Польский бунт - Екатерина Владимировна Глаголева

– В час собираться, в два отправляться, в семь-восемь быть на месте. Смотреть в оба.

Скрытность, быстрота, внезапность. Проделав триста верст из Немирова, ко второму сентября все части корпуса прибыли в Варкович и там двое суток пекли хлеб и сушили сухари, запасаясь ими на целый месяц. Потом шли сто семьдесят шесть верст до Ковеля по раскисшей от дождей дороге, увязая то в грязи, то в песке. Там соединились с летучим корпусом генерала Буксгевдена, двое суток поджидали обозы, шли свыше девяноста верст по еще худшей дороге и пятнадцатого сентября ночевали уже в Кобрине, где утром того же дня сотня казаков напала на отряд поляков в четыреста сабель и разбила его. Командиру казаков был отдан приказ в бои не ввязываться, а только задерживать неприятеля, чтобы тот никаких других частей не видал. Разбитый отряд был авангардом генерала Сераковского, который находился со своим корпусом в Бресте. Но от захваченного в плен поляка удалось узнать, что Сераковский с другими генералами, имея шестнадцать тысяч войска и три десятка орудий, идет к Крупчицам, в пятнадцати верстах от Кобрина, с намерением напасть на русских. Дав своим людям день на отдых, Суворов двинулся туда.

Осмотрев в подзорную трубу позиции поляков, Александр Васильевич мысленно сказал себе, что Сераковский не дурак и дело свое знает. Стоявший на пригорке монастырь кармелитов был защищен с трех сторон лесами и болотистой поймой речки Тростяницы, утекавшей в Мухавец; оттуда открывался превосходный обстрел, и вот они, пушки – одна, две… Пленный поляк говорил, что под началом Сераковского – сплошь отборные войска, старая коронная гвардия, хорошо выученные полки. Врал или не врал?..

Ночью Суворов отвел войска на пять верст и выстроил их в линию на более выгодной позиции. В центре встал Буксгевден с двенадцатью батальонами пехоты – лифляндских и белорусских егерей, херсонских гренадеров, азовских и рижских мушкетеров. На флангах и в резерве – кавалерия, на холме – батарея из четырнадцати орудий. У неприятеля никаких важных движений не заметно, значит, будем атаковать!

В семь часов утра построились в колонны, бодрым маршем прошли три версты до поросшего рыжей пожухлой травой берега Мухавца. Конница перебиралась на тот берег вброд, пехота и артиллерия – по мосту. В зарослях рогоза зачирикали камышовки, послышались испуганные короткие трели болотных курочек. Их голоса перекрыл грохот польских пушек.

Под обстрелом неприятельской артиллерии русские разгибались из колонн в линии, готовясь идти в атаку. Вот и русские пушки заговорили. Раскатистое «ура!» пронеслось по берегу. Первый штурм захлебнулся, но сразу начался второй. И вот уже поляки оставили небольшое укрепление перед мостом через Тростяницу, отступив под стены монастыря; в это время казаки гнали польскую конницу через деревню Перки. А в деревне Ходосы русские солдаты разбирали сараи и заборы. Доски и бревна передавали по цепочке, выстилая гати через топкий ручей. Поляки заметили угрозу; завыла, защелкала картечь, ядра взрывались в зеленой жиже, обдавая холодными брызгами… Между огнем и водой гренадеры тащили на руках пушки и лафеты. Оказавшись на том берегу, пехота построилась тупым углом и быстрым шагом двинулась вперед.

Штыки примкнуть! Урааа! Удар приняли на себя косиньеры. Бой был жестокий, отчаянный, ужасный; шли по трупам, кололи, давили, душили… Литвины дрогнули и побежали, надеясь укрыться за монастырской стеной; их догоняли казаки и рубили шашками.

Бесстрастное солнце достигло зенита, немного задержалось там и продолжило свой неизменный ход. К трем часам дня эскадроны генерала Исленьева совершили обход с юга, а конница генерала Шевича сделала большой крюк и зашла с северо-запада, дважды перейдя Мухавец и загативши его песком. Русская кавалерия оказалась в тылу у поляков.

Те мгновенно развернулись. Стрелки выстроились в две линии, чтобы стрелять с колена и с плеча, но лошади не пугались людей с ружьями и мчались прямо на них с победным ржанием, а всадники выбивали пеших пиками и рубили саблями, не давая им времени перезарядить оружие. В свое время на отработку этого маневра ушло немало сил и даже жертв, но Суворов снова оказался прав: тяжело в учении – легко в бою!

Увидев, что окружен, Сераковский отдал приказ к отступлению, оставив прикрывать его майора Рафаловича с Брестским гарнизоном и артиллерией. Поляки построились в колонну, заслоненную с обеих сторон конницей под командованием Юзефа Понятовского и Петра Красинского, и через лес двинулись на Тересполь. Казаки преследовали их верст пять, потом отстали. Было уже шесть часов пополудни…

Отдыхать долго не пришлось: ночью Сераковский повел войска под Брест. Марш длился четырнадцать часов без передышки; люди валились с ног от усталости; надо было запастись провиантом, амуницией и заменить убитых лошадей. Все подходы к городу и мост через Буг генерал загородил пушками – и вовремя: на следующее утро, на рассвете, на остатки корпуса вновь налетели русские. По воздуху, что ли, Суворов их перенес?..

Пехота Буксгевдена и драгуны, прикрывавшие обоз, построились в боевой порядок и ускоренным шагом двинулись к реке, намереваясь переправиться вброд и зайти неприятелю в тыл. Оправившись от неожиданности, поляки выстроились в три колонны и начали ретираду под прикрытием артиллерии, огрызаясь ружейными выстрелами. Тотчас понеслись стрелой адъютанты Суворова с приказами: казачьим полкам и всей коннице – атаковать! Егерским батальонам – бегом! Гренадерам – поспешать за егерями! Мушкетерам – образовать последнюю линию и тоже не плошать!

Заняв выгодную высоту за деревней Коршин, Сераковский устроил на плотине три батареи из четырех пушек каждая, а еще одну батарею спрятал в лесу, оставив при ней засаду. Две колонны продолжали отступать; третья же разворачивалась для атаки на левый фланг русских вслед за ударом конницы, которая уже вступила в бой с казаками.

При виде этих приготовлений генерал-майор Исленьев стал отдавать энергичные распоряжения кавалерийским эскадронам, чтобы разом напасть на неприятеля с обоих флангов, овладеть батареями, опрокинуть конницу и смять пехоту. Пленных не брать! С Богом!

Генерал галопом скакал впереди. Гулкий, дробный топот копыт, свист ветра в ушах – или это кровь стучится в виски? И вдруг изо рва, как из-под земли, выросла пехота и открыла огонь.

Выстрелы, конское ржание со смертной тоской, крики раненых… «За мной!» Исленьев пришпорил коня и перемахнул через ров, рубанув на ходу незадачливого стрелка. В несколько минут дно рва покрылось мертвыми телами.

В это время генерал Шевич обогнал вторую отступавшую колонну и врубился в нее на всём скаку. Третья колонна приняла влево; ее истребил Исленьев. Под Шевичем убили лошадь; Исленьев