Божественная комедия - Данте Алигьери

      Охотой на волков и как их травит

      На побережьях этих злобных вод.

61 Живое мясо на продажу ставит;

      Как старый скот, ведёт их на зарез;

      Возглавит многих и себя бесславит.

64 Сыт кровью, покидает скорбный лес[723]

      Таким, чтоб он в былой красе и силе

      Ещё тысячелетье не воскрес".[724]

67 Как тот, кому несчастье возвестили,

      В смятении меняется с лица,

      Откуда бы невзгоды ни грозили,

70 Так, выслушав пророчество слепца,

      Второй, я увидал, поник в печали,

      Когда слова воспринял до конца.

73 Речь этого и вид того рождали

      Во мне желанье знать, как их зовут;

      Мои слова как просьба прозвучали.

76 И тот же дух ответил мне и тут:

      "Ты о себе мне не сказал ни звука,

      А сам меня зовёшь на этот труд!

79 Но раз ты взыскан богом, в чём порука

      То, что ты здесь, отвечу, не тая.

      Узнай: я Гвидо, прозванный Дель Дука.

82 Так завистью пылала кровь моя,

      Что, если было хорошо другому,

      Ты видел бы, как зеленею я.

85 И вот своих семян я жну солому.

      О род людской, зачем тебя манит

      Лишь то, куда нет доступа второму?

88 А вот Риньер,[725] которым знаменит

      Дом Кальболи, где в нисходящем ряде

      Никто его достоинств не хранит.

91 И не его лишь кровь[726] теперь в разладе, —

      Меж По и Рено, морем и горой,[727] —

      С тем, что служило правде и отраде;

94 В пределах этих порослью густой

      Теснятся ядовитые растенья,

      И вырвать их нет силы никакой.

97 Где Лицио, где Гвидо ди Карпенья?

      Пьер Траверсаро и Манарди где?

      Увы, романцы, мерзость вырожденья!

100 Болонью Фабро не спасёт в беде,

       И не сыскать Фаэнце Бернардина,

       Могучий ствол на скромной борозде!

103 Тосканец, слезы льёт моя кручина,

       Когда я Гвидо Прата вспомяну

       И доблестного Д'Адзо, Уголина;

106 Тиньозо, шумной братьи старшину,

       И Траверсари, живших в блеске славы,

       И Анастаджи, громких в старину;[728]

109 Дам, рыцарей, и войны, и забавы,

       Во имя благородства и любви,

       Там, где теперь такие злые нравы!

112 О Бреттиноро, больше не живи!

       Ушёл твой славный род, и с ним в опале

       Все, у кого пылала честь в крови.[729]

115 Нет, к счастью, сыновей в Баньякавале[730];

       А Коньо — стыд, и Кастрокаро — стыд,

       Плодящим графов, хуже, чем вначале.[731]

118 Когда их демон[732] будет в прах зарыт,

       Не станет сыновей и у Пагани,

       Но это славы их не обелит.

121 О Уголин де'Фантолин, заране

       Твой дом себя от поношенья спас:

       Никто не омрачит его преданий![733]

124 Но ты иди, тосканец; мне сейчас

       Милей беседы — дать слезам излиться;

       Так душу мне измучил мой рассказ!"

127 Мы знали — шаг наш должен доноситься

       До этих душ; и, раз молчат они,

       Мы на дорогу можем положиться.

130 И вдруг на нас, когда мы шли одни,

       Нагрянул голос, мчавшийся вдоль кручи

       Быстрей перуна в грозовые дни:

133 «Меня убьёт, кто встретит!»[734] — и, летучий,

       Затих вдали, как затихает гром,

       Прорвавшийся сквозь оболочку тучи.

136 Едва наш слух успел забыть о нём,

       Раздался новый, словно повторенный

       Удар грозы, бушующей кругом:

139 «Я тень Аглавры, в камень превращённой!»[735]

       И я, правей, а не вперёд ступив,

       К наставнику прижался, устрашённый.

142 Уже был воздух снова молчалив.

       "Вот жёсткая узда, — сказал Вергилий, —

       Чтобы греховный сдерживать порыв.

145 Но вас влечёт наживка, без усилий

На удочку вас ловит супостат,

И проку нет в поводьях и вабиле.[736]

148 Вкруг вас, взывая, небеса кружат,

       Где всё, что зримо, — вечно и прекрасно,

       А вы на землю устремили взгляд;

151 И вас карает тот, кому всё ясно".

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

Круг второй (окончание). — Круг третий. — Гневные

1 Какую долю, дневный путь свершая,

     Когда к исходу близок третий час,

     Являет сфера, как дитя, живая,

4 Такую долю и теперь как раз

     Осталось солнцу опуститься косо;[737]

     Там вечер был, и полночь здесь у нас.[738]

7 Лучи нам били в середину носа,

     Затем что мы к закатной стороне

     Держали путь по выступу утёса,

10 Как вдруг я ощутил, что в очи мне

      Ударил новый блеск, струясь продольно,

      И удивился этой новизне.

13 Тогда ладони я поднёс невольно

      К моим бровям, держа их козырьком,

      Чтобы от света не было так больно.

16 Как от воды иль зеркала углом

      Отходит луч в противном направленье,

      Причём с паденьем сходствует подъем,

19 И от отвеса, в равном отдаленье,

      Уклон такой же точно он даёт,

      Что подтверждается при наблюденьи,

22 Так мне казалось, что в лицо мне бьёт

      Сиянье отражаемого света,

      И взор мой сделал быстрый поворот.

25 "Скажи, отец возлюбленный, что это

      Так неотступно мне в глаза разит,

      Всё надвигаясь?" — я спросил поэта.

28 "Не диво, что тебя ещё слепит

      Семья небес,[739] — сказал он. — К нам, в сиянье,

      Идёт посол — сказать, что путь открыт.

31 Но скоро в тяжком для тебя сверканье

      Твои глаза отраду обретут,

      Насколько услаждаться в состоянье".

34 Когда мы подошли: "Ступени тут, —

      Сказал, ликуя, вестник благодати, —

      И здесь подъем гораздо меньше крут".

37 Уже мы подымались, и "Bead

      Misericordes!"[740] пелось нам вослед

      И «Радуйся, громящий вражьи рати!»

40 Мы шли всё выше, я и мой поэт,

      Совсем одни; и я хотел, шагая,

      Услышать наставительный ответ;

43 И так ему промолвил, вопрошая:

      "Что тот слепой романец разумел,

      О «доступе другим» упоминая?"

46 И вождь: "Познав, какой грозит удел

      Позарившимся на чужие крохи,

      Он вас от слез предостеречь хотел.

49 Богатства, вас влекущие, тем плохи,

      Что, чем вас больше, тем скуднее часть,

      И зависть мехом раздувает вздохи.

52 А если бы вы устремляли страсть

      К верховной сфере,[741] беспокойство ваше

      Должно бы неминуемо отпасть.

55 Ведь там — чем больше говорящих «наше»,

      Тем большей долей каждый наделён,

      И тем любовь горит светлей и краше".

58 "Теперь я даже меньше утолён, —

      Ответил я ему, — чем был сначала,

      И большими сомненьями смущён.

61 Ведь если достоянье общим стало

      И совладельцев много, почему

      Они богаче, чем когда их мало?"

64 И он в ответ: "Ты снова дал уму

      Отвлечься в сторону земного дела

      И вместо света почерпаешь тьму.

67 Как луч бежит на световое тело,[742]

      Так нескончаемая благодать

      Спешит к любви из горнего предела,