Божественная комедия - Данте Алигьери

      В дни Мариам, вонзившей в сына клюв".[881]

31 Как перстни без камней, глазницы были;

      Кто ищет «omo» на лице людском,

      Здесь букву М прочёл бы без усилий.[882]

34 Кто, если он с причиной незнаком,

      Поверил бы, что тени чахнут тоже,

      Прельщаемые влагой и плодом?

37 Я удивлялся, как, ни с чем не схоже,

      Их страждущая плоть изморена,

      Их худобе и шелудивой коже;

40 И вот из глуби черепа одна

      В меня впилась глазами и вскричала:

      «Откуда эта милость мне дана?»

43 Её лица я не узнал сначала,

      Но в голосе я сразу угадал

      То, что в обличье навсегда пропало.

46 От этой искры ярко засиял

      Знакомый образ, встав из тьмы бесследной,

      И я черты Форезе[883] увидал.

49 "О, не гнушайся этой кожей бледной, —

      Так он просил, — и струпною корой,

      И этой плотью, мясом слишком бедной!

52 Скажи мне правду о себе, открой,

      Кто эти души, два твоих собрата;

      Не откажись поговорить со мной!"

55 "Твой мёртвый лик оплакал я когда-то, —

      Сказал я, — но сейчас он так изрыт,

      Что сердце вновь не меньшей болью сжато.

58 Молю, скажи мне, что вас так мертвит;

      Я так дивлюсь, что мне не до ответа;

      Кто полн другим, тот плохо говорит".

61 И он: "По воле вечного совета

      То древо, позади нас, в брызгах вод,

      Томительною силою одето.

64 Поющий здесь и плачущий народ,

      За то, что угождал чрезмерно чреву,

      В алчбе и в жажде к святости идёт.

67 Охоту есть и пить внушают зеву

      Пахучие плоды и водопад,

      Который растекается по древу.

70 И так не раз, пока они кружат,

      Своё терзанье обновляют тени,

      Или верней — отраду из отрад:

73 Ведь та же воля[884] шлёт их к древней сени,

      Что слала и Христа воззвать «Или!»[885],

      Когда спасла нас кровь его мучений".

76 И я ему: "С тех пор, как плен земли

      Твоя душа на лучший мир сменила,

      Ещё пять лет, Форезе, не прошли.

79 И если раньше исчерпалась сила

      В тебе грешить, чем тяжкий твой порок

      Благая боль пред богом облегчила,

82 То как же ты сюда подняться мог?

      Я ждал тебя застать на нижней грани,

      Там, где выплачивают срок за срок".[886]

85 И он мне: "Сладкую полынь страданий

      Испить так рано был я приведён

      Моею Неллой.[887] Скорбь её рыданий,

88 Её мольбы и сокрушённый стон

      Меня оттуда извлекли до срока,

      Минуя все круги, на этот склон.

91 Тем драгоценней для господня ока

      Моя вдовица, милая жена,

      Что в доблести всё больше одинока;

94 Сардинская Барбаджа[888] — та скромна

      И женской честью может похваляться

      Пред той Барбаджей,[889] где живёт она.

97 О милый брат, к чему распространяться?

      Уже я вижу тот грядущий час,

      Которого недолго дожидаться,

100 Когда с амвона огласят указ,

       Чтоб воспретить бесстыжим флорентийкам

       Разгуливать с сосцами напоказ.

103 Каким дикаркам или сарацинкам

       Духовный или светский нужен бич,

       Чтоб с голой грудью не ходить по рынкам?

106 Когда б могли беспутницы постичь,

       Что быстрый бег небес припас их краю,

       Уже им рты раскрыл бы скорбный клич;

109 Беда, — когда я верно предрекаю, —

       Их ждёт скорей, чем станет бородат

       Иной, кто спит сейчас под «баю-баю».

112 Но не таись передо мною, брат!

       Не — только я, но все, кто с нами рядом,

       Глядят туда, где свет тобой разъят".

115 Я молвил: "Если ты окинешь взглядом,

       Как ты со мной и я с тобой живал,

       Воспоминанье будет горьким ядом.

118 От жизни той меня мой вождь воззвал,

       На днях, когда над нами округлённой

       Была (и я на солнце указал)

121 Сестра того.[890] Меня он в тьме бездонной

       Провёл средь истых мёртвых, и за ним

       Я движусь, истой плотью облечённый.

124 Так я поднялся, им руководим,

       Всю эту гору огибая кружно,

       Где правят тех, кто в мире был кривым.

127 Он говорит, что мы дойдём содружно

       До высоты, где Беатриче ждёт;

       А там ему меня покинуть нужно.

130 Так говорит Вергилий, этот вот

       (Я указал); другой — та тень святая,

       Которой ради дрогнул ваш оплот,

133 Из этих царств её освобождая".

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

1 Ход не мешал речам, и речи — ходу;

     И мы вперёд спешили, как спешит

     Корабль под ветром в добрую погоду.

4 А тени, дважды мёртвые на вид,

     Провалы глаз уставив на живого,

     Являли ясно, как он их дивит.

7 Я, продолжая начатое слово,

     Сказал: "Она, быть может, к вышине

     Идёт медлительней из-за другого.

10 Но где Пиккарда,[891] — скажешь ли ты мне?

      А здесь — кого бы вспомнить полагалось

      Из тех, кто мне дивится в тишине?"

13 "Моя сестра, чьей красоте равнялась

      Её лишь благость, радостным венцом

      На высотах Олимпа[892] увенчалась".

16 Так он сказал сначала; и потом:

      "Ничье прозванье здесь не под запретом;

      Ведь каждый облик выдоен постом.

19 Вот Бонаджунта Луккский,[893] — и при этом

      Он пальцем указал, — а тот, щедрей,

      Чем прочие, расшитый тёмным цветом,[894]

22 Святую церковь звал женой своей;

      Он был из Тура; искупает гладом

      Больсенских, сваренных в вине, угрей".[895]

25 Ещё он назвал многих, шедших рядом;

      И не был недоволен ни один:

      Я никого не видел с мрачным взглядом.

28 Там грыз впустую пильский Убальдин[896]

      И Бонифаций, посохом Равенны

      Премногих пасший длинный ряд годин.[897]

31 Там был мессер Маркезе;[898] в век свой бренный

      Он мог в Форли, не иссыхая, пить,

      Но жаждой мучился ежемгновенной.

34 Как тот, кто смотрит, чтобы оценить,

      Я, посмотрев, избрал поэта Лукки,

      Который явно жаждал говорить.

37 Сквозь шёпот, имя словно бы Джентукки

      Я чуял там,[899] где сам он чуял зной

      Ниспосланной ему язвящей муки.

40 "Дух, если хочешь говорить со мной, —

      Сказал я, — сделай так, чтоб речь звучала

      И нам обоим принесла покой".

43 "Есть женщина, ещё без покрывала,[900] —

      Сказал он. — С ней отрадным ты найдёшь

      Мой город, хоть его бранят немало.

46 Ты это предсказанье унесёшь

      И, если понял шёпот мой превратно,

      Потом увидишь, что оно не ложь.[901]

49 Но ты ли тот, кто миру спел так внятно

      Песнь, чьё начало я произношу:

      «Вы, жены, те, кому любовь понятна?»

52 И я: "Когда любовью я дышу,

      То я внимателен; ей только надо

      Мне подсказать слова, и я пишу".[902]

55 И он: "Я вижу, в чём для нас преграда,

      Чем я, Гвиттон, Нотарий[903] далеки

      От нового пленительного лада.