Ад - Александра Маринина

– Я не знаю, от кого у меня Костик, – призналась наконец Лариса.

– То есть как?! Как это ты не знаешь? Не знаешь, с кем встречалась, с кем спала? – Люба ушам своим не верила.

– У меня тогда двое было.

– Одновременно?

– Ну да.

– Что, прямо в один день? – не поверила Люба.

– Ну да. С одним я постоянно встречалась, а с другим так, случайно вышло… Будете меня ругать? – Лариса испуганно вжала голову в плечи.

– Не буду. Ты взрослый человек, сама решаешь, с кем и когда тебе спать. Но ты записала Костику отчество «Сергеевич», значит, была уверена. Или как?

– Да никак. Нужно же было какое-то отчество записать, а Константин Сергеевич – красиво звучит.

– Понятно. Сергей – это который постоянный или случайный?

– Никакой. Я ж говорю, выбрала отчество, чтобы красиво было. Тех двоих вообще не так звали. И не нужен мне никто из них, я Костика сама выращу.

– Ну, не нужен – так не нужен, – улыбнулась Люба. – А сейчас кто-нибудь за тобой ухаживает? С кем-нибудь встречаешься?

– Ой, да вы что! – Лариса махнула рукой. – Где время взять на эти глупости? У меня же Костик на руках. Ну, подкатываются там всякие, не без этого, но вы не думайте…

– Да не думаю я ничего, – Люба погладила ее по щеке. – Просто хочу, чтобы у тебя жизнь нормально сложилась. Ты имей в виду: если возникнет ситуация… ну, ты понимаешь, о чем я, приводи к нам Костика, даже не сомневайся, мы ему всегда рады. Посидим с твоим малышом, пока ты на свидание сбегаешь. Договорились?

– Договорились, тетя Любочка, спасибо вам за заботу. Только вряд ли мне понадобится.

– Это почему же?

– Так кому баба с довеском нужна? Только так, развлечься, а я уже наразвлекалась досыта, по горло. А если по-серьезному, так никому и не надо со мной связываться. Никто не захочет.

– Ну почему же? – возразила Люба с улыбкой. – Ты красивая молодая женщина, у тебя есть квартира, у тебя хорошая зарплата для работника без высшего образования, и у тебя уже готовый ребеночек, мальчик. Уверяю тебя, охотники найдутся. Ты не ставь на себе крест, все еще будет.

На следующий день Люба использовала обеденный перерыв для того, чтобы навестить Геннадия и еще раз переговорить с врачом. Ей казалось, что врач в присутствии Ларисы сказала не все. Может быть, если в кабинете не будет близких родственников, она будет откровеннее? Любе, привыкшей к заблаговременному планированию, хотелось более отчетливо понимать перспективы и прогнозы.

Геннадия уже перевели из реанимации в обычную палату. Он лежал землисто-желтый, трезвый и злой.

– Здорово, соседка, – поприветствовал он Любу. – Утешать пришла?

– Утешать? – Люба изобразила удивление. – Зачем тебя утешать? С тобой все в порядке.

– Не свисти, – презрительно хмыкнул Геннадий. – Помру я вот-вот. От печенки одни лохмотья остались. Ты там за Ларкой пригляди, с мальцом ей помоги, не бросай девку одну.

– Да ты еще сам за ней приглядишь, когда выздоровеешь.

– Не, не выкарабкаюсь я. Всё, хана мне, соседка. Жизнь как-то по-дурацки прошла, а я и не заметил. Сначала вроде все нормально было, с Надькой жил, Ларку растили, а как на нары загремел – так все и покатилось. Сам себя загубил. Ты меня не жалей, соседка, это я только понты дешевые нагонял, когда говорил, что безвинно пострадал и за чужое отсидел. За свое я отсидел.

– Как? – удивилась Люба. – Ты же и на следствии не признался, и на суде, и все время говорил, что не виноват.

– Мало ли чего я говорил. Виноват я. Надьку убил. Не признавался, упирался до последнего – это правда. И то, что Надьку я убил, – тоже правда. Я ее прямо на мужике, суку такую, поймал. Мужичок-то, – Геннадий вдруг захихикал и тут же сморщился, наверное от боли, – хреновенький оказался, испугался, – чуть в штаны не наложил. Вскочил с дивана без порток, срам прикрывает, а сам весь трясется и лепечет что-то. Смех один! Ну, его-то я отпустил, у него передо мной вины нет, ткнул пару раз кулаком в брюхо и вышвырнул вместе с его портками в прихожую одеваться. А уж с Надькой я разобрался по совести. Как полагается. Другой вопрос, что срок мне припаяли несправедливый, за таких шлюх, как моя Надька, надо не срок давать, а медаль на грудь, потому я и считаю себя безвинно осужденным и от власти пострадавшим. Поняла?

– Поняла, – ответила Люба, едва шевеля непослушными губами.

