Торжище брака - Вера Крыжановская

— Пойдем! В этом не может быть ничего дурного, — сказала баронесса, которую забавляли внезапный румянец и видимое колебание молодой девушки. Затем она прибавила:

— Бедный мальчик! Как он будет счастлив видеть у себя идеал женщины, как он называет тебя в твое отсутствие.

— Но прежде, Вера Петровна, я хотела бы сообщить одну вещь… — и молодая девушка рассказала, каким образом она сделалась снова богатой.

Баронесса разразилась громкими восклицаниями и затем, спеша поделиться этой невероятной новостью с Магнусом, увлекла Тамару с собой.

Со странным волнением переступила молодая девушка порог квартиры великодушного человека, полюбившего ее ради нее самой и хотевшего избавить ее от нужды.

Узнав от лакея, что барон в своем кабинете, госпожа Рабен, знакомая с расположением комнат, прошла в гостиную. С необыкновенным любопытством Тамара осматривала большую комнату, роскошно меблированную и уставленную произведениями искусства. Вдруг одна картина особенно привлекла ее внимание: это был портрет Магнуса во весь рост. Молодая девушка вся погрузилась в созерцание этого блестящего офицера, так не похожего на знакомого ей бледного и спокойного ученого.

— Этот портрет он сделал для своей невесты, — прошептала баронесса.

Больной лежал на кушетке, обложенный со всех сторон подушками. Услыхав хорошо знакомые шаги своей соседки, он приподнялся, но вдруг яркий румянец залил его лицо. Он заметил Тамару, в нерешительности остановившуюся на пороге комнаты.

— Посмотрите, кого я к вам привожу, — сказала весело пожилая дама. — Но подойди же, Тамара!.. Боже, настоящие дети!.. Неужели, барон, вы были так же робки, когда носили кавалергардский мундир?

Молодая девушка быстро подошла и протянула обе руки Магнусу, который прижал их к своим губам. Барон не заметил странного сверкающего взгляда, устремленного на него Тамарой.

Как только все сели, баронесса сейчас же стала рассказывать мучившую ее новость. Страшная бледность покрыла лицо Магнуса, как только он узнал о неожиданном богатстве Тамары. С трудом подавив свое волнение, он поздравил ее. Это обстоятельство не ускользнуло от молодой девушки, но она продолжала весело болтать и юмористическим рассказом про свое посещение бала заставила до слез смеяться слушателей. Поговорив еще около часа, обе женщины простились с больным.

В тот же день было решено, что Тамара проведет два месяца у баронессы, а потом отправится в Швецию, чтобы вступить во владение наследством. Шарлотту она отпустила в Гапсаль погостить у сестры, с которой та не виделась около тридцати лет.

После переезда к баронессе для Тамары началась совершенно иная жизнь. Она сделалась центром общества, посещавшего госпожу Рабен, и молодую, красивую наследницу окружали теперь самым предупредительным вниманием. Казалось, даже сама суровая и сдержанная девушка совершенно переменилась. Она с благодарностью принимала все приглашения и была, по-видимому, в восхищении от нежности маменек, имеющих взрослых сыновей. Что же касается молодых людей, настойчиво осаждавших ее сердце и приданое, то относительно их она приняла особую насмешливую тактику, сбившую с толку баронессу. Принимая ухаживания с любезной и ободряющей улыбкой, она так искусно распределяла свою любезность, что каждый из ее обожателей льстил себя надеждой, что именно его предпочитает богатая наследница. Если же кто-нибудь из наиболее нетерпеливых отваживался сделать предложение, молодая девушка быстро выпроваживала его вон. При первых же словах любви очаровательная улыбка Тамары исчезала, в сверкающих глазах ее появлялось непередаваемое выражение, и она, казалось, забавлялась досадой людей, знавших ее бедной и не обращавших тогда на нее ни малейшего внимания.

Пфауенберг тоже со своим обычным самодовольством явился к баронессе, но на его прочувствованные поздравления молодая девушка ответила с таким нескрываемым презрением и сарказмом, что Этель Францевич сразу понял всю бесполезность своих дружеских излияний. Несмотря на внутренний гнев, ему пришлось ограничиться ролью простого знакомого.

Тем не менее он продолжал часто посещать баронессу, особенно по утрам. Однажды Тамара, войдя неожиданно в кабинет, с изумлением увидела, что госпожа Рабен сидит в кресле бледная, с закрытыми глазами. Пфауенберг, подняв руки над головой баронессы, гипнотизировал ее. Он покраснел, жилы вздулись на лбу. Этель Францевич до такой степени был поглощен своим занятием, что не заметил, как вошла молодая девушка, но, почувствовав на себе ее испытующий взгляд, быстро обернулся, и взоры их встретились. Голубые глаза Пфауенберга сверкнули злобой, но он подавил свой гнев. Сделав несколько пассов над головой баронессы, он после непродолжительного разговора уехал, отговариваясь неотложным делом.

— Боже мой! Зачем вы позволяете, Вера Петровна, этому человеку гипнотизировать вас!

— Калхас приказал делать это, чтобы облегчить мою мигрень. Я чувствую себя лучше после сеанса.

— Не думаю, чтобы этот лицемер мог помочь вам! Но что это за острый и неприятный запах?

— Это специальный аромат Калхаса, которым Пфауенберг окружает меня через посредство своего медиума. Я нахожу его очень приятным! Впрочем, ведь известно, что в своем ослеплении ты осуждаешь все, что касается бедного Этеля Францевича!

Вечером пришел адмирал, и Тамара рассказала ему случайно виденную ею утреннюю сцену.

— Я ничего не понимаю в этой сцене, так как вовсе не верю в целительную силу этого лицемера, — прибавила она.

— Почем знать? Может быть, он гипнотизер и хочет внушить Вере Петровне, чтобы она сделала его своим наследником? Баронесса богата, и у нее нет детей, — ответил, смеясь, Сергей Иванович.

Наступил конец апреля. Тамара стала поговаривать об отъезде в Швецию в начале мая, но баронесса всячески старалась убедить ее не торопиться, так как имела в виду блестящую партию для Тамары.

Новый претендент был граф Метлов, изящный молодой человек, о роскошной жизни которого говорила вся столица. Граф был красив и, казалось, очень увлекался Тамарой. Его пожилая тетка, старая подруга госпожи Рабен, делала массу авансов, умоляя Веру Петровну употребить все свое влияние, чтоб дело состоялось. Трудно себе представить гнев обеих дам, когда Тамара категорически отказала графу и осталась равнодушна ко всем убеждениям. В первый раз в жизни баронесса устроила сцену своей любимице, упрекая ее в антихристианском злопамятстве, делавшем ее несправедливой к людям. Она говорила, что гордость и богатство вскружили ей голову и что она, как и все очень разборчивые девицы, останется старой девой. Тамара с замечательным спокойствием перенесла эту бурную сцену и ответила баронессе только улыбкой и поцелуем.