Покемоны и иконы - Виктор Ильич Коган

Это о ней мне рассказывал адвокат. Все его ходатайства о назначении повторной экспертизы или о допросе Платоновой следователем неоднократно отклонялись. У меня вообще возникло впечатление, что следствие не обращало никакого внимания на обстоятельства, на которые ссылались я и мой адвокат. Нас вообще не слышали! Как из той поговорки: «Собака лает – караван идет». Ни одна жалоба или обращение в прокуратуру тоже не помогли. Из разговоров с сокамерниками я понял, что такое отношение ко всем. Следствие с прокуратурой занимают по всем делам исключительно обвинительную позицию. Никакие аргументы в оправдание никто никогда не рассматривает.

От этого становилось реально страшно! Получалось, что любой мог быть обвинен по надуманным основаниям! И если на следствии будут «нужные» свидетели, «правильные» эксперты, то человеку останется надеяться только на то, что только на суде его могут услышать? Но такая надежда лично у меня пропала, как только начался судебный процесс. Судья Криворучко только формально удовлетворяла ходатайства адвоката о допросе свидетелей и специалистов, которые должны были быть ещё давно следователем допрошены. Ни о каком объективном расследовании и процессе речи не было. Шансы быть услышанным ускользали от нас с каждым заседанием.

Инициировал допрос адвокат, поэтому он первым и взял слово:

«Эксперты, которые давали заключение на следствии, указывают на вас как на главного эксперта-лингвиста города N».

«Ну, звания у меня такого нет, – скромно ответила Платонова, – однако я действительно являюсь руководителем бюро судебно-лингвистической экспертизы».

«Что вы можете сказать о характере высказываний в видеороликах, которые вам были переданы для дачи заключения?»

«У автора прослеживается конфликтная и порой агрессивная тональность, – поправила очки на носу эксперт. – Он демонстрирует своё мнение. Но элементы убеждения очень косвенные, неявные. Часто употребляются выражения в междометной функции, которую можно расценивать по-разному. Надо отметить, что у него язык довольно метафоричен. Поэтому его слова буквально не всегда следует понимать. Очевидно, что его цель – привлечь внимание, в данном случае к «мракобесию», как он выражается. Он пытается критиковать клириколизацию нашего общества, выступая, скорее, как публицист, высмеивая это явление. Своей речью он конструирует образ провокатора. В политике, например, такой подход часто используется. Яркий тому пример – Жириновский Владимир Вольфович».

«Скажите, а если выражения автора высмеивают какие-то явления, каких-то лиц, можно ли такой способ подачи информации назвать сатирой? И может ли сатира быть оскорбительной?» – Алексей снова обратился к эксперту.

«У сатиры и юмора, конечно, же могут быть оскорбительные черты. Оскорбить можно и простым жестом, и даже взглядом. Вопрос лишь в том, какова глубина тех чувств, которые оскорбляются, – ответила Платонова. – Например, в высказываниях в адрес Патриарха Кирилла автором, несомненно, использованы оскорбительные слова и выражения. Но только по отношению к конкретному физическому лицу. А вот по отношению к группе лиц, то есть по отношению к верующим, православным верующим, оскорбительных слов не было сказано. Додумывать что-то здесь нельзя, необходимо четко давать оценку именно словам, которые были произнесены».

К допросу подключилась прокурорша. Она спросила:

«Давайте пройдемся по роликам. Какие лингвистические признаки унижения в конкретных видеоизображениях?»

«Хорошо, давайте пройдемся. Мы должны определить не только признаки унижения, но и определить, есть ли объект унижения. Вот, например, ролик «Ловим покемонов в храме»: предметом речи в нём является ловля покемонов; группа лиц, т. е. верующие, в видеоролике не выделена и не обозначена языковыми средствами; отношение автора – он отрицательно относится к закону, запрещающему ловить покемонов в храме, высмеивает то, что в православной традиции является святым. Таким образом, поскольку нет объекта унижения, то есть группа лиц, которая четко никак в его словах не обозначена, значит, и лингвистического признака унижения этой группы тоже нет. Возьмем следующий ролик «Идеальный православный брак»: предметом речи там являются советы относительно православного брака и семейных ценностей, которые автор отрицает. Но опять же нет ни слова о группе лиц. В ролике ничего не говорится о верующих, в том числе о православных. Соответственно, если нет группы, то нет объекта унижения, а значит, нет и признака унижения этой группы (объекта). Следующий…», – хотела было продолжить Платонова, но была прервана прокуроршей.

«Ну как же? Вы хотите сказать, что, оскорбляя православные святыни, обычаи, но не оскорбляя самих православных людей, подсудимый никого при этом не оскорбил? Разве возмущенные священнослужители и прихожане не являются свидетельством таких оскорблений?» – не менее возмущенно вставила Копылова.

Платонова даже отстранилась от напористой прокурорши и невозмутимо ответила:

«Для определения лингвистических признаков унижения достаточно того, что автор произносит. Если он не обращается и не посылает обращение к кому-то конкретному, в данном случае – к группе лиц по признаку веры. То есть признака унижения нет, он не усматривается. Что касается восприятия слов автора теми, кто их услышал, то исследованием такой реакции занимается другая экспертиза – психолого-лингвистическая, которая по делу, я так понимаю, не была проведена. Именно психолог совместно с лингвистом могут определить, какое воздействие могли иметь те или иные призывы, слова на конкретных людей или группу лиц. Следствие очень часто такую экспертизу вообще не проводит».

После перерыва допрос экспертов продолжился. Надо сказать, что все эти эксперты и специалисты оказались главными в этом деле. Хотя для меня это было странным. Даже если ты и хотел кого-нибудь оскорбить, но тебя никто не услышал, не смотрел, не читал и, соответственно, никто и не мог оскорбиться, то и в этом случае, если экспертиза выявит признаки оскорбления, тебя могут признать виновным. Вот такой бред! На этот раз показания давала специалист-религиовед Чернышова. Сперва она прошлась по моей характеристике, а потом стала отвечать на вопросы, которые в основном задавал адвокат.

«Автор роликов вообще не принадлежит ни к какой конфессии, он придерживается явно нигилистической позиции, – отвечала она. – Его ролики носят исключительно информационный характер. При подготовке ответа на вопрос «Возбуждают ли видеоролики ненависть или вражду по признаку отношения к религии?» мы руководствовались Методическими указаниями по делам признания информационных материалов экстремистскими, которые определяют признаки возбуждения вражды и ненависти. К таким признакам относятся прежде всего побуждение к действиям, призывы или обоснование оправдания действий, направленных против человека в связи с его расовой, национальной, религиозной или социальной принадлежностью. К таким признакам также относится распространение идеологии ненавистнического и враждебного отношения к человеку на основе того, что он принадлежит к какой-либо группе, например, социальной или религиозной. Материалы в адрес последователей той или иной религии могут иметь негативную оценку и быть признаны возбуждающими вражду и рознь только в тех случаях, когда они предназначены для одобрительного отношения к физическим действиям, то есть