Она не могла поверить в то, что услышала. Значит, они с Родиком не были ни в чем виноваты перед семьей Ревенко. И все их угрызения совести были напрасными. И можно было не заботиться о Татьяне Федоровне и ее внучке, не тратить на них деньги, время и душевные силы, не мучиться непреходящим чувством вины. Можно было не считать копейки и не отказывать себе в самом необходимом, оплачивая репетиторов для Ларисы и покупая ей одежду. Можно было последние восемнадцать лет прожить совершенно иначе, легче, спокойнее, благополучнее.

Любе понадобилось минут двадцать, чтобы прийти в себя и найти в себе силы поговорить врачом. Эти двадцать минут она провела в больничном коридоре, сидя на обтянутой дерматином скамейке. Дерматин в нескольких местах прорвался и свисал лоскутами, обнажая грязно-белую изнанку.

– Речь идет о днях, – произнесла врач, не отрываясь от медицинской карты, в которую она что-то записывала. – Готовьтесь к худшему. Прогноз неблагоприятный.

И столько спокойствия и усталости было в этих словах, что Люба сразу поверила: всё. Ее даже не покоробило безразличие, с которым врач произнесла свой вердикт. Врачам не безразлично, что происходит с больным. Просто они привыкли ко всему. И очень устали.

Она вернулась на работу и до самого вечера боролась с искушением немедленно поговорить с Родиславом. И останавливала себя: не нужно, это выбьет его из колеи до конца дня, а ему надо сохранять спокойствие и ясную голову для проведения встреч и переговоров. После дефолта холдинг Бегорского покачнулся, но устоял благодаря принятым заранее мерам и разработанной на случай кризиса стратегии. Правда, сильно пострадали многие контрагенты компании – торговые предприятия и оптовые фирмы, закупавшие продукты и оборудование у Бегорского, так что оборот резко упал, но не остановился окончательно. В ход пошел подготовленный и заблаговременно обеспеченный сырьем и технологией проект по изготовлению дешевых продуктов в маленьких упаковках. Цена единицы товара, таким образом, становилась совсем небольшой и не отпугивала покупателей, а вкусовые качества оставались такими же высокими, как раньше. Новый продукт пошел хорошо, и Бегорский высоко оценил эту Любину идею. В целом деятельность компании была не такой бурной, как раньше, но зато служебных забот у Родислава прибавилось: Бегорский любил работать, как он сам выражался, «на перспективу». Кризис не будет длиться вечно, рано или поздно экономика начнет снова подниматься, предпринимательская деятельность оживет, и к этому моменту надо подойти с проработанными решениями и достигнутыми договоренностями. Земля, фермерские хозяйства, собственный парк фур – рефрижераторов для доставки продукции, новые мясоперерабатывающие предприятия – все это входило в далекоидущие планы Андрея Бегорского. И всем этим должен был активно заниматься Родислав Романов, вплоть до поиска компромата на партнеров по переговорам. Андрей любил ко всему готовиться основательно, в том числе и к тому, что партнер может оказаться несговорчивым и неуступчивым.

Понимая это, Люба не рискнула затевать с Родиславом такой важный разговор в рабочее время. Вернуться он в тот день собирался поздно, около одиннадцати. Узнав, что муж ужинает в ресторане с каким-то важным гостем из Перми, Люба испытала одновременно облегчение и сожаление. Хорошо, что она сможет поесть дома одна – Леля в театре, и никто не увидит, какой пареной и вареной протертой едой она себя кормит. Но плохо, что Родик приедет из ресторана. Наверняка ему придется выпить, и, возможно, немало. Разве можно такой серьезный разговор вести на нетрезвую голову? Что же делать? Отложить до завтра? Или все-таки поговорить? К десяти вечера решение оформилось окончательно: в каком бы виде муж ни пришел, она скажет ему про признание Геннадия. Пусть уже сегодня он впервые за многие годы уснет без чувства вины.

К счастью, Родислав вернулся совсем трезвым – его важный гость оказался яростным поборником здорового образа жизни и не пил ничего, кроме минеральной воды и зеленого чая. Родиславу пришлось соответствовать.

– Так что же, выходит, все наши мучения были напрасными? – растерянно спросил он, выслушав Любу.

– Родинька…

– И денег сколько мы вколотили в эту семейку, – продолжал он, не слыша ее. – И Татьяну терпели, сцепив зубы. И с пьяным Генкой возились. А ведь можно было прожить без всего этого. Представляешь, сколько сил и здоровья мы сэкономили бы! У нас Лелька без фруктов оставалась, зато у Ларисы были репетиторы. Ну и что толку со всего этого? Все равно она чертежницей работает, учиться в институте не стала. Нет, ну это ж надо! Столько лет мучиться, а оказывается, это он убил жену. И все было правильно. И не было никакого убийцы, который благодаря мне ушел от ответственности. Тот человек на лестнице был всего лишь незадачливым любовником, которого муж застал со своей женой и с позором выгнал. Боже мой, Люба, а мы с тобой так переживали, так угрызались своей виной! Мы же себя извели этими мыслями!