была святая глушьИ реял призрак Мертвых Душ.
Люблю у Trinita de’MontiВстречать торжественный закат:Там пинии на горизонтеЧернеют у Фламинских врат,И Петр угрюмо золотится,И город темный, как гробница,Уходит в даль рядами крыш.Какая мертвенная тишь!Великий Рим! часы заката —Твои часы: твой свет зашел,Не шелохнется твой орел!Но в блеске пурпура и златаТвой похоронный балдахин,И Ватикан, и Палатин.
Иной и лучшей панорамыЯ зритель был. Моей МосквыСияли золотые храмыВ лучах весенней синевы,С них благовест летел веселый:Канун весеннего НиколыВстречала древняя Москва.Уже густа была трава,Черемуха в одежде снежнойСтояла, меж ее ветвейЖурчал незримый соловей.И образ милый, образ нежный,Цветка черемухи нежней,Сулил мне много светлых дней.
IV. НЕАПОЛЬ[216]