Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку - Дэвид Кинан

заняться сексом. Мне не близка танцевальная сцена. Я воспринимал ее как нечто, возникшее для поиска секса. Мне нравилось техно, если оно выносило мозг, но это не имело особого значения. Я считал, что такая музыка слишком полагается на старый мамочкин ритм[139], как говорил Капитан Бифхарт. У техно есть досадное свойство всасывать в себя музыкальные вкусы людей, словно какая-то сраная черная дыра. Некоторые мои друзья с очень широкими музыкальными вкусами в какой-то момент стали слушать только это бум-ца-бум-ца, занудное до слез. Когда в работы Бэланса и Слизи начал просачиваться дух эйсид-хауса и рейва, я пришел в ужас! Трек „The Snow“ – пустая трата времени, звучит как допотопная танцевальная музыка, я даже не обратил бы на него внимания, если услышал бы в клубе вместе с каким-нибудь другим танцевальным дерьмом. Слава богу, влияние клубной музыки на Coil было непродолжительным, но у нас об этом были, что называется, „жаркие дебаты“. Наверное, парни считали меня унылым задротом, но я был уверен, что они превращаются в завсегдатаев диско, употребляющих столько экстази, что уже не способны отличить хорошее от плохого. В техно слишком много усредненности, мне не нравилось, что оно затягивает моих друзей, чья индивидуальность растворяется в каком-то жалком „движении“. В какой-то момент Бэланс и Слизи почувствовали то же самое, оставив танцевальную музыку и взяв более новаторский, личный курс, которого придерживаются и поныне». «Это могло быть массовым умопомрачением, – соглашается Бэланс. – Но нам казалось правильным какое-то время понаблюдать за ним».

Работа над альбомом 1991 года Love’s Secret Domain была столь напряженной, что под конец музыканты оказались в состоянии ментального коллапса. На обложке – один из лучших рисунков Стэплтона, выполненный на старой деревянной двери в Кулурте, с надписью «Из света исходит тьма». Воспоминания Слизи о записи альбома крайне туманны. «Помню, Бэланс и Стив вели безумные споры, которые могли продолжаться двое суток без перерыва на сон, о том, в каком порядке должны идти слова в песне, – рассказывает он. – К тому времени автоматика на пульте аварийно выключалась, и им приходилось начинать все заново. Настоящее безумие. Мне было еще хуже, поскольку я одновременно снимал рекламу и жил шизоидной жизнью, днем занимаясь одним делом, а ночью – другим».

Бэланс вспоминает, как ему привиделись остовы личинок, вздымающиеся словно огромные мумии. В другой день аппаратная превратилась в один из залов Британского музея, и через нее рядами промаршировали трехметровые амазонки и вавилонские цари. «Я видел, как они сидят там, касаются друг друга, беседуют, – рассказывает Бэланс. – Все отчетливо ощущали, что в рубке что-то происходит. Мы со Стивом сидели и смотрели на всех этих существ, притворяющихся богами, и Стив сказал: ну их к черту, не пойдем туда. И мы не заходили четыре дня. Помню, смотрю я на карри, а из него вылезает крот. И тут я понял, что смотрел на еду так долго, что она покрылась мшистой плесенью. Четыре дня мы боялись войти в аппаратную, потому что там сидели эти цари и дергались».

«Мы лежали в охренительном наркотическом оцепенении в соседней комнате, примыкающей к аппаратной, и да, нас действительно посещали какие-то существа, – подтверждает Троуэр. – Но при галлюцинациях фигуры и лица обычно мерцают, возникая и пропадая, а эти разрастались и заполоняли все помещение, не исчезая даже тогда, когда вы смотрели прямо на них. Через окно в студию, где Слизи сводил один из треков, друг за другом проходили цари и святые. Я видел ацтеков и викингов. Мы с Бэлансом обратили внимание, что каждый новый персонаж выглядит для нас совершенно одинаково. Мы лежали и сравнивали то, что видим, придя к выводу, что у нас произошло слияние сознаний. Эти виде́ния столь же легко поддавались проверке, как цвет автомобилей на улице средь бела дня. Вы видели фигуру, а другой описывал ее именно такой, какой она была для вас. Дело не в силе внушения: у нас было много времени, чтобы разобраться в происходящем, и оно тут ни при чем. Этот опыт расчистил мне путь к более всеобъемлющему мистическому мировоззрению после долгого периода блуждания в экзистенциальной пустоте, во время которого мой ум бесконечное число раз упирался в тупик. Сессии записи LSD и несколько мощных последующих трипов изменили мой образ мыслей».

