Ледяной лес - Чиын Ха

– Тристан? – переспросил я, не веря своим ушам.

Крейзер кивнул.

– Как он там оказался?

– Он первым обнаружил тело и, когда мы прибыли на место, был, мягко говоря, не в себе. Если бы Антонио Баэль после всего пережитого тронулся умом, я бы понял, но почему Бельче так отреагировал, никак не возьму в толк. Маэстро пришлось даже утешать его.

– А как Баэль?

Крейзер хотел что-то сказать, но промолчал, постукивая пальцами по столу.

Спросить снова? Перед глазами мелькали образы оглушенных горем друзей, к горлу подступил ком. Я крепко стиснул зубы. Это убийство не сойдет ему с рук. Мне больше не нужны никакие доказательства. Теперь…

– Насчет Дюпре…

Я резко поднял голову. Крейзер вздрогнул от моего движения, но тут же взял себя в руки и продолжил:

– В момент убийства он находился в доме Мориса Либерто. Хозяин и его слуги подтвердили это. Он работал там с самого утра, это железное алиби.

Что?

– Невозможно! Это его рук дело!

– Господин Морфе, успокойтесь. Я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы хотите помочь другу, но лишь запутываете следствие.

– Морис и его слуги могли солгать, или у Дюпре был сообщник. Или он мог успеть убить Листа по дороге в Канон-холл.

– Господин Морфе.

Холодный тон Крейзера отрезвил меня. Капитан тяжело вздохнул.

– Я прорабатываю каждую версию. Но сильно сомневаюсь, что Дюпре может убивать на расстоянии.

Я уверен, что каким-то образом смог.

– Именно поэтому я отпускаю Хюберта. Нет ни одного свидетеля сегодняшнего убийства. Нотный лист с почерком Аллена больше не может служить доказательством его вины.

Узнав, что Хюберта освободят, я пусть и ненадолго, но почувствовал облегчение.

– Вам лучше отдохнуть. Возможно, ваше состояние вызвано не только скорбью, но и страхом за свою жизнь. Если вы опасаетесь, что станете следующей жертвой, можете оставаться здесь, под нашей охраной, и немного успокоиться. У нас, конечно, не очень комфортно, но зато безопасно. После случая с Коллопсом мы усилили наблюдение.

Лицо Крейзера было абсолютно спокойным, однако, судя по его речи, он встревожился не на шутку. Казалось, он даже беспокоился обо мне. Это было несколько странно, но не вызывало отторжения.

– Мне нужно навестить друзей, – покачал я головой в ответ на его предложение.

– Тогда не буду вас задерживать.

Крейзер встал, открыл для меня дверь и даже проводил до самого выхода, но на пороге остановил:

– Насчет вашего друга…

– Баэля?

Капитан перевел взгляд мне за спину, а затем, покачав головой, усмехнулся.

– Нет, ничего такого. В первую очередь берегите себя. Мне тоже не очень-то хочется получить пулю в лоб от вашего достопочтимого батюшки, когда я заявлюсь к нему на порог, чтобы передать вашу последнюю волю.

Я тихо рассмеялся и сел в экипаж, который предоставил мне штаб гвардии. Возница тут же тронулся с места, даже не спросив адрес. Видимо, он знал, куда меня везти.

Уже через несколько минут мы остановились около дома Листов. Вокруг стояла мертвая тишина, как будто убийца все еще бродил где-то поблизости. Я осторожно вошел. Дверь была снесена с петель, в доме царил полный беспорядок – наверное, после гвардейского обыска.

Своих друзей я нашел в той комнате, где когда-то Баэль объявил о конце своей карьеры. Антонио примостился на стуле, подперев голову рукой, волосы закрывали лицо. Тристан же… вел себя крайне странно. Вместо того чтобы быть рядом с Баэлем, утешать его, он сидел поодаль на полу, уставившись в одну точку, словно безумец. Оба застыли, будто каменные изваяния, и при моем появлении даже не пошевелились. Всем своим существом я ощущал гнетущую атмосферу и не осмелился что-либо произнести.

Окинув взглядом помещение, я заметил небольшой предмет возле ног Баэля. Рука маэстро безвольно свесилась, будто он выронил вещицу и в этот момент силы оставили его.

Стараясь не шуметь, я медленно подошел и, нагнувшись, поднял с пола книжку. Я думал, что Антонио перехватит мой жест, но он даже не шелохнулся.

