Вразумление, самосотворение и биография - Валерий Николаевич Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третьего дня Павлик Ломов зарегистрировался законным браком с Поли. Он с большим восторгом выразил свое желание стать ее спутником жизни, для всех было все очевидно, и поэтому не понадобились ни свидетели, ни очевидцы. Выдали свидетельство, и в паспорте в графе «семейное положение» отметили штампиком. Паспорт в этот же день отправился в паспортный стол за пропиской. Супруга была рада, да и он тоже: впереди – новоселье и открытие их магазина.
Приехал посланник от папы из далеких земель, хозяин по такому поводу и барашка приготовил на здоровенных шампурах. Прилетевший был среднего возраста, одетый так, что было явно видно его желание выглядеть щеголем, но лицо у него было маловыразительное, и притом злое. Было не скрыть, что Поли он давно знаком, она даже не трудилась проявлять уважение, и грубо отвечала на любой вопрос с его стороны. Про подарок было непонятно, но инструкций и нравоучений папа через него передал вдоволь. Молодого мужа в этой тусовке и не замечали, лишь повариха подбежала подложить картошки, да ткнула в бок, вроде как подбадривая. Хозяин с посланником сидели, пригнувшись голова к голове и шептались, похоже, вскоре в городе с героином дела наладятся, к удовольствию ментов, блатных и назначенных буфетчиков. Встреча прошла так себе. Молодые ушли рано. Поли взяла с собой бутылку водки и почти одна высосала ее, видимо, к этому располагал папин курьер. Она, полуодетая, вырубилась на полосатом матрасе, бормоча что-то на непонятном Паше языке, но это был не язык дикарей: так объяснялись между собой люди, веками гонимые по чьей-то злой воле из собственной страны. Они были без страны и истории, в мире, которому всегда мстили. Павлик присел на горшок, где с любовью вспомнил свою дежурную книгу, которую читал при такой парковке. Книга его всегда здесь ждала и имела название «Как закалялась сталь».
На следующий день они пошли получать посылку для Поли из Москвы. Коробка средних размеров выглядела нарядно, она была вся исписана одним, не нашим словом Gigimon. Паша горделиво ее нес, Поли сказала, что это ей прислали инструменты для работы, и совсем скоро она его с ними познакомит. Папин посланник исчез так же незаметно, как и появился, хозяин готовился к открытию магазина, а Поли оборудовала на втором этаже две жилые комнаты, которые разделял только туалет, а за фанерными стенами плакали соседские дети, гремели кастрюли и прорывались маты чем-то раздосадованных мужей. Поли все больше убеждалась, что исполнение ее профессиональных навыков в этих помещениях будет затруднительно. Надо будет что-то снимать, с толстыми бетонными стенами, затраты все равно лягут на клиентов, а муж будет трудиться за прилавком во время ее отсутствия. Поли все спланировала, она вообще была сильна планировать.
Павлушка сегодня просто шлялся по городу в надежде встретить тех, с кем учился или просто общался. Друзей у него вообще никогда не было, он не понимал, что это такое, дружба ему всегда казалась обременительным и неинтересным событием. И к нему никто не тянулся, несмотря на его заметные крупные пропорции, ибо совсем нетрудно было уяснить, что у него кислый и трусливый характер, направленный на то, чтобы упредить и угодить. Паша Ломов был парень в себе, только там, в себе, ничего не было, кроме миражей будущих побед на трудовом фронте. Кроме всего прочего, он был ленив и управляем, что сразу понравилось его избраннице. Она слепит из него что пожелает, подобной практики ей хватало. Любви она не хотела, один раз искушав это блюдо, была привита от этой хворобы. За ту любовь она мстила, еще и деньги получала. Паша так и не встретил ни одного знакомого лица, и его никто не окликнул. По худым тротуарам женщины катили коляски, они же тащили авоськи, а по дороге туда-сюда ездили на джипах те, у кого жизнь удалась, а среди тех, кто умел жить, у Павлика точно не было знакомых.
***
Открытие магазина было похоже на небольшой политический митинг, представители общественности и местных правителей договорились до того, что этот-то магазин открылся точно по причине настойчивых просьб и даже требований народа. Всем, толково выступившим, были приготовлены пакетики с апельсинами и киви, а мелкие помидорчики на веточках прикрепили к дверям, вместе с воздушными шариками, чтобы каждый мог попробовать, и их пробовали, с удовольствием раздавливая зубами немытый китайский продукт. Тут же, за уличными столиками, испили водки «Улыбка», и торговая точка отправилась в плавание в бурном море удовлетворения нужд потребителя.
Первую неделю торговлю обеспечивала свора, которая прислуживала хозяину. Поли была на стажировке, хотя в оной и не нуждалась, рядом с женой крутился и Павлушка, тоже вроде пристажировываясь. Он таскал ящики, подтирал пол, но при той холуйской службе неизменно чувствовал себя причастным к бизнесу и новой жизни, а когда ночью уже в дверь стучали, то неизменно выходил. В большинстве случаев приходили за «Улыбкой», но иногда он взвешивал помидорчиков с огурчиками. Все ладилось в его новом доме.
Чем день становился теплее, тем больше своих прелестей на улице показывала народу Поли. Все мужское население с нее неизменно торчало, точно такой больше не было. Поли была настолько смугла кожей, что даже на холодном севере выглядела креолкой из Миссисипи. Ночами, бывало, и к ней стучались, но спускался неизменно молодой и заботливый муж, а ему Поли все говорила, что впереди их ждут очень важные перемены, после которых они станут очень близки, и их семья начнет как надо зарабатывать. Павлик с волнением ждал этого дня, подозревая, что это как-то связано с той самой коробкой из Москвы. А теперь уже он как профи исполнял стриптиз перед ней, наворачивая молодой и подтянутой попкой.
Подходить в магазине к кассе Поли, конечно, не давали. Каждый вечер приезжала старуха, что постоянно толклась с хозяином, выгребала из кассы все, кроме мелочи на сдачу и размен, да и ту пересчитывала. После себя она оставляла только записи в тетрадке. Они жаждали узнать, сколько же хозяин заплатит им в конце месяца.