«Я помню только, что бо́льшая часть микширования проходила ночью, – говорит Слизи. – Наше понимание технического оборудования и само оборудование развивались, творческих возможностей становилось больше. В Throbbing Gristle были только гитары и пленки, фактически мы с Крисом Картером создавали электронику с нуля. Звучание Coil же нередко зависело от того, какие были в этот момент технологии. Наиболее странные треки Current 93 таковы не только потому, что мы хотели этого, но и потому, что технологии позволили создавать звуки, которые прежде были невозможны. Конечно, на нас сильно повлияло пережитое в клубах, но гораздо больше LSD рассказывает о совсем других местах, в которые мы попадали из клубов».

Еще больше, чем наркотики, на альбом повлияла традиция английского безумия – иными словами, английский андеграунд во всем его сексуальном, культурном и художественном многообразии. На LSD Coil обратились к искусству и жизни таких визионеров и аутсайдеров, как Чарльз Симс, Дерек Джармен, Остин Осман Спейр, Джо Ортон и Уильям Блейк, включив их в свой психоделический справочник представителей потаенной английской изнанки.

«Студия находилась в Блумсбери, – объясняет Слизи, – в странном полуподвале, по дороге к которому мы проходили мимо Британского музея, так что местная традиция повлияла на многие наши песни: я имею в виду, например, фильм Ника Роуга „Представление“ или The King Singers, то есть эксцентричная английская культура, извращенная и искривленная. Этот район пропитан ею». Еще один герой LSD – английский актер Чарльз Лоутон, сыгравший в «Мятеже на „Баунти“», исполнивший роль Квазимодо в «Горбуне из Нотр-Дама», а потом снявший свой единственный фильм «Ночь охотника» (1955). Слова антагониста этого фильма, проповедника-убийцы в исполнении Роберта Митчема, появляются в «Further Back And Faster», психотическом электрогимне перемещениям во времени. «Это еще один пример английского эксцентрика, творчески преуспевающего до тех пор, пока не начинает пугать людей, – рассуждает Слизи. – Все повторяется, не так ли?» «Прежде чем умереть в Голливуде, он оказался в Уитби – городе, через который в Великобританию прибывает Дракула в романе Брэма Стокера, – говорит Бэланс. – Он поселился в пансионате с пятнадцатилетним мальчиком. Пытался жить своей жизнью. Блейк тоже очень важен для меня, но его настолько исковеркали, что он превратился в карикатуру на художника-визионера, живущего со своей женой и видящего ангелов на яблоне». Есть что-то сюрреалистическое в том, что Блейка чествуют на Променадных концертах BBC[140] – шовинистическом празднестве имперских фантазий. Заглавным треком альбома Coil вернули Блейку его истинный статус бунтаря.

«Не думаю, что эти художники исключались намеренно, – считает Слизи. – Если бы английская культура преодолела те мелкие сомнения, из-за которых она отвергает андеграундных творцов (к которым мы относим и себя), тогда возникло бы гораздо более полное принятие такого рода культуры, поскольку Британия именно такова. Сегодняшняя английская культура скучна. СМИ относятся к ней с брезгливостью и не способны совершить вместе с нами последний шаг. Если бы Британия преодолела эти колебания, ее творческий голос окреп бы, поскольку она бы приняла истины, что отстаивают эти художники. Я рассматриваю нас в русле общей английской эзотерической традиции, хотя не думаю, что у англичан есть авторские права на нее. Есть множество людей, которых мы воспринимаем как часть этого течения, например американцы вроде Берроуза. Однако англичане, на мой взгляд, больше прочих преуспели в этом. В английском обществе существуют такие эксцентрические типажи, как деревенский дурачок или чокнутый профессор, и англичане, публично разыгрывающие эти роли, не страдают от такого позора и оскорблений, которые вынуждены терпеть эксцентрики в США, например».

Продолжая дело Блейка, Coil исследует психогеографию лондонской terra incognita – тайных мест, мистических соседств и древних зданий, скрытых за новостройками. Композиции «Dark River» с LSD и «Lost Rivers Of London» c Black Light District (вторая названа по одноименной книге Николаса Бартона, посвященной рекам Флит, Тайберн, Стэмфорд-брук и Уолбрук, протекающим под Лондоном) размечают карту тайного города. «Если в Лондоне еще осталась какая-то магия, мы найдем ее, – утверждает Бэланс. – Где-то она точно есть. Это одна