Собрание Стихотворений - Сергей Соловьев

III. ВОСПИТАНИЕ АХИЛЛА[208]

Кругом лишь камни дикие да звери!Осенний ветр свистит со всех сторон,Но мне с тобою весело в пещере,Кентавр Хирон.

Виется дым над мясом вепря жирным,Трещит огонь. Закутавшись в кожух,Я задремал. Кентавр, напевом лирнымПотешь мой слух.

Назавтра, в час, когда с ночною мглоюЕще не смеет спорить первый луч,Помчусь я, серн пернатою стрелоюСбивая с круч.

Люблю я лес, и девственные воды,И пенье стрел… О, если бы с тобойОстаться мне навек, чернобородыйНаставник мой!

О, Ахилл, на воле выросТы, как царственный олень,Но тебе готовит СкиросНегу, радости и лень.

Лесом вскормленный невежда,Я тебя не узнаю:Скрыла женская одеждаГрудь, окрепшую в бою.

Жаром новым, необычным,Загоревшись и зардев,Ты идешь в венке масличном,Окруженный хором дев.

И в цветах весенних луга,Пышно рдеющих, как кровь,Отдает тебе подруга,Деидамия — любовь.

Но пожди! наскучит негаИ Кипридины венцы.От Троянского, от брегаПриближаются гребцы.

Перед девою-АхилломПоразложены дары.Предпочел забавам милымОтрок бранные пиры!

Он отверг венец алмазный,Выхватил блестящий меч,И одежда неги празднойСпала с богатырских плеч.

Он вскричал: плывем под ТроюВолны вспенил быстрый струг,И рыданья вслед героюШлет толпа его подруг.

ИТАЛИЯ[209]

ВСТУПЛЕНИЕ[210]

Прекрасная! кормилицею нежнойДни детства моего вскормила ты!Как много лет, покинув север снежный,К тебе неслись желанья и мечты.Уже я вдыхаю воздух зарубежный,Покинув Альп суровые хребты;Я узнаю знакомые долины,У станции печальные маслины.

Италия, посмотрим друг на друга!Не тот же ль я, и ты, скажи, не та ль?Смывает с сердца все следы недугаТвоих холмов смеющаяся даль.Я знал всегда: прогонит солнце югаПривычную, старинную печаль.Привет вам, камни, белые дорогиИ кипарис, молитвенный и строгий.

И дикая терновая ограда,И зелень маслин, спящая в пыли,И вьющиеся лозы винограда,И ослики, бегущие вдали!Италия, — не правда ли? — ты радаМне, беглецу безжалостной земли?Прими меня, как преданного сына,О, колыбель палитры и терцина.

Уже я всю тебя ласкаю взором:Вот замки гор Ломбардии, а там,Привыкшая внимать небесным хорам,Сереет Умбрия, как Божии храм.Вот темный Рим: травой поросший форумИ Колизей, внимающий векам.Вот небеса, как пурпур златотканный,И кипарисы черные Тосканы.

Конец всему — за сумрачным Аверном,Где белая, безмолвная вода,Дыханием отравленная серным,Как будто бы уснула навсегда,И сердце бьется страхом суевернымВ предчувствии последнего суда,И виден след к таинственной пещере,Где в вечный мрак спускался Алигьери.

Италия! скажи, каким искусамНе подвергался твой священный прах,Терзаемый огнем, мечом и трусом?Но охраняет родину монах,Тот юноша, с младенцем ИисусомИ лилией цветущею в руках,И брат его, слагавший солнцу строфы,Окровавленный язвами Голгофы.

Италия, тебе вручались скиптрыЗемных судеб, ты дважды их брала:Хоть лавр увял под тяжким златом митры,Но власть твоя осталась, как была!Бессмертна ты могуществом палитрыИ мановеньем папского жезла…Дай мне забвенье лет многострадальных,В тени олив, согбенных и печальных.

I.ВЕНЕЦИЯ[211]

Лазурь и свет. Зима забыта.Канал открылся предо мной,О край прибрежного гранитаПлеща зеленою волной.Плыву лагуною пустынной.Проходят женщины с корзинойПо перекинутым мостамНад головою, здесь и там,Нависли дряхлые балконы,И пожелтевшую ступеньЛаскает влага. Реет теньИ Порции, и Дездемоны.Всё глухо и мертво теперь,И ржавая забита дверь.

Где прежних лет моряк отважныйСпускал, веселые суда,Всё спит. На мрамор, вечно влажный,Сбегает сонная вода.И, призрак славы не тревожа,Угрюмо спят чертоги дожа;Их окон черные кресты,Как мертвые глаза, пусты.А здесь блистал на шумном пиреВеликолепный, гордый дож,И укрывалась молодежьНа тайном Ponte di Sospiri;[212]И раздавался томный вздох,Где ныне плесень лишь да мох.

Венецианская лагунаКак будто умерла давно.Причалил я. В отеле LunaИ днем всё тихо и темно,Как под водой. Но солнце яркоБлестит на площади Сан Марко:И изумрудный блеск зыбей,И воркованье голубей,И, грезой дивною и дикой,Родного велелепья полн,Как сон, поднявшийся из волн,Златой и синей мозаикойСияет византийский храм…Ужели правда был я там?

Здесь, с Генуей коварной в споре,Невеста дожей вознеслаСвой трон, господствуя на мореМогучей силою весла.Здесь колыбель святой науки!Здесь Греции златые звукиВпервые преданы станкам.Здесь по роскошным потолкамБлистает нега Тинторетто.Без тонких чувств и без идей,Здесь создавалась жизнь людейИз волн и солнечного света,И несся гул ее молвыВ пустыни снежные Москвы.

