Последнее поколение - Юлия Федотова

Почему-то эта невинная просьба спутника заставила Гвейрана внутренне напрячься. Какая-то в ней была странность… Не били вчера цергарда по почкам, он это сам видел. И это наигранное хлюпанье… Неужели, что-то затеял?! А с Тапри что? Сидит как на иголках, глазищи вытаращил… Значит, тоже почувствовал… Надо быть наготове…

— Ну, ладно, выходь, да поживее, — снизошёл старший конвоир, больно уж нерадостная перспектива ему открылась.

Вышел из машины, выпустил подконвойных, всех троих. Так уж пришлось: парень, которому приспичило, сидел очень неудачно — был крайним у заблокированной левой двери. А что инструкцию нарушил… Конечно, нарушил. Надо было выйти втроём, взять на прицел каждого из подопечных… Да только зачем, если они во-первых, монахи, во вторых, в наручниках?

— А… вот… — нетерпеливый монах показал ему скованные запястья. — Как же?…

— Да уж справишься как-нибудь! Тебе, поди-ка, не в «чистописание» на деньги играть! — ухмыльнулся старший.

Конвоиры в машине развязно заржали — бытовало в войсках Квандора такое непристойное зимнее развлечение, требующее от участников большой ёмкости мочевого пузыря и особой ловкости рук.

— Нет, но как же?! Я не смогу… Там тесёмочки… — монашек чуть не плакал, и всё протягивал скованные свои руки развязному конвоиру…

А дальше всё произошло очень быстро, они уже ничего не могли поделать. Слишком велика разница в боевой подготовке диверсантов-смертников из страшного «болотного трега» и сотрудников полевой полиции, чья основная задача — ловить несчастных мальчишек-дезертиров. Наручники на запястьях противника конвоира не спасли. Наоборот, лишь усилили точный, почти без замаха, боковой удар в висок. Квандорец умер мгновенно, пискнуть не успел, не то что оружие поднять. Рухнул, как подкошенный, в кислую дорожную слякоть.

— Ой, упал! — взвизгнул, подражая интонации своего впечатлительного адъютанта, «монах Геп» — Ой, ему плохо, что ли?! Помогите!

— Чёрт, что там у вас?! — сидящие спереди удара не видели, мешали спины двух других монахов, ещё не успевших вернуться в машину.

Тот, что занял водительское место, выскочил первым, без оружия. Он ещё не понимал, что происходит. За что и поплатился. Эйнер ударил его ногой с разворота, в челюсть. Полицейский отлетел на несколько шагов, упал лицом вниз. Агард Тапри прыгнул сверху, упёрся коленом в спину, сцепленными руками рванул за подбородок снизу и вбок, с силой, какую сам в себе не подозревал — должно быть, от волнения прорезалась. Раздался гадкий хруст позвонков. Тело квандорца обмякло под ним.

Уже двое полицейских были мертвы. Но тут раздались выстрелы. Это третий остервенело палил из автомата, не целясь, очередями. Он был в панике, он не пленных усмирял, и не за павших товарищей мстил — спасал свою шкуру. Куда стрелял — непонятно, просаживал обойму в белый свет, потому что между ним и взбесившимися «монахами» был бронированный корпус «торонги», и чтобы попасть по живым мишеням, требовалось, как минимум, сменить позицию. Но именно это он сделать не успел.

Цергард Эйнер плашмя нырнул между колёс «торонги», прокатился под днищем, уцепил квандорца за ноги, рванул на себя. Тяжёлая туша шлёпнулась навзничь, руки выпустили автомат, всадив последнюю очередь в небо. Обогнув «торонгу» с двух сторон, налетели Тапри и Гвейран. Первый действовал именно так, как ему и положено. А вот второй… Нигде, ни одном положении, ни в одной инструкции не написано, что автономные наблюдатели имеют право зверски — ногами — убивать объекты наблюдения! НЕВМЕШАТЕЛЬСТВО — вот кредо носителя высшего разума! Ни один из тех землян, что остались дожидаться своей участи в камере, так не поступил бы! Но он больше не был землянином! Церангар Гвейран прожил на планете дольше, чем тот же юнец Тапри, он, чёрт возьми, заслужил право считать её своей! И бороться за её будущее, на пути которого, по воле случая, встал этот тупой, трусоватый мужик! И мстить! Вся ярость, что скопилась в его душе накануне, когда на его глазах несколько часов подряд истязали близкого ему человека — после того, что им пришлось пережить вместе, он уже не мог считать спутников чужими — вырвалась на волю в тот миг. И он убил. Не первый раз в жизни — увы, приходилось ему постреливать, как на фронте без этого? Но те жертвы были безличны, он даже не знал точно, попал — не попал, он убил, или кто другой. Никакой психологии, чисто механический процесс, в котором человек — лишь придаток к оружию. На этот раз было иначе. Они были знакомы, пусть совсем недолго Он бил, глядя врагу в глаза. Он понимал, что совершил убийство — и не жалел. И всего того, что полагалось почувствовать — дурноту, дрожание рук, жалость, отчаяние — не чувствовал! Он и дальше был готов убивать! Потому что трое были мертвы — но оставался четвёртый! Где он?! Мочить гада…

