Собрание Стихотворений - Сергей Соловьев

IV. НЕАПОЛЬ[216]

По-русски кучер фразы сыпет…Здесь морем воздух напоен,Здесь веют Греция, Египет,Здесь о смешении племенГласит трактирчик Серапида;Здесь итальянец бойче с вида,Черней, грязнее и наглей.Ветрила дальних кораблейНесутся к Искии лиловой.В окошках — лава и коралл;В толпе базарной пестр и алНа девушке черноголовойРоскошно рдеющий платок.Здесь не Европа, а Восток.

Отель, и грязный, и пустынный,Нас принял под холодный кров.В окошко лезут апельсины…Оливковых, корявых дровУнылый угль в камине тлеет…Но море дышит, море млеет!Какою ласковостью полнПростор лазурных, южных волн.А в залах светлого музеяКакой веселой наготой,В улыбке солнца золотой,Смеется Дафнис и, робея,Прижал к устам живой тростник,Сатира пылкий ученик.

Здесь откровенней и наглееСмеются нагота и страсть,И папской скромности затеяЗдесь всякую теряет власть:Представлен фавн козлобородыйТаким, как был он от природы…Но что могу сравнить с тобой,Из гроба вырванный судьбойНетленный, дивный прах Помпеи?Какой творец создать умелВоздушный рой прозрачных телС окраской розы и лилеи?Весь этот легкий, нежный дымНеподражаем, несравним.

Мы ехали долиной чахлой,Манили Байи издали.Был серый день. Весною пахло,И розовели миндали.Дышали мы парами серыВо тьме Нероновой пещеры.Вот край, где жил Тримальхион,Здесь задавал пирушку онНеприхотливым горожанам,Здесь цвел изысканный развратВ тени восточных бань. У вратВиднелась надпись: cave canem,И собирался мелкий людОтведать крох с богатых блюд.

Где все служили богу чрева,На лодке, в буре грозовой,Суда Господнего и гневаЯвился вестник роковой.Причалил к брегу Путеола,Весь полный грозного глагола,Согбенный, хилый иудей.С толпою преданных людейОн дальше, к Риму, путь направил.В стране отравленных паров,Разврата, неги и пиров,Как тень, прошел апостол Павел,Пронзив преступные сердцаПредвестьем близкого конца.

Ужасный край! Здесь Божьей карыНа всё наложена печать:И дым бурлящий Сольфатары,И серая, глухая гладьКак бы подземного Аверна,И воды в глубине пещерной,И ложе древней жрицы Кум —Всё ужасом волнует ум.Как эта зыбкая трясинаНад морем лавы огневой,Таков удел наш роковой,И неминуема кончина.Но сей апостольский языкСынам греха казался дик.

Теперь здесь глухо и пустынно:Невдалеке от адских стран,На бреге озера Lucrino,Стоит безлюдный ресторан,Морскими устрицами славный.Здесь житель Рима своенравныйБудил уснувший аппетит.Я не таков: меня тошнитОт устриц, вспрыснутых лимоном:Одной довольно будет мне…Когда я отдал дань вполнеВину и кумским макаронам,Меня мой гид — злодей, вампир! —Лишил пятидесяти лир.

О, как был сладок путь обратный!Уж звезды южные взошли,Чуть веял ветер ароматныйОн волн, сребрившихся вдали.И, в ласковых лучах белея,Как девушка, ПарфенопеяДремала нежным сном весны.Какие к ней слетели сны,К подруге страстной, вечно-юной,Поэтов древних и царей?Не помнит ли она тех дней,Когда всю ночь звенели струныИ легкий ветер лодки нес,Увитые цепями роз?

V. СОРРЕНТО

Который раз, как пустомеля,Я детство вывожу на свет:Вот я в отеле Cocumella,Где мне исполнилось шесть лет.Тогда здесь много проще было,Беднее, но зато как мило!Был глуше апельсинный сад,Свежа, как первый виноград,Была шалунья Генриэтта,Хозяина Гарджуло дочь;Уста — как кровь, глаза — как ночьМеня уже пленяло это:Я как-то персик утаилИ Генриэтте подарил.