Я полюбил бесповоротноТвоих старинных мастеров.Их побледневшие полотнаСияют золотом ковров,Корон, кафтанов. Полны ласкиВоздушные, сухие краскиКарпаччио. Как понял онУрсулы непорочный сон!Рука, прижатая к ланите…Невольно веришь, что досельБезбрачна брачная постель…А море, скалы Базаити!Роскошный фон Ломбардских странИ юный, нежный Иоанн.

О город мертвый, погребенный!Каналы темные твоиИ ныне кроют вздох влюбленныйИ слезы первые любви.В тебе какая скрыта чара?Давно канцона и гитараНе будят сонные мосты,Но так же всех сзываешь тыДля чистых грез и неги страстной.Твой ветер освежил мне грудь,Он шепчет мне: «забудь, забудьВиденья родины ужаснойИ вновь на лире оживиПреданья нежные любви».

II. БОРДИГЕРА[213]

И вот, Венецию покинув,Я путь направил в теплый край.Под тяжким грузом апельсиновПоникли ветви… Вот он — райСтрадальцев северной чахотки…Качаются рыбачьи лодкиНа ложе вспененных валов,И тянет парус рыболов.Мы проезжали мимо Пели,И поезд наш летел, как челн,Окно кропили брызги волн,Они играли, и кипели,И обнимали грудь земли,Смеясь в серебряной пыли.

Как долго не терял я веры,Что отдохну в твоей тиши,Отель укромный Бордигеры,Где цвел апрель моей души!Пусть хлещет дождь и даль в тумане,Твоих заветных очертанийКак не узнать? В тени садовВот группа розовых домов;Зеленые, сквозные ставниНа окнах их, как и тогда;И детства первого годаМне былью кажутся недавней,И дождь, который в крышу бьет,Мне песни старые поет.

И целый день, где роща дремлетМасличных, страждущих стволов,Внимал я песне, что подъемлетВеселье голубых валов.И эти песни НереидыСмывали горькие обиды:Я злобный север забывал,И ропот моря придавалМоим воспоминаньям крылья.Отца я видел нежный взор…Но ночь, подкравшись словно вор,Вдруг падала. Лишь ВентимильяОгнями озаряла мрак,Светясь над морем, как маяк.

Страна цветов! в мечтах влюбленныхХраню я, как заветный клад,Твоих фиалок благовонныхЧуть слышный, легкий аромат,Златовоздушные мимозы,Вдоль стен виющиеся розыИ рощи пальм по склонам гор.Их каждый год сечет топорВ священный дар, на праздник Рима.Олива, искривясь от мук,Простерла узловатый сук,В листве из голубого дыма:В ее тени ронял ХристосРосу окровавленных слез.

Здесь мой отец мечтой упорной,Забыв о настоящем зле,От жизненной юдоли чернойЛетел к своей святой земле.И пели пальмы и маслиныЕму о рае ПалестиныИ трогали его до слез.Не чаял он грядущих грозИ брату слал привет любовныйНа север, в темную Москву…А тот, во сне и наявуГорел идеею церковной,За что его равно бранилБезбожник и славянофил.

Но к делу и без отступлений!Ушел я вдаль за много миль,Ломило от ходьбы колени,На башмаках белела пыль.Но дивный вид мне придал крылья:Передо мною ВентимильяОткрылась в утренних лучах;Вещая о прошедших днях,Остатки древних бастионовГрозят соседним племенам,Хоть мох чернеет по стенам.Я вновь иду вдоль горных склонов,Границу перейти спешуИ ветром Франции дышу.

Я шаг замедлил в восхищеньеНа рубеже соседних стран:Привет тебе во имя мщенья,Привет, союзница славян!Союз наш, гордый и могучий,Уже затмил грозящей тучейМагометанскую луну.Надеясь на тебя одну,Мы православным государямПриветы царственные шлем.[214]Уже близок день: ударит гром,И мы всей силою ударимНа общего врага… он пал,И вновь на Рейне гордый Галл.

Повеял ветер с дальних мысов…Я шел вперед вдоль пышных вилл,Чернели копья кипарисовНад тихим мрамором могил.Всё влажной свежестью дышало,Кой-где долину украшалаМгла померанцевых садов.Под грузом золотых плодов,Как уголь, деревца чернели.Как сны, стояли облака;В мечтах про древние векаРазрушенные башни тлели.Мне не забыть средь снежных бурьТо утро, солнце и лазурь.

Тебе приветливое слово,Уютный пансион Joli:Как весело в твоей столовойМинуты ужина текли!Мне нравился французский повар,Кругом жужжал родной мне говор,Но я от земляков своихТаился, — было не до них.Но тертые каштаны с кремомЯ брал второй и третий раз…Иду к себе. Девятый час.Прозрачным, голубым Эдемом,Легка, бесплотна, как зефир,Ночь осенила спящий мир.И это в ноябре! У нас-то!Подумать страшно! но боюсь:Московских патриотов кастаРешит, что я теперь француз.Но всё равно: ее злословьяНе избежать, — так на здоровье!Забыт, забыт московский ад:Передо мною не Арбат,С его густым, зловонным мраком,Туманом, желтым и гнилым,Всё застилающим, как дым,С толпой, привыкшей к вечным вракам,Болтающей и в этот часО том, что Бальмонт — ловелас.

III. РИМ[215]