Божественная комедия - Данте Алигьери

      Спешит к любви из горнего предела,

70 Даря ей то, что та способна взять;

      И чем сильнее пыл, в душе зажжённый,

      Тем большей славой ей дано сиять.

73 Чем больше сонм, любовью озарённый,

      Тем больше в нём благой любви горит,

      Как в зеркалах взаимно отражённой.

76 Когда моим ответом ты не сыт,

      То Беатриче все твои томленья,

      И это и другие, утолит.

79 Стремись быстрей достигнуть исцеленья

      Пяти рубцов, как истребились два,

      Изглаженные силой сокрушенья".

82 «Ты мне даруешь…» — начал я едва,

      Как следующий круг возник пред нами,

      И жадный взор мой оттеснил слова.

85 И вдруг я словно был восхищён снами,

      Как если бы восторг меня увлёк,

      И я увидел сборище во храме;

88 И женщина, переступив порог,

      С заботой материнской говорила:

      "Зачем ты это сделал нам, сынок?

91 Отцу и мне так беспокойно было

      Тебя искать!" Так молвила она,

      И первое видение уплыло.[743]

94 И вот другая, болью пронзена,

      Которую родит негодованье,

      Льёт токи слез, и речь её слышна:

97 "Раз ты властитель града, чьё названье

      Среди богов посеяло разлад[744]

      И где блистает всяческое знанье,

100 Отмсти рукам бесстыдным, Писистрат,

       Обнявшим нашу дочь!" Но был спокоен

       К ней обращённый властелином взгляд,

103 И он сказал, нимало не расстроен:

       "Чего ж тогда достоин наш злодей,

       Раз тот, кто любит нас, суда достоин?"[745]

106 Потом я видел яростных людей,

       Которые, столпившись, побивали

       Камнями юношу, крича: «Бей! Бей!»

109 А тот, давимый гибелью, чем дале,

       Тем всё бессильней поникал к земле,

       Но очи к небу двери отверзали,

112 И он молил, чтоб грешных в этом зле

       Господь всевышний гневом не коснулся,

       И зрелась кротость на его челе.[746]

115 Как только дух мой изнутри вернулся

       Ко внешней правде в должную чреду,

       Я от неложных грёз моих очнулся.

118 Вождь, увидав, что я себя веду,

       Как тот, кого внезапно разбудили,

       Сказал мне: "Что с тобой? Ты как в чаду,

121 Прошёл со мною больше полумили,

       Прикрыв глаза и шатко семеня,

       Как будто хмель иль сон тебя клонили".

124 И я: "Отец мой, выслушай меня,

       И я тебе скажу, что мне предстало,

       Суставы ног моих окостеня".

127 И он: "Хотя бы сто личин скрывало

       Твои черты, я бы до дна проник

       В рассудок твой сквозь это покрывало.

130 Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг

       Не отвращало влагу примиренья,[747]

       Которую предвечный льёт родник.

133 Я «Что с тобой?» спросил не от смятенья,

       Как тот, чьи взоры застилает мрак,

       Сказал бы рухнувшему без движенья;

136 А я спросил, чтоб укрепить твой шаг:

       Ленивых надобно будить, а сами

       Они не расшевелятся никак".

139 Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами,

       Насколько солнце позволяло им,

       Сиявшее закатными лучами;

142 А нам навстречу — нараставший дым

       Скоплялся, тёмный и подобный ночи,

       И негде было скрыться перед ним;

145 Он чистый воздух нам затмил и очи.

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

1 Во мраке Ада и в ночи, лишённой

     Своих планет и слоем облаков

     Под небом скудным плотно затемнённой,

4 Мне взоров не давил такой покров,

     Как этот дым, который всё сгущался,

     Причём и ворс нещадно был суров.

7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался;

     И спутник мой придвинулся слегка,

     Чтоб я рукой его плеча касался.[748]

10 И как слепец, держась за вожака,

      Идёт, боясь отстать и опасаясь

      Ушиба иль смертельного толчка,

13 Так, мглой густой и горькой пробираясь,

      Я шёл и новых не встречал помех,

      А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»

16 И голоса я слышал, и во всех

      Была мольба о мире и прощенье

      Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.

19 Там «Agnus Dei»[749] пелось во вступленье;

      И речи соблюдались, и напев

      Одни и те же, в полном единенье.

22 «Учитель, это духи?» — осмелев,

      Спросил я. Он в ответ: "Мы рядом с ними.

      Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".

25 "А кто же ты, идущий в нашем дыме

      И вопрошающий про нас, как те,

      Кто мерит год календами земными?"

28 Так чей-то голос молвил в темноте.

      "Ответь, — сказал учитель, — и при этом

      Дознайся, здесь ли выход к высоте".

31 И я: "О ты, что, осиянный светом,

      Взойдёшь к Творцу, ты будешь удивлён,

      Когда пройдёшь со мной, моим ответом".

34 "Пройду, насколько я идти волен;

      И если дым преградой стал меж нами,

      Нам связью будет слух", — ответил он.

37 Я начал так: "Повитый пеленами,

      Срываемыми смертью, вверх иду,

      Подземными измучен глубинами;

40 И раз угодно божьему суду,

      Чтоб я увидел горние палаты,

      Чему давно примера не найду,

43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты

      И верно ли ведёт стезя моя,

      И твой язык да будет наш вожатый".

46 "Я был ломбардец, Марко звался я;[750]

      Изведал свет и к доблести стремился,

      Куда стрела не метит уж ничья.

49 А с правильной дороги ты не сбился".

      Так он сказал, добавив: "Я прошу,

      Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".

52 И я: "Твоё желанье я свершу;

      Но у меня сомнение родилось,

      И я никак его не разрешу.

55 Возникшее, оно усугубилось

      От слов твоих, мне подтвердивших то,

      С чем здесь и там оно соединилось.

58 Как ты сказал, теперь уже никто

      Добра не носит даже и личину:

      Зло и внутри, и сверху разлито.

61 Но укажи мне, где искать причину:

      Внизу иль в небесах? Когда пойму,

      Я и другим поведать не премину".[751]

64 Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,

      И начал так, в своей о нас заботе:

      "Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.

67 Вы для всего причиной признаете

      Одно лишь небо,[752] словно все дела

      Оно вершит в своём круговороте.

70 Будь это так, то в вас бы не была

      Свободной воля, правды бы не стало

      В награде за добро, в отмщенье зла.

73 Влеченья от небес берут начало, —

      Не все; но скажем даже — все сполна, —

      Вам дан же свет, чтоб воля различала

76 Добро и зло, и ежели она

      Осилит с небом первый бой опасный,

      То, с доброй пищей, победить должна.

79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны

      И высшей силе, влившей разум в вас;

      А небеса к нему и непричастны.[753]

82 И если мир шатается сейчас,

      Причиной — вы, для тех, кто разумеет;

      Что это так, покажет мой рассказ.

85 Из рук того,[754] кто искони лелеет