Она смеялась очень звонко,И я обиделся: онаМеня считала за ребенка,Ей страсть моя была смешна!Свиданья миг мне был бы дорог.А впрочем: ей теперь за сорок:Меньшой из братьев пансионТеперь содержит, да и онНе слишком молод. Вот когда быБыла у Генриэтты дочь,Такая же, как мать, точь-в-точь!Да нет такой. Один лишь слабыйВинченцо, старый метрдотель,Остался верен мне досель,

Да тот же сад, да то же море!И волны так же, как тогда,С грудями скал угрюмо споря,Не отдыхают никогда.И так же мертвые лимоныВ траве сгнивают потаенно,Распространяя аромат,И, бесконечные, висятПлоды, как слитки золотые.Низводит к морю ряд пещер:Их камень выдолблен и сер,И вторят своды их пустыеМои шаги, как в оны дни,Когда я бегал в их тени.

Мне памятна пещера эта!Она мне кажется теперьЖильем страдальца Филоктета,Куда лишь только дикий зверьЗаглядывал и, не смолкая,И день, и ночь ревела стаяБесчисленных, зеленых волн,И редко приставал к ней челн,Бегущий к Греции счастливой.Впервые здесь мой детский сонБывал взволнован и смущенМечтою страстной и стыдливой:Сорренто! средь твоих пещерВпервые мне предстал Гомер.

И к эллинскому баснословьюПрипали жадные устаС каким восторгом и любовью!Киприды нежной красотаМеня как сладко волновала!Казалось, море навевалоО ней пленительный рассказ,И лиру взял я в первый раз.Стихи без рифмы и без смыслаЯ начал няне диктовать.Молчал отец, хвалила матьС улыбкою довольно кислой…Я и тогда не унывал,Как и теперь не жду похвал.

VI. ПОМПЕЯ[217]

На целый день извозчик нанят.Как счастлив я! Уже давноМеня к себе Помпея тянет,Как тянет пьяницу вино.Полями катится коляска…Как в жизнь ворвавшаяся сказка,Покрыта пеплом и золой,Уже Помпея предо мной.Два-три отеля с рестораном,А дальше — смерть. Всё тихо вкруг.Везувий замер и потух,И над бездейственным вулканомСияет голубая твердь,Спокойно озаряя смерть.

Смотря на гидов без улыбки,Вхожу в холодный ресторан:Пиликают плаксиво скрипкиДля развлеченья англичан.Отдавши время макаронамИ везувийским благовоннымВином — подобием чернил —Заливши их, в страну могилИду, отпугивая гидов.Сначала захожу в музей,Где, в муках скорчившись, как змей,И телом всем страданье выдав,Мертвец, засыпанный золой,Лежит столетья, как живой.

Здесь всё померкло, всё ослепло,Всё искалечила судьба,Везде — зола и груды пепла,Везде — разрытые гроба.И тут же — ясность древних линий,И беломраморный триклиний,Цветник и чистый водоем.За храмом — храм, за домом — дом.Вот светлое жилище ВеттийС игровой живописью стен;Соблазном дышит древний тлен…В изяществе, во всем расцветеГреха, и юношей, и девПостиг внезапно Божий гнев.

С какой изысканностью людиЗдесь услаждали плоть свою,Весь разум изощряя в блуде.На крайней гибели краюОни всю жизнь одели в розы:Везде двусмысленные позы,Везде объятья страстных парИ рядом с храмом — лупанар.О, ядовит твой пепел смрадный,Он трупным ядом напоен,Помпея! Пляска голых жен,Лозой увитых виноградной,Нас опьяняет и теперь,В нас древний пробудился зверь.

Закройте древние могилы,Не подымайте мертвецов!Уже зараза охватилаЕвропу с четырех концов.Помпея вся могильным ядомОтравлена… а тут же, рядомС развратным домом для рабов,Белеет улица гробов.Здесь кипарисы в небе синемЧернеют, навевая мир.Помпея спит, окончив пирИ кубок выронив. ПокинемС улыбкой грустной на устахЕе прелестный, грешный прах.

VII. АССИЗИ. Терцины[218]