Четвёртый полицейский, молодой мутант, тот самый, который вёл машину, в ней же, в машине и оставался! Сидел на переднем центральном сидении, ни во что не вмешиваясь, с невозмутимым видом наблюдал за происходящим. И только когда всё было кончено, выглянул и спросил по-арингорадски, с сильным северным акцентом:

— Ну, что-у, справв-или-ись? Я уж боялся, не придётся ль помог-хать!

— Твоими молитвами! — усмехнулся в ответ цергард, неловко вытирая лоб рукавом. — Слушай, расстегни, а?

— Давай, — охотно согласился квандорец и полез в карман за ключами от наручников.

— Н…не понял?! — от изумления еле выговорил пришелец — Вы что, знакомы?!

— Откуда?! — не сговариваясь, хором опровергли Эйнер и полицейский. — Нет, конечно!

— Тогда почему, чёрт возьми… — он не договорил, но и так было понятно.

Мутанты переглянулись, все трое.

— Ну, что скажем? — тихо предложил цергард.

— Ты что-у?! С ума сошёл?! Нельзя людям!!! — квандорец округлил блёклые глаза. — Это только для своих!!!

— Да ладно, — утешил его Эйнер. — Не переживай, ничего страшного. Он даже хуже, чем мы. Он вообще не человек.

— Как это?!! — настал черёд полицейского изумляться и не понимать. — А кто?!!

— О-о, это длинная история, — загадочно ответил цергард Федерации. — Давайте сначала, от греха, трупы утопим, потом сядем спокойно, и будем рассказывать.

К большому неудовольствию Гвейрана, процедура избавления от тел затянулась. Хотя он заранее знал, что будет именно так. И попытался предотвратить. Взвалил на плечи самого тяжёлого, потащил к краю насыпи… и услышал дружное: «Стой!!!»

— Ох, что ещё? — недовольно обернулся он, хотя прекрасно знал, что.

Ну, не могли, не в силах были коренные обитатели несчастного Церанга допустить, чтобы зря пропало столько отличной одежды! И ещё сапоги, да не простые — кожаные! Совсем новые, между прочим! Убитые их и года не относили!

— Мы уже таскали с собой ваши пожитки, — сердито напомнил Гвейран, наблюдая за процессом раздевания. Он здорово нервничал — на дороге в любой момент могли появиться посторонние. — И чем это кончилось? Топью! Мальчики, ну, честное слово, не надо нам лишнего барахла!

— Нам не надо — человеку пригодится, — резонно возразил Верховный цергард Федерации, кивнув на квандорца. Но тут же передумал. Не от жадности, конечно. Просто ему пришёл в голову новый план. — А знаете что? Давайте-ка мы в него переоденемся. Хватит разгуливать монахами, побудем немного квандорскими полицейскими. Нам это сейчас выгоднее.

— Слушаюсь! — просиял агард. Его, с детских лет привыкшего к мундиру, уже тошнило от гражданского тряпья. А тут хоть и вражеская, а всё-таки форма.

Наскоро притопив полуголые тела, занялись переодеванием. Результат получился не очень. Гвейрану чужая форма оказалась узковата в плечах и коротковата в щиколотках. Агарду Тапри — наоборот, пришлось закатывать штанины и рукава. Эйнеру по длине пришлась, вроде бы, в пору, но висела как на вешалке. Но это было ещё полбеды. Квандорец взглянул на него, чтобы оценить результат, и вдруг принялся рассматривать очень пристально. При этом он как будто не верил собственным глазам: приблизится, отойдет, опять приблизится, помотает головой, отгоняя наваждение…

— Ты чего? — забеспокоился объект его внимания. — Неужели, так плохо сидит?

— Сидит?… А-а… нет… — промямлил полицейский, и вдруг, решившись, выпалил ошеломленно: — Да ло-у-пни мои глаза, если ты не арингорадский цергард!!! Я в газете видел!!!

Некоторое время они взирали друг на друга молча. Потом Эйнер спросил пристыжено, словно речь шла о каком-то тщательно скрываемом, но всё-таки проявившемся наружу недостатке:

— Что, так заметно?

— Пока ты носил монашеское — был незаметно. А как форму надел… — квандорец развёл руками, типа, уж извини.

— Вот чёрт! Обратно, что ли, переодеваться? — разоблачённый цергард бросил полный отвращения взгляд на кучку серого монашеского тряпья, и решил. — Да, ладно! Сойдёт. Свои не выдадут, а для людей мы все на одно лицо.