Покемоны и иконы - Виктор Ильич Коган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вы сказали, что вы работаете адвокатом, – спросила прокурорша. – То есть у вас юридическое образование? Как юрист вы допускаете, что какие-то слова одного человека могут быть оскорбительными для другого, а значит, быть квалифицированы по статье сто сорок восьмой Уголовного кодекса?»
«Я всё же здесь не как специалист с юридическим образованием, я пришла рассказать о своих чувствах как верующий человек. Но отвечу вам и как юрист. Следует отличать понятие «чувство» от понятия «эмоция». Чувство всегда привязано к объекту, а эмоция зависит от ситуации. Эмоции и переживания, как правило, имеют внешние проявления, они ситуативны, возникают в результате какого-то события. Например, вас случайно толкнули, и поэтому вы испугались. Если же вас будут толкать и бить постоянно, то у вас сформируется чувство страха за себя, за свою жизнь, когда вы постоянно будете находиться в таком состоянии. Понимаете, в чем разница? Или, например, если вас обозвать, скажем, страшной и некрасивой, то это вызовет у вас обиду, злость, а может вызвать и короткую истерику».
При этих словах прокуроршу как-то странно передернуло, а свидетель продолжила:
«Но такое оскорбление не затронет ваши чувства, вашу веру в то, что вы на самом деле красивая и очень привлекательная. Если же вам каждый день будут напоминать, какая вы уродина, принижать ваши достоинства по сравнению с несомненно более красивой Анджелиной Джоли или Моникой Белуччи, то рано или поздно вы впадете в депрессию. Вот тогда-то ваша вера пошатнется. Но и это, надо сказать, произойдёт только в том случае, если вы и сейчас сомневаетесь в собственной неотразимости. Понимаете?»
Прокурорша, убрала за уши тёмные волосы и поправила воротник форменной рубашки. Она заметно нервничала и смотрела только в стол. Надо сказать, что и прокурорша, и свидетель-юрист были обе молоды и даже чем-то похожи. Бывает такое, когда совершенно чужие люди схожи не только цветом волос, фигурой, но и чертами лица, а также манерами. Вероятно, мимолетом где-нибудь в толпе их можно было бы даже спутать. Криворучко с интересом наблюдала за этим поединком молодых юристов, ведь её красота давно уже увяла, и напоминанием тому служила рыжая копна на голове, словно собранная дворником в кучу опавшая листва.
«Вы меня как юриста спросили. Что ж, отвечу, – свидетель буравчиком сверлила взглядом прокуроршу. – Уголовному преследованию по сто сорок восьмой статье подлежит лицо, которое выражает неуважение к обществу, к группе лиц, в целях оскорбления чувств верующих, то есть в целях оскорбления этой самой группы лиц. Вот, например, я православная, и моё общение с Богом, моё отношение к нему исключительно индивидуальное, личное. Оно наверняка отличается от отношения других верующих. Каждый из нас по-разному понимает и принимает Бога. Но при этом у нас, у верующих, есть общие ценности, которые нас объединяют – церковь, иконы, молитвы, обряды. Так вот, например, если в церкви во время проведения литургии кто-то громко крикнет, что Бога нет, а мы, все те, кто там собрался, полные дураки и слабоумные и что всех нас следует выслать на Луну, то у каждого из нас возникнут различные эмоции по отношению к тому бедному человеку. Кто-то будет возмущен, кто-то разозлится, кто-то и вовсе не обратит внимания на его слова. Но чувства к Богу при этом у нас всех останутся прежние. Свои собственные, индивидуальные чувства. Мы как верили в Бога, так и будем продолжать в него верить, и никакие слова, даже самые низкие и ругательные, не смогут поколебать наши чувства к Нему, нашу веру в Него. А раз так, то и оскорбить такие чувства невозможно. Если же после тех грязных слов кто-то из нас разуверится в Боге, поверит в Его несуществование, если он устыдится своей веры в Него, значит, и чувств никаких по отношению к Богу у такого человека не было, и вера его была неглубока. Что же до личного оскорбления присутствующих, то кто-то действительно может и обидеться. Кого-то может и задеть брань, но только лишь потому, что этот кто-то принял такие оскорбления на свой личный счет. Он может обидеться на слова «Вы верите – поэтому вы слабоумные» по той лишь причине, что сам не ценит высоко свои умственные способности, что сам в себе сомневается. Он может оскорбиться тем, что кто-то посторонний раскрыл его тайные страхи и неуверенность в себе, нажал на его больное место. Но будет ли такая обида иметь какое-либо отношение к его вере в Бога? Очевидно, что нет. Понимаете, коллеги, о чем я?»
На несколько секунд в зале повисла пауза. Судья сидела неподвижно, лишь чуть заметно шевелились её рыжие кудри в весеннем солнечном свете, что пробивался через окно. После недолгого замешательства прокурорша всё же решила уточнить:
«Вы так и не ответили на вопрос: как следует квалифицировать оскорбления?»
«Как юрист юристу хочу вам напомнить о свободе слова и совести, которые декларированы в нашей Конституции. Каждый из нас вправе верить в кого угодно, думать о чем угодно и говорить что угодно. Но оскорблять никто никого не вправе, такие проступки я как юрист и как человек решительно осуждаю. Но вопрос ответственности за оскорбление это не вопрос, который должен рассматриваться в уголовном процессе. Если кто-то был оскорблен, он вправе обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства. В конце концов, статья есть соответствующая в Кодексе об административном правонарушении, и пусть сквернослов платит рублем за каждое сказанное бранное слово. Но лишать свободы за слова и уж тем более за мысли и высказывания недопустимо».
«Высказывания разные бывают, можно словами и к насилию призвать, и к войне», – вставила судья.
«Всё верно! Если бы этот молодой человек, – она махнула головой в мою сторону, – призывал к запрету христианства, ислама, к закрытию церквей, к убийствам монахов и прихожан, то был бы, несомненно, настоящим преступником, но судили бы его сейчас не за оскорбление совсем».
«Так ведь от оскорбления до убийства один шаг», – заключила судья.
«Ваша честь, если так рассуждать, то и ребенка, который стащил конфету со стола, тоже следует в тюрьму сажать, ведь ему до ограбления банка только дорасти осталось», – ответ был таким твердым, что даже дремавший сбоку пристав чуть было не кинулся прикрывать Криворучко своей грудью.
Свидетели толпились перед залом судебного заседания. После
