Денис Давыдов (Историческая хроника) - Николай Задонский

Николай Алексеевич Задонский

Денис Давыдов

(историческая хроника)

Денис Давыдов… примечателен и как поэт, и как военный писатель, и как вообще литератор, и как воин – не только по примерной храбрости и какому-то рыцарскому одушевлению, но и по таланту военачальничества, и, наконец, он примечателен как человек, как характер. Он во всем этом знаменит, ибо во всем этом возвышается над уровнем посредственности и обыкновенности.

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая

Славы звучной и прекрасной

Два венка ты заслужил!

Знать, Суворов не напрасно

Грудь твою перекрестил…

I

В конце ноября 1792 года полковник Василий Денисович Давыдов, командир Полтавского легкоконного полка, расквартированного в селе Грушевке, близ Днепра, получил неожиданное известие: командующим войсками Екатеринославского корпуса, в состав которого входил его полк, назначался генерал-аншеф Александр Васильевич Суворов.

Новость эта полтавцами была встречена восторженно. Имя великого полководца давно уже получило широкую известность. Молниеносные суворовские марши, недавние блестящие победы при Фокшанах и Рымнике, взятие неприступного и гордого Измаила… Кого не восхищали эти славные дела, какой командир и солдат не мечтал попасть под команду Суворова! Вместе с тем все знали, как требовательно относится Суворов к службе, какими язвительными бывают его насмешки над «немогузнайками», над ленивыми и нерадивыми воинами. Назначение Суворова всех приободрило и подтянуло. В полку начались усиленные учебные занятия; командиры и солдаты понимали, как легко, допустив малейшую оплошность, можно уронить честь полка при встрече с прославленным полководцем.1

О дне этой встречи никто не знал. Корпусная квартира находилась в Херсоне. Там среди штабных офицеров у Василия Денисовича имелось немало друзей, которые всегда заранее предупреждали, когда начальство предполагает произвести очередной смотр или маневры. Теперь об этом нечего было и думать. Суворов своих намерений никому не сообщал, смотры производил неожиданно, среди войска появлялся внезапно.

– Тоже суворовская тактика, – улыбаясь, говорил Василий Денисович. – У нас никогда, кажется, столь успешно учения не проводились, как нынче.

Семейство полкового командира занимало в Грушевке обширный деревянный дом, построенный на скорую руку для императрицы Екатерины, останавливавшейся здесь несколько лет тому назад проездом в Крым.

Василий Денисович, небольшого роста, плотный мужчина с сильной проседью в густых черных волосах, славился веселым характером, остроумием и хлебосольством. Жена его, Елена Евдокимовна, бывши на пятнадцать лет моложе мужа, смотрела на него с обожанием, в походах редко с ним разлучалась. Дочь новороссийского наместника генерал-поручика Щербинина, она получила образование в одном из частных пансионов, много читала, отлично играла на клавикордах. Елена Евдокимовна, во всем уступавшая мужу, не разделяла его пристрастия к картам. Небольшие раздоры между супругами возникали чаще всего на этой почве.

Офицеры полка, среди которых были ветераны суворовских кампаний, почти каждый вечер собирались в просторном, уютно обставленном кабинете любезного командира. Разговоры между ними сводились теперь к обсуждению выигранных Суворовым сражений, к личным воспоминаниям о нем. Хозяева принимали в таких беседах живое участие. Василию Денисовичу уже приходилось служить в суворовских войсках. А Елена Евдокимовна еще девочкой встречала полководца в доме своего отца.

Но никто, пожалуй, не слушал этих рассказов с таким жадным любопытством, как кареглазый, курносый мальчик в бархатной курточке, обычно выбиравший себе местечко где-нибудь в сторонке. Мальчика звали Денисом. Он был старшим сыном Давыдовых. Ему шел девятый год.

Образ Суворова давно уже занимал воображение Дениса. А мысль о возможности в скором времени увидеть своего героя вызывала у впечатлительного мальчика даже нервную дрожь.

Познания о Суворове не ограничивались у Дениса теми рассказами, какие приходилось слушать в кабинете отца. Денис и брат его Евдоким, бывший на полтора года моложе, имели двух воспитателей. Один из них – маленький и пухленький француз Шарль Фремон – был найден и принят матерью. Другой – пожилой и степенный донской казак Филипп Михайлович Ежов – взят и приставлен к мальчикам в «дядьки» по настоянию отца. Шарль Фремон учил детей французскому языку, танцам, благородным манерам. Филипп Михайлович сопровождал мальчиков на прогулках, обучал езде на лошади, знакомил с военным делом2.

Мальчики характерами и вкусами резко друг от друга отличались. Спокойный, толстенький, медлительный в движениях Евдоким предпочитал сидеть в комнате и слушать пространные наставления француза. С пяти лет Евдоким показывал прекрасные способности к плавным менуэтам и котильонам, а ножкой шаркал, как «настоящий маркиз», по выражению мосье Шарля.

Денису никогда на одном месте не сиделось. Резвый и любознательный, он отличался хорошей памятью, быстро научился читать и писать, неплохо и танцевал, зато манеры, которым обучал мосье Шарль, явно ему не давались.

– Он способный мальчик, но у него нет терпения и выдержки, – говорил наставник Елене Евдокимовне, огорчавшейся иной раз поведением старшего сына. И многозначительно, с ревнивой ноткой в голосе добавлял: – Мне кажется, его несколько портит общество этого казака…

– Что поделаешь, вы же знаете, это непременное желание Василия Денисовича, – вздыхала мать.

– О, я понимаю, сударыня! – восклицал мосье Шарль, прикладывая к сердцу коротенькую ручку. – Нам приходится со многим мириться… Я ничего кроме не могу сказать.

Денис и в самом деле предпочитал чопорному французу своего дядьку Филиппа Михайловича. Простой донской казак, дослужившийся к пятидесяти годам до чина сотника, Ежов участвовал во многих битвах, не раз находился в войсках Потемкина, Румянцева, Суворова, знал много любопытных историй. Филипп Михайлович, кажется, первый пробудил в мальчике особый интерес к военному делу. А его рассказы о Суворове были не менее привлекательны, чем те, которые Денису часто приходилось слышать в кабинете отца. Там какой-нибудь усатый ротмистр, подробно повествуя о Кинбурнской битве или штурме Измаила, говорил о Суворове как о гениальном полководце, стратегия и тактика которого определяли успех. Филипп Михайлович неизменно останавливался на иных качествах Суворова, снискавших ему необыкновенную популярность и любовь среди солдат российской армии.