Божественная комедия - Данте Алигьери

121 Одну стопу уже во гроб поставил

       Тот, кто оплачет этот божий дом,

       Который он, имея власть, ославил,

124 Назначив сына, зачатого злом,

       С душой ещё уродливей, чем тело,

       Не по уставу пастырствовать в нём".[786]

127 Толпа настолько пробежать успела,

       Что я не знаю, смолк он или нет;

       Но эту речь душа запечатлела.

130 И тот, кто был мне помощь и совет,

       Сказал: "Смотри, как двое там, зубами

       Вцепясь в унынье, мчатся им вослед".[787]

133 "Не раньше, — крик их слышался за нами, —

       Чем истребились те, что по дну шли,

       Открылся Иордан пред их сынами.[788]

136 И те, кто утомленья не снесли,

       Когда Эней на подвиг ополчился,

       Себя бесславной жизни обрекли".[789]

139 Когда их сонм настолько удалился,

       Что видеть я его уже не мог,

       Во мне какой-то помысел родился,

142 Который много всяких новых влёк,

       И я, клонясь от одного к другому,

       Закрыв глаза, вливался в их поток,

145 И размышленье претворилось в дрёму.

ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

1 Когда разлитый в воздухе безбурном

     Зной дня слабей, чем хладная луна,

     Осиленный землёй или Сатурном,[790]

4 А геомантам, пред зарёй, видна

     Fortuna major там, где торопливо

     Восточная светлеет сторона,[791]

7 В мой сон вступила женщина: гугнива,

     С культями вместо рук, лицом желта,

     Она хромала и глядела криво.[792]

10 Я на неё смотрел; как теплота

      Живит издрогнувшее за ночь тело,

      Так и мой взгляд ей развязал уста,

13 Помог ей тотчас выпрямиться смело

      И гиблое лицо своё облечь

      В такие краски, как любовь велела.[793]

16 Как только у неё явилась речь,

      Она запела так, что я от плена

      С трудом бы мог вниманье уберечь.

19 "Я, — призрак пел, — я нежная сирена,

      Мутящая рассудок моряков,

      И голос мой для них всему замена.

22 Улисса совратил мой сладкий зов

      С его пути;[794] и тот, кто мной пленится,

      Уходит редко из моих оков".

25 Скорей, чем рот её успел закрыться,

      Святая и усердная жена[795]

      Возникла возле, чтобы той смутиться.

28 «Вергилий, о Вергилий, кто она?» —

      Её был возглас; он же, стоя рядом,

      Взирал, как эта чистая гневна.

31 Она её схватила с грозным взглядом

      И, ткань порвав, открыла ей живот;

      Меня он разбудил несносным смрадом.

34 "Я трижды звал, потом оставил счёт, —

      Сказал мой вождь, чуть я повёл очами. —

      Вставай, пора идти! Отыщем вход".

37 Я встал; уже наполнились лучами

      По всей горе священные круги;

      Мы шли с недавним солнцем за плечами.

40 Я следом направлял мои шаги,

      Изогнутый под грузом размышлений,

      Как половина мостовой дуги.

43 Вдруг раздалось: «Придите, здесь ступени», —

      И ласка в этом голосе была,

      Какой не слышно в нашей смертной сени.

46 Раскрыв, подобно лебедю, крыла,

      Так говоривший нас наверх направил,

      Туда, где в камне лестница вела.

49 Он, обмахнув нас перьями, прибавил,

      Что те, «qui lugent»,[796] счастье обрели,

      И утешенье, ждущее их, славил.

52 «Ты что склонился чуть не до земли?» —

      Так начал говорить мне мой вожатый,

      Когда мы выше ангела взошли.

55 И я: "Иду, сомненьями объятый;

      Я видел сон и жаждал бы ясней

      Понять язык его замысловатый".

58 И он: "Ты видел ведьму древних дней,

      Ту самую, о ком скорбят над нами;

      Ты видел, как разделываться с ней.[797]

61 С тебя довольно; землю бей стопами!

      Взор обрати к вабилу[798], что кружит

      Предвечный царь огромными кругами!"

64 Как сокол долго под ноги глядит,

      Потом, услышав оклик, встрепенётся

      И тянется туда, где будет сыт,

67 Так сделал я; и так, пока сечётся

      Ведущей вверх тропой громада скал,

      Всходил к уступу, где дорога вьётся.

70 Вступая в пятый круг, я увидал

      Народ, который, двинуться не смея,

      Лицом к земле поверженный, рыдал.

73 «Adhaesit pavimento anima mea!»[799] —

      Услышал я повсюду скорбный звук,

      Едва слова сквозь вздохи разумея.

76 "Избранники, чьё облегченье мук —

      И в правде, и в надежде, укажите,

      Как нам подняться в следующий круг!"

79 "Когда вы здесь меж нами не лежите,

      То, чтобы путь туда найти верней,

      Кнаруже правое плечо держите".

82 Так молвил вождь, и так среди теней

      Ему ответили; а кто ответил,

      Мой слух мне указал всего точней.

85 Я взор наставника глазами встретил;

      И он позволил, сделав бодрый знак,

      То, что в просящем облике заметил.

88 Тогда, во всём свободный, я мой шаг

      Направил ближе к месту, где скорбело

      Созданье это, и промолвил так:

91 "Дух, льющий слезы, чтобы в них созрело

      То, без чего возврата к богу нет,

      Скажи, прервав твоё святое дело:

94 Кем был ты;[800] почему у вас хребет

      Вверх обращён; и чем могу хоть мало

      Тебе помочь, живым покинув свет?"

97 "Зачем нас небо так ничком прижало,

      Ты будешь знать; но раньше scias quod

      Fui successor Petri,[801] — тень сказала. —

100 Меж Кьявери и Сьестри воды льёт

       Большой поток, и с ним одноимённый

       Высокий титул отличил мой род.[802]

103 Я свыше месяца влачил, согбенный,

       Блюдя от грязи, мантию Петра;

       Пред ней — как пух все тяжести вселенной.

106 Увы, я поздно стал на путь добра!

       Но я познал, уже как пастырь Рима,

       Что жизнь земная — лживая мара.

109 Душа, я видел, как и встарь томима,

       А выше стать в той жизни я не мог, —

       И этой восхотел неудержимо.

112 До той поры я жалок и далёк

       От бога был, неизмеримо жадный,

       И казнь, как видишь, на себя навлёк.

115 Здесь явлен образ жадности наглядный

       Вот в этих душах, что окрест лежат;

       На всей горе нет муки столь нещадной.

118 Как там подняться не хотел наш взгляд

       К высотам, устремляемый к земному,

       Так здесь возмездьем он к земле прижат.

121 Как жадность там порыв любви к благому

       Гасила в нас и не влекла к делам,[803]

       Так здесь возмездье, хоть и по-иному,

124 Стопы и руки связывает нам,

       И мы простёрты будем без движенья,

       Пока угодно правым небесам".

127 Став на колени из благоговенья,

       Я начал речь, но и по слуху он

       Заметил этот признак уваженья

130 И молвил: «Почему ты так склонён?»

       И я в ответ: "Таков ваш сан великий,

       Что совестью я, стоя, уязвлён".

133 "Брат, встань! — ответил этот дух безликий. —

       Ошибся ты: со всеми и с тобой

       Я сослужитель одного владыки.