В тишине комнаты шелест страниц казался оглушающим. Вскоре я понял, что передо мной личный дневник Климта Листа. Его замысловатый почерк было сложно разобрать, но глаз иногда выхватывал имена Баэля и Лиан. Вчитываться в личные записи мне показалось невежливым, и я как можно скорее пролистал дневник в надежде, что найду какую-нибудь подсказку.

«О жестокий Мотховен, ты послал мне своего сына, де Моцерто. Я благодарен тебе, но также проклинаю тебя. Он оказался демоном. Надеюсь, его дьявольская музыка не будет звучать на моих похоронах».

Каждая строчка сочилась гневом. Буквы прыгали, местами перо проткнуло бумагу.

Перевернув последнюю страницу, я взглянул на Баэля и только теперь заметил, что его бьет мелкая дрожь. Сердце будто сжала чья-то ледяная рука. Выронив дневник, я упал перед Антонио на колени.

– Баэль…

– Не смей, – холодно приказал он.

В его голосе слышались еле сдерживаемые рыдания, из-под волос блеснули заплаканные глаза. Зажмурившись, я снова позвал:

– Баэль.

– Замолчи!

Его рука вцепилась мне в горло, лицо было искажено болью, губы крепко сжаты. Лучше бы он проклинал меня, бил, но не терпел всю эту боль молча, в одиночестве.

– Здесь лишь мы втроем. Ты можешь…

Пальцы, сжимающие мое горло, разжались, и Баэль, закрыв глаза, рухнул мне на плечо. Он рыдал, крепко вцепившись в меня, словно я был его спасательным кругом.

Доводилось ли вам когда-нибудь видеть такие страдания? Слышать такой нечеловеческий вой? В тот вечер я испытал это на себе.

Рыдания Антонио выворачивали душу наизнанку, а горячие слезы, казалось, разъедали кожу. Я так и не осмелился обнять его и по-дружески успокоить.

Подняв голову, я увидел взгляд Тристана, направленный на нас. Крейзер сказал правду: он будто повредился в уме. Тристан взирал на меня широко распахнутыми потухшими глазами. Я нахмурился, когда друг внезапно пробормотал:

– Кисэ…

Я подумал, что ослышался, но Тристан повторил, уже громче:

– Кисэ по…

Из его глаз брызнули слезы.

От страха я чуть было не вскочил: он произнес ее имя. Пульс участился, перед глазами замелькали воспоминания о той ночи, наполненные страхом и муками совести.

Не осознавая, что делаю, я покачал головой, сделав вид, что не разобрал его слов. Видимо, лгать стало для меня так же естественно, как дышать. Тристан замолчал, должно быть окончательно сдавшись. А затем, отвернувшись, усмехнулся. Слезы текли по его щекам.

Я с трудом узнавал этого человека. Где ты, наш Тристан?

Но вот он поднялся и, шатаясь, побрел к выходу. Я пристально наблюдал за ним, готовый подхватить, если споткнется. Но Тристан чудом преодолел все препятствия и скрылся за дверью.

Все эти дни я переживал за себя и Баэля, но ни разу не задумался о том, через какую боль проходит мой близкий друг. Мне нечем ему помочь. Я должен остаться рядом с Баэлем, который сейчас лежал на моем плече.

Тристан – он всегда был рядом, утешал и подбадривал, а я отвернулся от друга, забыл то время, когда мы были счастливы. Притворился, что не понял его слов, его чувств и мыслей. Я решил убежать, как в тот день, когда увидел Кисэ в Ледяном лесу.

Его следовало остановить.

Если бы только я остановил его.

Давным-давно, когда еще был жив Иксе, у него был преданный ученик Монд. Основатель Эдена учил его игре на апре, инструменте, напоминающем современную арфу, но намного меньше. Монд делал блестящие успехи, виртуозно перебирая струны длинными, изящными пальцами. Чаще всего он играл для своей возлюбленной.

Имя ее забылось, но известно, что она жила в доме Иксе. Скорее всего, она была только его ученицей, поскольку любил основатель Эдена одно-единственное существо: дерево.

К сожалению, прежде чем Монд успел признаться ей в своих чувствах, девушка умерла – никто не знает отчего. Услыхав об этом, убитый горем юноша начал играть. Завороженные прекрасной мелодией жители Эдена собрались вокруг Монда. А юноша продолжал играть. Он играл четверо суток, ничего не ел и не пил, пока не упал замертво.